Сергей Самаров - Оплавленный орден
– Мне пока не дало… – недовольно сказал майор.
– Потому что у вас мало фактов. У нас их тоже мало, но больше, чем у вас. И мы имеем возможность связать какие-то концы нитей, если они оборваны для следствия.
– Да бога ради, – наконец согласился Луценко, как рукой махнул. – Когда приехал майор Чередниченко, мы стали обсуждать возможные совместные действия против бандитов. В подробностях. Даже прикидывали время, которое понадобится капитану Стручкявичусу, чтобы добраться до «пожарки». И какими силами он имеет возможность выступить, чтобы не оголить посты на базе.
– А инициатива такого обсуждения исходила от… От полковника Исмаилова, я полагаю?
– Нет, от майора Чередниченко. Вы, видимо, все-таки Исмаилова подозреваете. Думаю, напрасно. У него и без того неприятностей в жизни хватает. Зачем ему лишние? Обсуждение начал майор Чередниченко. Антон Викторович сразу включился в разработку. Видимо, любил планирование подобных операций и все до мелочей обдумывал. Он же не всегда в особом отделе служил… В департаменте контрразведки то есть. Он раньше, кажется, был офицером «Вымпела». По крайней мере, мне так говорили. Сам он не откровенничает, как всякий из их фирмы.
– Это точно. А что за неприятности были у Исмаилова?
– Он же в республиканском управлении МЧС служил. Чем-то провинился, и его перед пенсией сюда, на майорскую должность. Некрасивая ситуация и обидная для него. Но он молодцом держится. Виду не подает, что обижен.
Подполковник Устюжанин, в отличие от майора Луценко, хорошо знал, что несправедливо обиженный человек способен держать обиду в себе. Как правило, все выходцы с Кавказа люди гордые, тяжело воспринимающие обиды и оскорбления, и они мстительны. Мог ли полковник Исмаилов затаить обиду и мстить? Думать об этом можно было только после личного знакомства с полковником Исмаиловым.
Луценко вытащил из стола планкарту поселка и показал подполковнику. Красным карандашом там был прочерчен маршрут, по которому должны были ехать бронетранспортеры капитана Стручкявичуса. И даже стрелки на маршрутной линии стояли. Но одно место этого маршрута майор обвел кружком. Уже не красным карандашом, а гелевой ручкой.
– Вот здесь их расстреляли. Хочу предложить местной власти назвать улицу именем капитана. В память о нем и о его солдатах.
– Что это за улица?
– Сейчас никак еще не называется. Только застраивается.
– Хорошая у вас мысль. Память о погибших надо уважать. Вы не в курсе, полковник Исмаилов в настоящее время на месте? Никуда не уехал?
– Вы все-таки подозреваете его… – Теперь Луценко уже не спрашивал, а говорил утвердительно и даже с некоторым укором.
– Я же уже сказал, что не имею привычки подозревать кого-то, пока у меня нет фактов. Так вы не знаете, можно ли его сейчас на месте застать?
– Я с ним сегодня не встречался. И вчера, кстати, тоже. Только позавчера, накануне нападения. Но должен, наверное, быть у себя в «пожарке».
– Как туда проехать, нам дежурные на КПП подскажут? Они знают?
– Едва ли. Они только вчера сюда прибыли вместо погибшей охраны. Мы потеряли оба взвода вместе с командирами и командира роты. И охранять было некому.
– Попутный вопрос. Я видел, у вас по углам периметра установлены вышки. Что случилось с часовыми на вышках?
– Их «снял с поста» снайпер банды. Они выдвинули телескопическую пожарную лестницу со снайпером на верхней площадке. Часовые не могли попасть в снайпера из своих пулеметов, Ночь, и дистанция большая. А он их из снайперской винтовки всех четверых по одному уничтожил.
– Какой винтовкой пользовался снайпер?
– Этого я не знаю. Я из своего окна видел только, как его на лестнице поднимали, но противопоставить этому ничего не мог. Возможности не было.
– Возможность появляется только у того, кто ее настойчиво ищет, майор. – Виталий Владиславович не удержался и высказал все-таки, что у него на душе лежало. – Так как нам лучше всего к зданию пожарной охраны проехать?..
Глава седьмая
Оказалось, что расспросы подполковник Устюжанин проводил напрасно. Зная, куда Виталий Владиславович хотел еще съездить, Ахунд Гафурович выяснил у местных жителей, как проехать к зданию пожарной части. Еще земляку много чего поведали о недавнем ночном происшествии. Водитель сразу, еще до того как сели в машину, намеревался передать услышанное подполковнику и начал было свой рассказ, но тот, сосредоточенно о чем-то размышлявший, жестом остановил словоизлияние Ахунда Гафуровича:
– Потом. Подожди, мне надо кое-что срочно узнать. Чуть позже я тебя обязательно выслушаю. По дороге все расскажешь.
И тут же вытащил мобильник и позвонил в республиканское управление ФСБ подполковнику Крикалю. Тот ответил быстро, словно ждал звонка.
– Виктор Львович, подполковник Устюжанин.
– Рад слышать вас, Виталий Владиславович. Вы где?
– Я сейчас беседовал с майором Луценко и теперь еду дальше, для разговора с полковником Исмаиловым. Но у меня к вам просьба.
– Слушаю. Чем смогу, как говорится…
– Полковник Исмаилов, по словам майора Луценко, раньше служил в республиканском управлении МЧС. Или в министерстве… Как оно у них в Махачкале называется, не знаю. Но его перед пенсией отправили сюда, на майорскую должность начальника пожарной охраны района. Мне было бы интересно взглянуть на досье полковника.
– Что вас интересует конкретно? Копия его личного дела у меня в сейфе.
– Конкретно меня интересует, за что его с прежней работы убрали с таким понижением в должности. И насколько справедливым было это понижение.
– Есть подозрения?
– Скорее да, чем нет. Но это не совсем подозрения, как таковые. Есть мысли о многих неувязках и подозрительных совпадениях, которые в действительности совпадениями быть не могут, поскольку должны, по сути, являться следствием продуманных и хорошо организованных действий. Но это не телефонный разговор.
– У вас есть мысли по нашим совместным дальнейшим действиям? Или я ошибаюсь?
– Пока только наметки плана. Большие мероприятия будут нужны. Будьте готовы заняться организацией. Вечером можете заехать к нам в расположение. Я в казарме буду. Кое-что расскажу. Но только в общих чертах. Полностью я еще не все продумал.
– Обязательно заеду. Тогда я сам ваших снайперов встречу и вместе с ними к вам пожалую.
– Договорились, жду вас.
Убрав мобильник в чехол, Виталий Владиславович сел на переднее пассажирское сиденье, дождался, когда машина тронется, и только после этого сказал:
– А теперь рассказывай, что местные жители говорят.
Ахунд Гафурович успел пообщаться с четырьмя людьми. Трое из них – женщины, и их рассказы он, по большому счету, относил к слухам и не брал в расчет, о чем сам сразу же и предупредил подполковника. Так, женщины утверждали, что бандитов было видимо-невидимо, и уж никак не меньше пятидесяти, хотя «видимо-невидимо» и пятьдесят человек – вещи разные. Мужчина же сказал более конкретно, что их было чуть больше двадцати. Но сам он их не видел, только слышал выстрелы и взрывы и говорит со слов очевидцев. Еще местный житель сообщил, что в «пожарке», как поговаривают, не все чисто. Что конкретно эти слова значили, Ахунд Гафурович выпытать не сумел. Вернее, местный житель объяснить это не сумел. Просто – «поговаривают». Опираться на такие сведения следствие, естественно, не могло, хотя и пропускать их мимо ушей тоже не имело права. А Устюжанин, включившись в операцию, уже добровольно, но с согласия вышестоящих соответствующих инстанций, взял на себя и следственные функции, хотя имел полное право отказаться и ввязаться в дело только тогда, когда настанет момент применять оружие.
Честно говоря, Устюжанин склонности к следственным мероприятиям не имел, но имел основания предполагать, что какие-то мероприятия против амира Герострата будут проводиться традиционными методами. То есть правоохранительные органы будут делать то, что умеют делать. Выставят посты, перекроют дороги и будут пытаться задержать. И спецназ ГРУ тогда привлекут для этих же мероприятий. Но, уже посмотрев в фотографиях последствия применения гранаты «Герострат», Виталий Владиславович прекрасно понимал, что и его, и его отряд, и любой другой отряд, занявший традиционный пост по охране дороги, бандиты смогут уничтожить одной такой гранатой. Это подполковнику не очень нравилось. И потому он решил действовать самостоятельно, хотя и в согласии со следственными органами.
А это автоматически заставляло Устюжанина в какой-то мере стать на время и опером, и следователем, и экспертом. Работа была непривычная, хотя многие почему-то считают, что армейский разведчик – почти готовый следователь. В действительности армейская разведка имеет собственную методологию и в основном ориентирована на сбор сведений в тылу противника, а не среди населения собственной страны, да и методы добывания информации у военных разведчиков совсем иные, нежели у следователей. С одной стороны, это создавало трудности, с другой – даже облегчало работу, потому что перед подполковником спецназа ГРУ не ставилась конечная задача написать убедительное обвинительное заключение. Устюжанину даже протокол вести не требовалось, а протокол многих смущает и мешает высказываться правдиво…
