Андрей Дышев - Добро пожаловать в ад
– Постараюсь успеть, – ответил я.
– Постарайся, постарайся.
Мне показалось, что последние слова он произнес с плохо скрытой иронией. Я с тревогой посмотрел в глаза Ирэн. Кажется, она догадалась, с кем я разговаривал и по какому поводу.
– Поедем к Новорукову?
Я поднял пистолет с земли, рассматривая его так, словно на его матовой поверхности можно было прочитать пророчество о моей дальнейшей жизни.
– Да, к Новорукову. Он ждет нас на мосту в Нижней Поляне.
– Один?
Я не слишком уверенно кивнул. Ирэн смотрела на меня какими-то холодными, чужими глазами, в которых дрожали две маленькие луны. Я понимал, о чем она сейчас думает – не обманет ли нас следователь? Но ведь я должен был ему доверять! Должен! Должен…
– Он меня никогда не предавал, – сказал я, убеждая не столько Ирэн, сколько себя.
– У каждого предателя было в жизни первое предательство, до которого он никогда не предавал… – произнесла Ирэн. – А как ты ему объяснишь, куда делись пять патронов?
– Так и объясню, – ответил я и качнул забинтованной рукой.
Ирэн пожала плечами, словно хотела сказать: это твой друг, тебе и решать. А у меня стало светлее на душе. Надежда впорхнула в нее, как птица Феникс, освещая перспективы моей жизни. Если Федька говорит, что в милицию идти уже не надо, значит, нужен я им, как собаке пятая нога. По всей видимости, подозрение с меня сняли. Я не удивлюсь, если Федька скажет, что полчаса назад задержали преступника на «Лендкрузере» и он уже начал давать показания. Тогда вообще снимаются все проблемы: и с ранением, и с ночлегом. Сначала в поликлинику, потом домой. Лучшие лекарства – стакан водки и постель. И так трое суток подряд. А на четвертые – бассейн и тренажерный зал… Стоп! Какой еще бассейн с дырявой рукой?
– Ты чего улыбаешься? – спросила Ирэн.
– От радужных перспектив, – ответил я. – Чтобы по-настоящему радоваться обыкновенной, полной рутины жизни, надо хоть немного побыть в моей шкуре. Это очень полезная терапия.
Глава 7
НА МОСТУ
Мы сели в машину. Ирэн, заражаясь моим настроением, тоже несколько повеселела. Наверное, она с успехом реанимировала надежду на романтический вечер и опять предвкушала те удовольствия, которые были с ним связаны. Затрудняюсь сказать, в какую обстановку она мысленно втыкала мой образ и что там, в ее воображении, я вытворял, но она несколько раз спросила, могу ли я дотянуться раненой рукой до затылка и больно ли опираться на локоть? На всякий случай я ответил на все вопросы положительно, чем несколько озадачил девушку.
Мы проскочили перевал, дорога пошла под уклон, и мы увидели огни поселка.
– Высади меня на автобусной остановке, – попросил я. – До моста я сам дойду.
Хотя эта мера предосторожности казалась мне лишней, я все же предпочитал не впутывать Ирэн в свои проблемы. Засветится перед милицией и забудет, когда спокойно спала.
Но Ирэн возразила:
– Вот еще! Будешь ты с больной рукой по темной набережной шлындать!
И, не снижая скорости, въехала в поселок. Ну что я могу с ней сделать? Ради того, чтобы доказать мне свою верность, она запросто сядет со мной за решетку. Влюбленная женщина – это бронетранспортер, который всегда едет только в одну сторону – туда, куда направляют ее чувства. И трудно найти препятствие, способное ее остановить.
– Ладно, только ты не выходи, – предупредил я. – И не предлагай ему сесть в машину. Веди себя как водитель такси.
Ирэн ничего не ответила. Я понял, что она будет вести себя так, как посчитает нужным. А если принять во внимание ее возбужденную жертвенность, то поведение моей коллеги в ближайшие минуты вообще не поддавалось прогнозированию.
– Что это? – произнесла она и чуть подалась вперед, всматриваясь в калейдоскоп ночной набережной.
Дорога сужалась. Стоящие по ее краям кафе и пивные впились в серую ленту асфальта, словно клещи в ухо собаки. Разбрызгивая во все стороны разноцветные блики, кружились, взрывались, мерцали и маячили неоновые вывески, и все – стены, люди, деревья – было покрыто разноцветными пятнами. Потому мы с Ирэн не сразу заметили затерявшийся в этой палитре синий проблесковый маячок милицейской машины. Ирэн сбавила скорость до минимума. Улица была переполнена людьми. Они были веселы, накручены отпускными заботами о том, где интереснее и вкуснее потратить деньги, и беспрерывным потоком переходили улицу перед самой машиной, вытирая своими бедрами фары. Мы еле ползли, словно судьба давала нам время одуматься.
– До моста еще прилично будет, – произнес я.
– Может, авария? – вслух подумала Ирэн.
Мы не знали, что делать. «Опель» медленно катился к милицейской машине, перегородившей дорогу. В обе стороны от нее тянулись автомобильные очереди.
– Наверное, авария, – повторила Ирэн. Отблески милицейского маячка уже заполнили салон «Опеля», прыгали по лицу и плечам Ирэн.
Я не верил в случайности.
– Ирэн, остановись!
– Это авария, – упрямо повторила она. Слишком велико было ее желание избавиться от пистолета, а вместе с ним от всех проблем, которые стояли между мной и ею, как толпа суетных, шумных и неопрятных людей. Какой с ними может быть романтический вечер?
Мы приближались к затору. Я видел, как милиционер взмахнул палкой, приказывая идущей впереди нас белой «Ниве» принять вправо и остановиться.
– Это недолго, – произнесла Ирэн. – Сейчас растащат битые машины, и поедем дальше.
Но я, как ни таращил глаза, не видел битых машин. «Нива» остановилась, примкнув к хвосту очереди. Милиционер, подошедший к ней, шлепнул ладонью по лобовому стеклу. Водитель тотчас выскочил, открыл багажник и торопливо полез в карманы за документами.
– Это не авария, Ирэн, – произнес я. – Это нас ищут!
Ирэн испуганно взглянула на меня и все же попыталась поставить мои слова под сомнение:
– А зачем нас искать, если мы сами едем к месту встречи? Вот мы, покорные и законопослушные…
Навстречу нам, оглушая поселок нарастающим ревом двигателя, неслась серебристая «Нексия». Она уже прошла милицейский кордон и теперь пыталась компенсировать потерянное время за счет скорости. Я успел только подумать о том, что у водителя «Нексии» можно было бы узнать о причине затора, как Ирэн часто «поморгала» фарами и, высунув руку в окно, стала отчаянно махать. «Нексия» завизжала тормозами и остановилась напротив нас. Бесшумно опустилось стекло. В темном проеме показалось не очень доброжелательное лицо молодой дамы в темных очках и малиновом платке, который туго стягивал ее круглую, как слива, голову.
– Скажи, подруга, что там за пробка? – весело спросила Ирэн.
Хозяйка «Нексии» выплюнула жвачку и, по-лошадиному высоко поднимая верхнюю губу, отчего оголились не только зубы, но и розовые десны, коротко ответила:
– Не знаю… Говорят, на мосту застрелили кого-то. Теперь, значит, обыскивают все машины. Хотят найти убийцу…
И тут она вдруг громко заржала, высоко задрав подбородок и шевеля оттопыренными губами. «Нексия», словно была телом этой лошадиной дамы, тотчас сорвалась с места и жизнерадостно поскакала по набережной.
Ирэн кинула на меня короткий и полный отчаяния взгляд. Я не знал, что ей сказать. Слишком трудно было поверить в то, что за словами «застрелили кого-то» стоит Федька Новоруков. События разворачивались в столь стремительном темпе, что я не только не мог дать им какого-либо объяснения, но они просто не укладывались в моей голове. Хотелось сказать… Нет, хотелось закричать во всю силу: «Этого не может быть!» Хотелось тряхнуть головой, пощипать себя за щеки и проснуться…
Милиционер, исподлобья наблюдавший за нашим крадущимся продвижением, поднял палку, нацелил ее в лобовое стекло «Опеля», затем ловко покрутил ее, подражая пропеллеру самолета, и указал на обочину. Слишком поздно было готовиться к встрече с представителем правопорядка, обдумывать свои действия и слова. Ситуация оказалась настолько неожиданной и невероятной, что ум – царь, хозяин и главнокомандующий моего тела – с позором отдал все бразды правления инстинктам, этим тупым и грубым погонщикам скота, способным лишь уподобить меня животному. Но именно животный страх, а не размышления могли спасти. Покорившись чувствам, которые гнали меня прочь от милиции, от «мигалок» и автомобильной очереди, я схватился обеими руками за руль, чтобы развернуть машину в обратную сторону. Ирэн отреагировала одновременно со мной; мы в четыре руки круто вывернули руль, Ирэн надавила на газ, и «Опель», заглушая своим ревом пляжную музыку, помчался по узкой улочке поселка в сторону гор, покатые и темные спины которых заслоняли звездное небо.
– Кирилл, что же это такое?! – кричала Ирэн, беспрестанно ударяя по кнопке сигнала и толчками пробиваясь через плотный поток отдыхающих. Они лезли на свет фар, словно разноцветные мотыльки, разодетые то в пестрые сарафаны, то в шорты и майки, то почти голые, в узких веревочных купальниках, с малиновыми солнечными ожогами, с шелушащейся кожей, толстые и худые, пьяные и очень пьяные, лысые, патлатые, потные, но все с одинаково деформированными, глупо-сытыми от счастья лицами. Ирэн тоже было страшно, она тоже отдалась во власть инстинкта и убегала куда глаза глядят от милиции, и круговерть улыбающихся масок вокруг машины едва ли не заставляла ее плакать.
