Сергей Зверев - Мы родились в тельняшках
Опомнившись, Татаринов схватил аптечку и бросился к раскуроченным и раскиданным в радиусе ста метров машинам.
Опять крики, опять мат на всех языках, дым, гарь, чернота воронки в самом эпицентре, орущие выброшенные из разлетевшихся окон и пока еще живые дети, хватающиеся за сердце старики…
Подбежав к первой попавшейся машине с поведенными стойками и стеклами, покрывшимися паутиной, Татаринов рванул дверцу на себя. Заклинило. Через боковое стекло он видел водителя – мужчину лет тридцати пяти в очках. Типичный «ботан». Бледный, отупевший, но живой. Он ехал, похоже, прямо перед ним, получив дозу побольше, и теперь смотрел на мир безжизненными глазами судака откуда-то со дна кастрюли с ухой.
«Отойдет».
Левее заорал мужик. Бросив интеллигента, морпех побежал на крик. Усатый лысеющий бедняга копошился у небольшого придорожного камня. Одна из легковушек, подброшенная взрывом, видимо, сбила его и, отбросив прочь, последовала в заградительную лесополосу юзом, а он остался лежать. Грудной клетке звездец, приближаясь, определил офицер. Еще через секунду бедняга дернулся и затих.
Покойный невольно привел его к старому дубу, рядом с которым два человека в белых рубашках и строгих брюках, не исключено, вели осмотр того, что рвануло несколько ранее. Вон их «дипломаты» разметало с содержимым: пинцеты, ножницы, пробирки, пакеты разлетелись по траве. Сами же они, обняв головы, лежали скрючившись на траве, не в силах подняться.
«Закрепил на дереве. Расстояние до дороги двадцать метров. А управлял откуда? – Капитан второго ранга покрутил головой. – Самое место! Да, пожалуй, трасса просматривается с горушки лучше всего».
К раненым бежали на помощь водители и пассажиры других машин. Похоже, ему уже здесь нечего делать.
Он вернулся на макушку горы и стал искать хоть какие-нибудь зацепки, но тщетно. Масса следов, масса окурков. Единственное, что он знал и что не было тайной для абсолютного большинства хоть немного думающих людей, – что сапер, подорвавший обычные гражданские машины, редкостный подонок.
Президент Албании Констандини Ибраими икал. Пил зеленый чай маленькими глотками, дабы заглушить приступ, но икота не прекращалась. Выгнав подчиненных, он сидел в задумчивости, в тоске и каком-то отягощенном ступоре. Час назад его хотели убить. Он публичный политик, он не может пройти мимо смерти своего помощника и соратника.
«Что ты прикажешь сам себе, Констандини? Забиться в угол или лучше в бункер, окружить себя охраной и трястись, читая телеграммы поддержки и озабоченности от европейских лидеров».
Маленькая страна, двести лет назад избавившаяся от гнета Османской империи с помощью России и населенная народами, исповедовавшими как минимум три религии – мусульманство, православие и католицизм, – содрогалась от терактов. Думать хорошо о России политически невыгодно, и президент тут же забыл о прошлом. Куда проще размышлять о том, кому он наступил на яйца.
В связи с усиленным режимом у дверей стоят два человека из охраны с оружием и универсальными сканерами, способными обнаруживать и металл, и взрывчатку, и отравляющие вещества. «Так близко, всего в нескольких шагах, люди с оружием. Кого мне ждать теперь? Ниндзя?»
Секретарша сообщила по селектору, что приехал Бушати и просит уделить ему время. «Зам убитого премьера. Гадливый, скользкий, но умный. И еще председатель этого… Народно-освободительного фронта. Говнюк. Хотя меня на выборах поддержал. Пришлось поставить его во главе всего кабинета. Остальные слабоваты, да и в народе не очень популярны. Пообщаемся, все равно все расписание к чертям собачьим».
После скорых размышлений президент пригласил к себе Бушати.
Поставив маленькую чашку на стол, он встал и подошел к окну. Во внутреннем дворике резиденции голуби важно, словно знатные завхозы, прогуливались в поисках крошек. Разыграв сцену «Я, друг мой, с твоим приходом очнулся от глубоких государственных раздумий, наполненных болью за наше отечество», президент с появлением и.о. премьера отвернулся от окна.
– Позвольте выразить вам мое сочувствие, господин президент, – начал Бушати, протягивая руку. – Новость шокировала меня. Как вы?
«Заботится, будто доктор… Можешь не волноваться. До выборов далеко, и спихнуть меня не удастся. Если мир окажется в руках таких людей, как нынешний премьер, человечество вернется в Средневековье. Казни, пытки, религиозные маразматические догмы – и, конечно же, войны… Война – это бизнес. А где деньги – там засранцы».
– Скажи, Фисник, – президент вернулся на свое место. Икота, как это часто бывает, незаметно прошла, – меня тоже, может, вот так: р-р-раз! И нету. Службисты говорят, что мина, которой убили премьера, не из простых да дешевых. И у нас таких нет, в этом мне сегодня утром министр обороны на Коране клялся.
Восточная кровь президента бурлила. Хотелось кого-нибудь публично повесить, желательно исполнителя и организатора покушения, но необязательно – можно кого-нибудь с улицы взять. Но нет, нельзя на самом деле. Демократия. Рейтинги. Политические обзоры корреспондентов. Тоже срань надуманная…
Бушати искусно подбирал слова:
– Мне доложили, мина австрийская.
«Министр обороны – упырь. Я же сказал, докладывать мне лично. Что творится во властной вертикали? Взять, посрывать погоны, проплатить русским тур и отправить в Сибирь навечно, подальше от теплого моря».
– И что это значит? Австрия объявила мне войну? – Он так и сказал «мне», а не «нам». – Почему через пятнадцать минут после моего визита на том самом месте, где я стоял, образуется воронка диаметром в двадцать метров?
Бушати стал лебезить и царедворить. Он успокаивал, обещал, приводил примеры и доводы, грозил неведомым врагам… Но был прерван прямым вопросом:
– Ты снова будешь говорить, что это сербы?
Тот надулся, замолчал, делая вид, что не решается продолжить. Президент сам стал отвечать за него:
– Доказательств того, что преступление совершили сербы, – нет. Когда убили моего соратника, по всем каналам я наблюдал одно и то же: сербы, сербы, сербы… Ты не можешь мне объяснить, кто такой умный? Кто организатор истерии?
Бушати услужливо молчал, выслушивая праведный гнев, а потому вскоре был отправлен вальяжным жестом холеной ручки заниматься вверенными ему делами.
Президент Ибраими не мог отделаться от навязчивого страха. Ему казалось, будто под креслом у него заложен тротил. Отпустив премьера, он быстро встал на колени, заглянул под сиденье, вернулся в исходное положение – за стол – и снова стал икать, находя при этом весьма позитивным тот факт, что мины под зад ему никто пока не подложил.
– Ты, так твою растак, какого камбалой тут разлегся на всю площадь!
Поручик проснулся. Гневающийся Диденко, чьи глаза были красны и блестящи, застал Дениса в позе «звезда»: руки, ноги в стороны, торс четко посередине. Даже царская кровать с таким наглым захватом территории не справится. Места не останется на ней для второго человека, и все тут.
Дед появился на людях, когда уже стемнело. Грета встретила его улыбкой и вареной картошкой. Старший мичман скривился:
– Отдай Поручику, а мне можно кофе? – Он залез в холодильник, достал литровую бутылку с минералкой без газа и залпом осушил ее.
– Жрать виски в одиночку – абсолютно неверное решение, – сопроводил действия Деда Малыш.
– Как мы от песиков сегодня улетали, вы бы нас видели, – не обращая внимания на замечание, выдал Диденко и плюхнулся на диван.
Татаринов вошел в кают-компанию со стороны борта. Дышал, оказывается. Свеж воздух.
– Первоначальные поиски результата не дали, – констатировал капитан второго ранга, располагаясь у барной стойки. – Как бок, Поручик, работать можешь?
– Так точно.
– Молодец. Дела наши были бы не так и плохи – ну не нашли и не нашли, могли бы и дальше порт мониторить, – вот только час назад я разговаривал через спутник со Старостиным, и он сообщил мне, что фрегат «Смотрящий» прекратил учения и выдвигается поближе к нам. Будет торчать в нейтральных водах. Сие означает, что дело дрянь. От нас ждут результата. А выдать его мы не можем. Нужна импровизация, товарищи бойцы. Изюм.
– Может, в кабак? Подумаем заодно? – с некоторой завистью поглядывая на Деда, предложил Марконя. – По пиву.
– Да, – поддержал Бертолет. – И немок возьмем – кто-кто, а они-то в пене разбираются.
Кэп с грустью оглядел расслабившийся «Кракен». А что он мог?
В прокат взяли еще одну машину и поехали развлекаться. Могли бы сесть и в одну тачку, но навлекли бы на себя подозрения. Как так, девять человек в одной машине? Не положено.
«Club Number One», расположившийся на второй линии от берега, между двумя отелями средней руки, разрывал ночную тишину отголосками сотни бешеных децибел, миксующихся за толстенными стенами современного дурдома. Наружу, к входу, который украшали два здоровенных охранника, долетали крохи. А те, кто был внутри, по собственной воле сунули головы в работающий реактивный двигатель и наслаждались в обнимку с коктейлями, вихляющимися у шестов голосистыми девками и дурманящими колесиками. Везде запрещено, а здесь можно. Здесь нормально. Потому так много буйно веселых и тихо хихикающих. Дискотека на курорте как раз набрала обороты. Время первый час ночи. Бесись, не хочу.
