Михаил Зайцев - Укус Змея
Болела губа, которую Змей прокусил, дабы окрасить кровью ложь-просьбу о глотке воды. Заболела голова, словно в ней раскалились извилины. Волосы, лоб, щеки вспотели. Держать петлю-цепь внатяг и ключ у глазницы лысого было тяжело, но никуда не денешься — надо!
Надо, ибо заложник в любую секунду может вернуться в сознание. Нокаутирующий удар из положения лежа кулаком, обмотанным цепью, получился так себе, на троечку.
Кстати, действительно, не помешал бы глоток воды — пустой желудок обрадовался бы и жидкости, лишь бы его наполнили.
Змей прикрыл глаза, расслабил все мышцы, кроме задействованных в удержании заложника. Усиливающаяся головная боль и рези в желудке мешали ему объективно оценить собственное состояние.
Лишь бы избежать обморока, остальное как-нибудь...
Вдох...
Выдох...
Прочь из тела-губки черные чернила немощи, прочь...
Вдох...
Выдох...
...Гена вошел в каземат, массируя кулак, пострадавший при знакомстве со скулой Гвоздика. Вошли Башка и Вася, встали по обе стороны от бригадира. Сзади за Крокодилом возвышался недобрый молодец Боров, сопел с высоты своих ноздрей, как будто с балкона.
Гена Крокодил хмыкнул, разглядывая композицию на матрасе.
Аркаша Башка присвистнул.
Василий восхищенно выругался.
А Боров засопел угрожающе.
— Деловой, ты пацана моего отпусти, ага? — сказал Гена.
— Ты не ссы, — успокоил Змея Аркаша. — Мы тебя, ты понимаешь, не для того из дурки выкупили, чтоб, ты понимаешь, тута замочить.
— Ты, главное дело, не психуй, братело, — с чувством попросил Вася.
— Я тебе, падаль, хлебало порву и глаз на жопу натяну! — выступил не в тему Боров, за что схлопотал от Крокодила тут же тычок в пузо.
— Ты жирного не слушай, он мудак, бля, — сказал Гена. — Ты меня слушай, я здесь за основного, а мне тя коцать без мазы... Э-э?! Деловой! Слышь или чо?..
— Слышу, — отозвался Змей. — Так уж и быть, основной, отпущу твоего человека, когда скажешь, на кой я тебе понадобился.
— Эт тема долгая. Отпусти пацана, и перетрем. Ты да я, в четыре глаза.
— Есть, на чем записать? — спросил Змей.
— Чо? — не въехал Гена.
— Бумага, ручка есть?
— У меня! Есть! — Василий зашуршал одежками, полез за органайзером в кожаном переплете, фирменным, с калькулятором и календарем, за иностранным блокнотом, в котором он вел записи «налогов» в кавычках, изымаемых у частных предпринимателей Пролетарского района в пользу братвы.
— Пиши, — и Змей продиктовал список лекарств, что надо было для него купить в аптеке. Также велел купить спиртовку, мензурку, вату и шприц.
— Ширево себе намылился варить, — скривился Гена. — Я тя, такого крутого, не для того из дурки выкупал, чтоб ты тута ширялся.
— За то, что из желтого дома вытащил, спасибо тебе большое, добрый человек. А вот на цепь меня напрасно посадил. Цепь, как видишь, нисколько не помешала мне поймать твоего парня. Запомни, друг, я могу быть только в двух состояниях — в опасном или в мертвом. Я доказал, что опасен. — Змей убрал ключ от глаза Чернобыля, снял с его шеи петлю. — Теперь ты докажи, что намерен со мной подружиться. Пусть принесут все, что записано. И я сварю себе вовсе не ширево, а... как бы сказать, чтоб ты понял... Антиширево я сварю. Оно поможет мне быстрее и проще пережить ломку.
Гена кивнул Василию, и тот, обойдя громилу Борова, скрылся за дверью. Аркаша Башка первым перевел взгляд с речистого пленника на Чернобыля, который начал подавать признаки жизни. Аркаша пихнул в бок бригадира — смотри, мол, пацанчик наш лысенький, типа, воскрес.
Чернобыль кашлянул, еще бессознательный, но уже розовея, и Змей отпихнул его от себя, спихнул с матраса на пол.
Чернобыль бухнулся с бока на пузо, с матраса на каменный пол, стукнулся щекой о бетон, застонал, заворочался, глаза его открылись и вспыхнули такой злобой, что до того бледная, а секунды назад чуть розовая морда вмиг побагровела. Будто бы раскалилась от огня злобы в глазах.
Никто и ахнуть не успел, даже Башка, который внимательнее остальных следил за Чернобылем, настолько быстро лысый вскочил. И яростно замахнулся ногой, намереваясь разбить мыском ботинка фейс обидчика на матрасе.
Лежавший на боку Змей спас лицо, опрокинувшись на спину и дернув шеей, как бы отвернувшись от разящего ботинка. Лишь каблук слегка задел его ухо, а мысок и подошва пролетели над щекой.
Уводя голову из-под удара, Змей незаметно для Чернобыля, а тем более для бандюков-зрителей, сработал кистью той руки, что держала связку ключей. Змей метнул связку, ключи пролетели метр с гаком и попали в раскаленную злобой морду лысого. Поражающий эффект от попадания — ноль, однако Чернобыль, само собой разумеется, инстинктивно зажмурился.
Честно говоря, Змей не ожидал, что лысый его атакует. Как и все остальные, кто находились сейчас в подвале-тюрьме. Говоря откровенно, сил у Змея оставалось совсем немножко. Слишком много их понадобилось, растратилось на разговоры. В его состоянии было ох как непросто произносить слова четко и внятно, ровным голосом, выстраивать длинные предложения, не запинаясь, скрывая за смысловым рядом собственную немощь. Сил у Змея оставалось максимум на одно нормально скоординированное боевое движение, а пришлось делать два — дергать и шеей, и рукой. И придется действовать еще, иначе лысый его затопчет.
Заставив противника зажмуриться, став для лысого на краткий миг невидимкой, Змей его, этот миг, использовал для того, чтобы подхватить пролетевшую над головой ногу.
Руки плохо слушались, но лысый их не видел, и потому корявый, далекий от совершенства подхват все-таки получился. Изменить положение кистей, преобразовать подхват в захват тоже получилось, но уже совсем плохо. Нажим на вдох, и в результате всего лишь разрыв ахиллесова сухожилия на пойманной ноге. А будь Змей в форме, так и косточки бы хрустнули, причем в нескольких местах. Можно сказать, повезло Чернобылю. Ему бы «ура» кричать, а он...
Лысый человек с порванным ахиллесом заорал так, что едва не порвал еще и голосовые связки. Так, что у всех, кто находился в подвале, уши заложило. А у Гены Крокодила еще и колени подогнулись постыдно. От неожиданности, конечно, но выглядело, будто от страха.
Ноги предательски подогнулись, и Гена пихнул задницей могучую ляжку Борова. Амбала качнуло взад, вперед, разбалансированная туша едва не опрокинулась на главаря и, в свою очередь, лишила равновесия Гену. Крокодил отступил в сторону, и тушу понесло.
Борова понесло к эпицентру крикливого конфликта. Словно настоящего борова, дикую свинью, свирепую и безмозглую. Ни хрена Боров не понял в базарах между бригадиром и этим бобиком на матрасе. Да и не старался понять. Обиделся только, когда Гена его локтем в пузо пихнул. А сейчас чего понимать-то? Сейчас все и так ясно: наших бьют!..
Змей плохо видел несущегося на него амбала — обзор закрывал прыгающий на единственной здоровой ноге лысый. Чернобыль легко вырвал из захвата травмированную ногу, не получилось, сил не хватило еще и опрокинуть лысого. Чернобыль, как ребенок, прыгал на одной ножке, поджав другую, вопил сиреной и закрывал обзор.
Однако Змей видел достаточно — и оскал Борова видел, и его сжавшиеся пудовые кулаки. Достаточно, чтобы сделать неутешительный для себя вывод: ежели бандитский начальник не приструнит разъяренную тушу, тогда все, тогда кранты... А чтобы лидер бандитов сумел вмешаться, ему необходимо дать такую возможность. Необходимо заткнуть лысого и остановить жирного. А сил уже нет совершенно... Разве что использовать невеликую массу собственного тела и силу инерции?..
Змей стиснул зубы до треска эмали, качнул себя и по инерции покатился бревном с матраса. Живое бревно накатилось на опорную, на здоровую ногу Чернобыля, на ту, на которой он по-детски подпрыгивал, и лысый рухнул в нужную сторону, как будто срубленное под корень дерево.
Лысый рухнул на Борова. Лишенная волос макушка смяла мясистый нос амбала. Локоть падающего утонул в животе бегущего. Поджатая больная нога накрыла ноги Борова. Лавину мышц и жира остановило, будто бы направленным взрывом. Крик оборвался, высек, как искры, из остановленного амбала отборный мат.
— Боров!!! — опомнился бригадир Гена. — Падла!!! Стоять!!! Тронешь делового — убью!..
Запоздалая команда — Боров и так стоит. Правда, еле-еле, ибо на нем повис скулящий Чернобыль. И по носу амбалу досталось знатно, аж слезы из глаз. И вообще ошарашен Боров, точно фашист под Москвой.
— Йоп! Са-а-лидно! — хлопнул себя по ляжкам Аркаша Башка. — Ва-аще атас! Круто! Как в кино, бляха-муха!.. Ген, а деловой-то, кажись, кино устроил и выпал в осадок...
— Блин, Башка! Прикинь, блин, он беспонтово лежачий, в ломке, так махается! Так, блин, клево!
— И я про то же, ты гляди, он, в натуре, вырубился. А ну как он сдох реально, по типу, ты понимаешь, от напряга, а?
— Откачаем, не бзди. Ксиву ему сделаю, бабок дам, и кабздец Самбисту! Стопудово.
