Г. Матвеев - Мир приключений 1959. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов
На Панданго перед выходом из лагеря и на пути к баракам была выставлена вооруженная охрана. Люди Лео Манжелли дежурили попарно. Трагическая гибель Жуана была для них хорошим уроком.
Чтобы не взбудоражить и не поднять прежде времени уголовников, решено было вести разговоры только в бараках политических заключенных и у индейцев.
Энрико Диас, борясь с приступами лихорадки, пошел в третий барак, где больше всего водилось доносчиков и шпионов. Разбудив спящих, он сообщил о захвате парохода и спросил: кто желает вырваться на свободу? Ему казалось, что сейчас все кинутся к нему и станут допытываться, как скорее попасть на теплоход. Но оживились лишь человек семьдесят, которые поспешно начали одеваться, а остальные даже не поднялись с нар.
— Не провоцируют ли нас? — перешептывались они.
Многие не верили в удачный исход побега и решили не ввязываться в затею двух первых бараков.
— Ну, бог с вами, оставайтесь на острове! — в сердцах сказал Энрико. — Выслуживайтесь перед Коротышкой; может, вас выпустит.
— Но у пас будет к вам требование! — выкрикнул пучеглазый арестант, назвавший себя юристом. — Вы отняли у охраны оружие. Без вас уголовники начнут бесчинствовать. Они перебьют и нас, и стражников. Будет бесчестно, если вы не поделитесь с нами оружием.
— А вы его сами добудьте,— предложил Диас. — Любите чужими руками жар загребать. Прошу построиться тех, кто желает быть свободным! Только проверьте, не станут ли рядом с вами шпионы Чинча. Приглядитесь друг к другу.
Заключенные построились и после проверки вытолкнули из шеренги человека, вобравшего голову в плечи. Это был обладатель золотого зуба, осточертевший всем провокационными вопросами.
Рослый арестант, отвесив ему оплеуху, сказал:
— Оставайся с пучеглазым, будете друг друга предавать.
— Внимание! — скомандовал Энрико.— Выходите по двое и молча. Остальным оставаться в бараке. До рассвета никому не выходить! — приказал он.
То же самое происходило и в других бараках. Одна за другой выходили цепочки людей и двигались к пристани, где их ждали катера. Заключенные, выполняя приказ, шли молча, но радостный блеск глаз говорил больше слов: там, на теплоходе их ждет свобода!
* * *В помещении первого поста сошлись Мануэль, Хосе и Диас, — надо было обсудить дальнейшие действия.
— Нас уже упрекают, что мы оставляем политических на произвол уголовников, — сказал Диас. — Потом такое выдумают, что и оправдаться не сумеешь.
— Посоветуем им выйти за ограждения,— предложил Хосе. — Закроем проход, а уголовников оставим в лагере.
— Но они же выпустят стражников! — заметил Мануэль.
— Ну и пусть! Без оружия и радиостанции они нам не страшны.
Лео Манжелли привел длинноусого заключенного с нависшими бровями.
— Капитан дальнего плавания, — доложил он. — Берется вести судно куда угодно.
Видно было, что каторга прежде времени состарила некогда бравого моряка. После нескольких вопросов выяснилось, что он попал на Панданго за высмеивание в кругу знакомых распоряжений правительства «Пекиньё» и отсидел за это больше трех лет.
— Принимайте судно, — сказал Реаль. — Каким курсом пойдем, я вам скажу позже.
Кончеро привел в штаб истощенного сгорбленного старичка, державшего в руке продранную шляпу. Это был известный всем профессор.
— Насилу уговорил, — сообщил силач. — Может, он действительно профессор.
— Да, я профессор Чарльз Энгер, — подтвердил старик. — И уговаривали меня необычно. Встряхнули за ворот и спрашивают: «Сам пойдешь или нести тебя?».
— Подумаешь, за ворот взяли! — не смущался Кончеро. — Меня самого сегодня контузило. И ничего, не умер. Я, конечно, вежливо встряхнул и посоветовал помалкивать, пока не дойдем до первого поста.
— «Только пикни», говорит, — дополнил старик под невольный смех присутствующих.
— Как же иначе, если он сумасшедший? — не сдавался силач.
— А я в свою очередь решил, что стражник с ума сошел, — не без юмора сказал Энгер, вызвав новый взрыв смеха. — Господа, кто же здесь старший? — -обратился он ко всем.
Диас глазами указал ему на Реаля. Старик низко поклонился и отрекомендовался:
— Я был когда-то известным человеком, имел свою хирургическую клинику. Ее так и звали: Клиника профессора Энгера.
— Профессор, а вы не припомните, кто бы мог сказать такую фразу: «Сквозь тьму надвигающейся на человечество ночи я вижу свет»? — неожиданно спросил Хосе.
— «Он идет с востока, озаряя страдающий мир», — закончил удивленный старик. — Откуда эти слова известны вам? Я сказал их тогда… на конференции. Потом они потребовали, чтобы я отказался, написал письмо в газеты. Они часто били меня по голове резиновыми палками.
В комнате стало тихо.
— Средневековые инквизиторы принудили великого Галилея отречься от своего учения. Он был слаб и стар, господа, и подчинился, — продолжал говорить профессор. — Но земной шар ведь все равно верти гея!
— За слова правды мракобесы сослали вас на каторгу, — сказал Реаль. — Л мы, коммунисты, освобождаем вас и приветствуем как честного ученого!
Когда Энгер понял, для чего его сюда привел Кончеро, слезы потекли по его впалым щекам. Борясь с волнением, он пояснил:
— Это слезы радости не за себя, нет! Я радуюсь за несчастную родину, за все человечество. На свете существуют мужественные люди, которые не позволят торжествовать реакции. Да, господа, я преклоняюсь перед вами. — И седой человек, по-старомодному шаркнув, склонил голову в торжественном поклоне.
Люди, не привыкшие к благодарности, смущенно опустили глаза; они не считали себя героями.
Реаль, поручив Жану позаботиться о старике, отравил их на корабль вместе с капитаном дальнего плавания. Часы на стене пробили три звонких удара; приближался рассвет. Надо было расставаться с островом Панданго.
Штаб восставших вновь отправил посыльных в бараки с предложением ко всем, не желающим оставаться с уголовниками в лагере, выйти за пределы электропояса. На размышления давались пятнадцать минут, после чего проход через электропояс закрывался.
Минут через десять послышался стук деревянных подошв: «клюк-клек-кляк». За электропояс выходили люди, опасливо озирающиеся по сторонам. Вид повешенного Альвареца пугал их; они шарахались в сторону от пристани и собирались на берегу небольшими группами.
— Вот до чего дошли! — с презрением сказал Дпас. — Даже свободы боятся. А вдруг просчитаются, если убегут? Авось Коротышка смилостивится и простит их. Трусы презренные!
— Все вышли? — спросил Реаль.
— Так точно. Из политических в бараках как будто никого не осталось, — доложил Лео Манжелли и тихо добавил: — Тут какой-то уголовник требует, чтобы немедленно подошли к нему для переговоров.
— Кто такой?
— Тот, что без руки.
— Пусть остается. На свободе таким делать нечего. Гангстеров и без него хватает. Выводите своих часовых. Через три минуты проход закроем.
Диас отошел к пристани. Поднятая секция электропояса медленно опустилась, и проход закрылся.
— Всем, кто борется за свободу, перейти на катера! — скомандовал Реаль.
Вместе с часовыми Лео Манжелли, спешившими покинуть берег, человек десять отделились от групп, стоявших на берегу, и устремллись к отходящим катерам.
— Поднять трапы! — вскоре раздалась команда.
Заработали винты. Взбурлив воду, оба катера одновременно отошли от пристани и направились к темневшему на рейде судну.
Глава девятнадцатая ВЫЗОВ НЕ СОСТОИТСЯ
Погруженный во мглу остров медленно таял, как бы растворялся в белесоватом тумане, поднимавшемся над океаном. Все дальше и дальше уходил блекнущий луч вращающегося маяка.
Более семисот каторжников застыли в торжественном молчании. Они прощались с опостылевшим островом, с кошмарами дней и ночей, пережитых на нем.
Людям все еще не верилось, что желаемое свершилось, что они уже свободны и скоро увидятся с родными и любимыми. Многих тревожила мысль: «Каким-то будет новый день? Что предпримут враги? Они, конечно, постараются не выпустить на берег. Скоро появятся самолеты, выйдут миноносцы и помчатся по дорогам машины с полицейскими. Неужели придется умирать в море? Впрочем, что бы ни случилось, — впереди свобода!»
Появилось желание петь. Кто-то затянул «Бандера роха» — песню о красном знамени, будившую воспоминания о героической борьбе свободных испанцев.
«Вместе с рабочим, крестьянин, шагай,
С песней иди на врага.
Мы от фашистов очистим свой дом,
Вражьи отряды с дороги сметем».
Когда песня стихла, с капитанскою мостика в рупор послышалось:
— Компанейрос! Прошу всех покинуть верхнюю палубу. Отдыхайте, пока есть время. Новый день будет трудным. На вахте остаются лишь назначенные.
