Дмитрий Красько - Хозяин
— И что? — спросил летеха. И вдруг, набрав полные легкие воздуха, проорал: — А ну пошел отсюда! — после чего добавил спокойным, даже слегка скучающим тоном: — Понабежали здесь. Любопытные…
Я быстро огляделся. Его вопль, вопреки ожиданиям, всеобщего внимания не привлек. Не до того людям было. Да и то сказать — обстановка нервозная. Авария, убийство… Подумаешь, нервы у кого-то сдали, на крик сорвался. Обычное дело.
Бессовестно пользуясь всеобщим безразличием, я аккуратно взял лейтенанта за отвороты форменного кителя и рывком подтянул к себе. Он оказался на полголовы ниже, и мне пришлось шипеть куда-то в район его лба. Получилось весьма впечатляюще.
— Ты что, цыпа, проблем захотел? — издалека начал я. — Или ты забыл, из чьей кормушки кушаешь? Или думаешь, что меня мундир твой остановит? Да ни хрена подобного. Я дурной, понял? У меня даже справка есть.
Лейтенантский лоб покраснел. Наверное, покраснел и весь лейтенант. Он сделал шаг назад и осторожно отцепил мои пальцы от кителя. И я понял, что этот раунд выиграл. Нокаутом. Мент, говорю, был совсем молодой. Наверное, он только-только выбрался за стены училища и еще не знал, кто из чьей кормушки кушает и тому подобные тонкости этой запутанной жизни. Наверняка он знал одно — что в лицо не хочет. А то, что я, при моем нынешнем состоянии первобытнообщинного аффекта был способен устроить ему это милое развлечение, лейтенант, видимо, не сомневался. Вселенский по своим масштабам блеф удался на славу.
— Ну… — неуверенно проговорил мент, — только из-за того, что вы его коллега… Можно сказать, друг…
Чтобы подбодрить парня, я вытащил две купюры, и, не вникая в их содержание, переместил оные в нагрудный ментовский карман. Добавив на словах:
— Лучший друг.
— Тем более, — на порядок увереннее сказал тот. — К тому же мы — автоинспекция и убийствами не занимаемся.
— Золотые слова, — похвалил я и уже беспрепятственно просочился мимо. По пути с грустью подумав, что вот так примерно и происходит совращение несовершеннолетних, ментов, чиновников и прочих категорий граждан с неустойчивой психикой. И я, выходит, этому по мере сил содействую. Нехорошо, Михаил Семенович. Ай, как нехорошо! Мне внезапно стало стыдно. За все. За бутылку водки, выпитую три дня назад. За все нарушенные ПДД. За совращенную душу юного летехи, которой теперь прямая дорога в ад. И я тут же дал себе зарок, что в следующей жизни переквалифицируюсь в праведники. На чем и успокоился.
Бэк, пока суть да дело, наскреб в себе еще немного сил, перевернулся на спину и теперь лежал, глядя в небо немигающим взглядом. Со стороны одной из «скорых» в его сторону примеривались бежать два типа в белых халатах и с носилками. Видимо, санитары. Их нервно подбадривал еще один обладатель халата, оснащенный вместо носилок кофром. Очевидно, доктор.
— Бэк! Ты как? — спросил я, присев на корточки рядом.
Он повернул голову и теперь смотрел на меня все тем же немигающим взглядом. Я, было дело, усомнился — узнал ли? Но, оказалось, он просто вникал в смысл сказанного. Когда же смысл вопроса дошел до него, растянул губы в улыбке и неожиданно внятно проговорил:
— Для умирающего — нормально. На удивление. Я этого мудилу завалил?
— Похоже на то.
— Мастерство не пропьешь! — он с весьма довольным видом продублировал мою мысль. — Это Кара работа, Мишок. Его шестерка. Прямо на меня выскочил… Обидно, друг! Я в этот раз ни одного правила не нарушил, елы-палы! Он со встречки на меня полез. Что с клиентами?
— Девчонка жива.
— А батя ейный?
Я обернулся в сторону «скорой». Второе тело, которой только что извлекли из машины, лежало рядом с каретой, полностью накрытое простыней.
— Хана ему.
— Жалко.
— Ты, Бэк, извини, если сможешь. Это были мои проблемы.
Он закашлялся, отвернул голову в сторону и сплюнул кровь на асфальт. Потом сказал:
— Не пори ерунды. Ты думаешь, это моя первая терка с Эдиком? Я же тебе говорил — у меня с ним давно несрастухи прут. Все к этому шло. Все. А тут он еще откуда-то узнал, что это я Маленького Борю кончил. Понимаешь? Так что разговора с ним у меня не получилось. У себя-то он зассал разборки устраивать. Шестерку вот подослал. Так что и ты, Мишок, поосторожнее. Охотиться на тебя будут. Всерьез и по-настоящему.
— Да я за четыре часа привык уже.
Бэк не ответил. Предыдущая длинная речь утомила его, и теперь он отдыхал, снова уставившись в небо. К тому же наконец приползли санитары. Один из них взял меня за плечо и оттолкнул в сторону. Грубо и незатейливо. Я потерял равновесие, но успел опереться на руку и не упал. Изрядно разозлившись, вскочил и зло вытаращился на подошедшего, намереваясь что-нибудь сказать. Или даже сделать.
— Отойди! — сказал санитар.
— Ему волноваться сейчас нельзя! — встрял из-за его спины доктор.
— А никому волноваться нельзя, — я исподлобья оглядел их. Санитар, видимо, понял, что дело пахнет керосином, а потому поспешил загладить предыдущую бестактность, сообщив извиняющимся тоном:
— Нам на носилки его перегрузить надо.
Я раздумал затевать скандал. Он был прав. А что толкнул — так это все от нервов.
Бэка переложили на носилки и прикрыли простыней. Потом подняли и понесли к «скорой». Рядом семенил доктор. Я попытался пристроиться с другой стороны, но он вытянул в мою сторону руку и возмущенно пискнул:
— Куда вы? Я же сказал — нельзя!
— Не говорил ты ничего подобного, — возразил я.
— Уйди на хрен, медик! — поддержал меня и Бэк. — Надоел, в натуре. Хоть одна знакомая харя перед смертью.
— Слышал, да? — я выпятил челюсть в сторону доктора. Тот махнул на меня рукой — мол, делайте, что хотите — и дальше семенил уже молча. Я перевел взгляд на Бэка. — Ты, Бэк, погоди умирать. Медицина сейчас из говна конфетки лепит.
— Из такого говна уже ничего не слепишь, Мишок, — усмехнулся Бэк посеревшими губами. — Ты мое тело пощупай. У меня только руки действуют. Ниже пояса — желе. Я, когда полз, чувствовал, как оно за мной по земле переливается. Как у осьминога. Противно. — Он помолчал, потом добавил: — А Кар на Свердлова, 79 живет, Мишок. Ты этот адресок подальше объезжай. Береженого бог бережет. Черт, а подыхать-то как не хочется!
— Перестань, — сказал я. — Ты пока в порядке. Видишь, даже в сознании. Даже разговаривать можешь.
— Прикольно, — Бэк обращался уже не ко мне. Он снова задумчиво таращился в небо. — Чувствую, что внутри все перемолото, а боли нет.
— Болевой шок, — подсказал доктор. — Это случается. Когда слишком большой поток боли, мозг просто отказывается ее воспринимать. Так бывает. Это болевой шок.
— Болевой шок, да, — Бэк усмехнулся и снова посмотрел на меня. — Как раз то, что мне сейчас нужно. Я все-таки везучий, да, Мишок?
И умер. Не выгибал спину, не издавал предсмертных хрипов, не пускал струю крови изо рта. Просто опал, как опадает пивная пена в бокале. Только мгновенно. И все.
— Готов кондитер, — прокомментировал санитар, шедший замыкающим. Доктор на ходу натянул простыню на лицо Бэка. А я остался стоять на месте. Бежать за носилками больше было уже незачем.
Ко мне подкрался тот самый молодой лейтенант, которого я совсем недавно посредством взятки лишил невинности, и сочувственно вытянул губы трубочкой.
— Да, — сказал он. — Жизнь.
— Смерть, — зло бросил я, развернулся на пятках и направился к машине. Я вовсе не имел в виду еще раз оскорбить молодого мента. Просто бесило лицемерие. Какое право имел он, желторотый, вытягивать губы трубочкой и бормотать что-то о жизни, в которой он еще совсем не разбирался?
Но мент решил, что так просто не даст мне отделаться от него. Догнал и схватил за локоть.
— Стойте! Вы куда?
— Поеду работу работать, — я даже не стал останавливаться. Высвободил руку и продолжил движение. — Или поеду напьюсь. Не знаю. Решу, пока ехать буду.
— Но вы свидетель! — плаксиво сообщил лейтенант.
— Свидетель чего? Я видел, как Бэк умер, а самой аварии я не видел. Я позже подъехал. Так что до свидания.
И уселся в машину. А мент остался стоять, лупая на меня своими голубыми, наивными, как у ребенка, глазами.
7
И где бы, вы думали, я находился через десять минут после этого? А напротив особняка на Свердлова, 79. Через дорогу от него. Бэк сказал, что не стоит светиться у этого дома. Но это сказал Бэк. У меня же было свое мнение по поводу данного адреса. И была причина появиться здесь. Причина нарисовалась аккурат в тот момент, как душа Бэка покинула его тело.
Я жаждал общения. Причем, не абы с кем, — на сей счет я парнишка привередливый, — но с гражданином Зеву, как бы глупо не звучала его фамилия. Я был зол, и во мне кипела ярость. Кипяток бил в голову и мешал думать. Я даже больше скажу — думать я не пытался вообще. А зачем, если мысль в голове уже оформилась? Она была одинока и по этой причине предельно ясна. Я хотел поскорее повидаться с тварью, которая угробила моего друга.
