Александр Мазин - Черный Стрелок
Оставшееся время Алеша провел в местной сетке. Узнал ширгородские и никитские новости, выяснил прогноз погоды, ознакомился с местным справочником «Who is who» и скачал кое-что к себе на винчестер, кое-что – на виртуальный диск, с ходу прикинув, к кому можно обратиться за поддержкой. Теоретически. Практически же Алеша решил для себя, что есть только один человек, которому хочется доверять. Клим.
Конечно, Алексей почти ничего не знает об этом курганском неформальном лидере, но очевидно, что он не из команды Хлебалова и достаточно авторитетен, чтобы с ним считались. Разумеется, до Кургана еще нужно добраться. И, добравшись, найти там Клима. Обидно, что ни на кого из старых друзей нельзя положиться. Веня Застенов, конечно, крутой парень и к Алеше хорошо относится, но играть будет явно на стороне Хлебалова. Юматов – тем более. Сам же Хлебалов… Шелехов вздохнул. И еще есть Алена.
Уж и Монах прятались в зарослях сирени. Они провели здесь уже полтора часа к немалой радости городских комаров. Впрочем, в лесу комаров было еще больше. Зато народу меньше. Сиреневые кусты у этого народа были весьма популярны. В качестве отхожего места. Братьев-разбойничков, правда, пока не обнаружили, но все равно удовольствие небольшое. В промежутках между визитами опорожняющихся граждан Монах недовольно бухтел. Уж тоже злился, но молча. Это он предложил укрыться здесь, потому что место казалось идеальным: до застеновского мерса – рукой подать. Оставалось выждать, пока оставшийся в машине шофер-охранник (не Миша, его коллега) задремлет или пожелает выйти проветриться. В идеале – к этим вот кустам. И надеяться, что это произойдет раньше, чем выйдет из подъезда пятиэтажки натрахавшийся Застенов. Это была уже вторая бессонная ночь. Первую Уж и Монах провели на соседней крыше, а днем Уж, прикрывшись удостоверением инструктора по подводному ориентированию (цвет, герб, тиснение), пообщался с местными бабульками и выяснил, что любвеобильный Стена в последний месяц посещает подругу довольно часто. Сообщили ему также, что подругу зовут Нинкой и что родители у нее – «приличные», а вот сама Нинка – блядь. И далее – об общем падении нравов. Уж пообещал принять меры и бабулькам очень понравился.
Застенов был любвеобилен, но не беспечен: приезжал всегда с двумя охранниками. Один сидел в машине, второй контролировал подъезд. Если бы Уж решил застрелить Застенова, он сделал бы это играючи. Выстрелить с хорошей дистанции из винтовки, оснащенной ночной оптикой, а затем скрыться – куда легче, чем без шума проникнуть в запертую машину, нейтрализовать находящегося внутри охранника (да еще так, чтобы ничего не заметил тот, что в подъезде), а затем отыскать в салоне или в багажнике прибор размером с видеокассету.
Очередной гуляка, вихляясь, направлялся к сиреневым зарослям. Ширинку он расстегнул еще загодя.
– Есть идея, – прошептал Монах.
– Какая? – насторожился Уж.
В минувшие два часа основные идеи его напарника генерировались в двух направлениях: пожрать и поспать.
– Кинематографическая.
Гуляка опорожнился и приступил к сложной процедуре засупонивания.
– Братан! – радостно завопил Монах, выныривая из кустов. – Здорово!
Гуляка тупо уставился на него.
– Ты… это… кто?
– Я! – весело заорал Монах, налетая и больно щелкая по головенке червяка, свешивающегося из расстегнутой ширинки.
– Бы-ля! – взвыл мужик. – Бы-ля! Ты!
Монах ловким толчком направил его к мерсу.
– Ты! Сука! Козел! – визжал оскорбленный писун, размахивая руками и норовя поквитаться с врагом. Поквитаться ему не удавалось, поскольку враг все время оказывался вне поля зрения, и законное негодование писуна обрушивалось на толстую спину мерса.
Нельзя сказать, что подобное обращение понравилось тому, кто сидел в салоне, но телохранитель Застенова показал себя человеком дисциплинированным: вместо того чтобы выскочить из машины и лично навешать трендюлей, вызвал по «трубе» напарника:
– Вася, спустись. У меня на капоте алкаши передрались.
Монах элегантно подставился под плюху, взревел:
– А, ты драться!!! – сгреб бедного гуляку, развернул, незаметно, но очень точно ткнул пальцем в живот – и бедолага смачно метнул блевотину на лобовик мерса.
В этот момент рядом возник Уж и вцепился в Монахов локоть.
– Коля, Коля! – запричитал он. – Ну кончай, Коля!
– Убью!!! – ревел Монах, встряхивая несчастного гуляку так, что с него свалились незастегнутые штаны. – Убью!!! – и незаметно поддавал коленом мерс.
Тщедушный с виду Уж висел на нем и жалобно причитал.
Из подъезда появился Вася и, не долго думая, пустил в ход внушительный кулак. Только целил он в Монаха, а попал почему-то по стеклу мерса. Стекло выдержало, набитый кулак – тоже. Монах с пьяным воплем выпустил впавшего в оцепенение гуляку, споткнулся о него и, падая, боднул застеновского телохранителя в переносицу. Боднул и рухнул на него, придавив к земле. Высший пилотаж!
Тут боевая натура водителя не выдержала, он распахнул дверцу… внезапно замолчавший Уж рубанул его по горлу.
– Извини, земляк, – сказал Монах совершенно ошалевшему гуляке. – Обознался. На, опохмелись! – сунул ему стольник и прыгнул в машину.
* * *– А если он в самом деле захочет уехать? – спросил Фома. – Неужели вы его отпустите, Николай Григорьевич?
– Не болтай глупостей! – отрезал Хлебалов. – Сначала надо вымести все лишнее из его башки. Приедет Юматов – пусть думает. Они с Венькой слишком беспокоятся о мальчишке!
– А вы, Николай Григорьевич?
– Я? – Хлебалов хохотнул. – Я, Фома, слишком многого достиг, чтобы беспокоиться о ком-то. Парень пока мне нужен. И в будущем тоже может быть полезен. Свой человек за бугром, преданный и понимающий в тамошних законах дорого стоит.
– Дороже тех миллионов?
Хлебалов хмыкнул.
– Бывает, что и дороже.
– А по мне, – сказал Фома, – я бы подключил наших психиатров – и через месяц у нас был бы вежливый и покладистый мальчик.
Тут Фома вздохнул.
– Мысль верная, – согласился Хлебалов и посоветовал: – Скажи об этом Застенову.
– Застенов – грубый и несдержанный мужчина.
– Вот это точно! – Хлебалов расхохотался. – И гомиков на дух не переносит.
– Я не гомосексуалист, – обиженно произнес Фома. – Я бисексуал!
– Да мне насрать, – грубо сказал Хлебалов. – Лишь бы ты не ленился и шесток свой знал. Намек понял?
– Понял, – пробормотал Фома. – Сурьин звонил.
– Ну? Что ж ты молчишь, дурень! – рявкнул Хлебалов. – Что?
– Он согласен. Деньги переведет, как только получит девчонку.
– Отлично! – Хлебалов хлопнул секретаря по плечу. – Но расклад будет другой. Пусть переведет половину, потом девчонка, потом – вторая половина.
– А если не согласится?
– Согласится. Один контрольный пакет Речбанка потянет больше. А соплячка – это не только банк, но и весь концерн. Какой был бы для нас вариант! – Хлебалов вздохнул. – А «Речтранспорт»? «Речтранспорт» да моя «рыбинспекция» – и вся Юрь у меня в кармане! Ах Медведев, ах сука, какой вариант погубил! – Хлебалов сокрушенно покачал головой. – От Филина ничего?
– Пока нет.
– Все, свободен.
Фома вышел, а Хлебалов занялся бумагами…
Алеша еще некоторое время наблюдал за ним, потом воткнул на место затычку и двинулся дальше.
На первый «глазок» Шелехов наткнулся случайно: зацепился рукавом за ржавый гвоздь – и нечаянно вывернул пробку, закрывавшую дырку в стене. Заинтересовался, посветил фонариком, ткнул пальцем – и разорвал обои, которые наклеили при ремонте, не ведая о потайном отверстии. Обнаружив первый «глазок», Алексей принялся за поиски других – и преуспел. Смотровыми дырками были «оборудованы» далеко не все комнаты. Так что с кабинетом Хлебалова Алеше просто повезло. Еще в кабинете имелся точно такой же лаз в потайной ход, как в Алешиной комнате. С той разницей, что рядом с комнатой, в которую был «заточен» Шелехов, имелся рычаг, отпиравший тайную дверь из тоннеля (перед тем, как отправиться в путешествие, Алексей убедился, что механизм исправен), а здесь такой рычаг был срезан, а на кирпичной кладке остался черный след газового резака. Возможно, существовал какой-то другой способ попасть в кабинет из потайного хода, но искать Алеша не стал: слишком долго и рискованно.
Подслушанный разговор Хлебалова с секретарем Алеше Шелехову совсем не понравился. Особенно та часть его, которая касалась психиатров. Но в некотором смысле ему даже стало легче. Все-таки он много лет считал Хлебалова другом отца, своим опекуном и человеком, которому можно верить безоговорочно. Вдобавок – чувство признательности к тому, кто оказался рядом, поддержал и направил мальчишку, в одночасье потерявшего обоих родителей, беспомощного в злом и непонятном мире… Пожалуй, еще несколько дней назад Николай Григорьевич значил для Алеши больше, чем отец и мать, которых он потерял много лет назад. И некая доля этой значимости и признательности все еще осталась. Но повиноваться опекуну Шелехов больше не собирался. Тем более, если он все-таки причастен к смерти его родителей… Ну если так, тогда долг Алексея – восстановить справедливость. Алеша не умел мстить и понимал это. Но если потребуется, он научится. Он всему научится, учиться он умеет.
