Алексей Баскаков - Золотая чума
— Вон видишь тот хребет? Так вот, с него камни вот сюда таскали. Чтобы этот мост сделать. На руках таскали, между прочим. Тачек не хватало.
Так Старков комментировал чуть ли не каждый поворот. И в самом деле, эта дорога носила следы великого человеческого труда. По ее обочинам громоздились огромные камни, явно вырванные взрывом из окрестных гор. А вокруг по склонам теснилась тайга. Страшная, как из сказок про Бабу Ягу. Тут и там валялись громадные выворотни. Внизу, в ущельях, густо цвело ядовито-зеленое болото.
— Вот так мы и работали, Леха, — рассказывал Старков. — Рвали горы динамитом, а потом зэки на тачках все это вывозили. Вот и получилась такая дорога. У них, кстати, у зэков, весело было. Им давали за выполнение плана по двести граммов. А одному, который лучше всех тачку катал — так ему даже жену разрешили из Молдавии выписать…
Надоела ты мне до смерти —
Все задачи раззадачивай,
Серпантиновые россыпи
Все вглухую заворачивай.
— Что это за песня?
— Да приезжал в Мурманск один журналист, — вот он и пел под гитару. Только не про эту трассу, а про ту, которая на Харог.
— Про эту тоже подходит. Внимание, вот гляди — тут бери влево.
Дорога вскоре перестала хоть сколько-нибудь походить на шоссе — обычная горная грунтовка, по которой ездить следует с большой оглядкой. Чуть зазеваешься — и потом найдут в ущелье то, что осталось от тебя и твоей машины. И хоронить-то будет нечего. Внизу извивалась река, зажатая между высокими обрывами.
— Это Колыма?
— Нет, ее приток.
По ущелью шкандыбали часа два. Потом неожиданно дорога стала взбираться на отрог, затем снова поползла в ущелье… Неожиданно — потому что Кот помнил карту и хорошо представлял себе маршрут, по которому машины шли вторые сутки. Дорога на карте упиралась в заброшенный поселок. А ту, по которой они ехали, на карте вообще не обозначили. Однако вида Леха не подал, сообразил, что лишние вопросы задавать ни к чему.
Часа через полтора, когда жидкое колымское солнце уже начало скрываться за хребтами, за очередным поворотом открылось нечто, что в этих местах называется поселком. А на самом деле — два вросших в землю здания барачного вида и избушка, на вид тоже не первой молодости. На берегу — несколько причаленных лодок и две довольно крупные железные моторки. Когда машины приблизились, из избушки вышел человек с карабином на плече.
«Кажется, здесь с винтовкой даже в сортир ходят», — подумал Кот и на всякий пожарный скосил глаза на свой карабин. Старков поймал его взгляд:
— Не парься, Леха, это свои. Они нас поджидают.
Машины подъехали к избушке. Встречавший их был невысоким, неплечистым, одет по местной лесной моде — в ватник и кирзовые сапоги. Но какой-то очень уж серьезный дяденька. Опять запахло органами.
— Ну как? — без приветствий спросил он Старкова.
— Нормально. Десять человек. А у тебя что?
— А у меня гнусно. Вертолета не будет.
— Это как?
— А вот так. Твои геологи по рации сообщили, что какая-то фигня у них полетела, а вертолетчик ушел в запой. Обещали, что дня через три все приведут в норму.
— Ну ладно. Спирта-то у нас хватит?
— Должно…
— Тогда выгружай.
Встречающий крикнул что-то на непонятном языке — и из барака выскочили трое мужиков, что называется, поперек себя шире. Судя по их раскосым глазам и непроницаемому выражению смуглых скуластых лиц, это были аборигены — то ли якуты, то ли юкагиры. В руках, они, конечно же, держали карабины.
— Эй, вылазь! — крикнул один из якутов с сильным акцентом.
Рабочая сила начала вылезать из машин. Всю дорогу мужиков усиленно поили, поэтому они находились в несколько зомбированном состоянии.
— В барак идите. Там — еда. Там — спирт, — коротко бросил якут. Процессия потянулась в барак.
Встречающий, Старков и Кот двинулись за ними следом.
— Геннадий Сергеевич, а что это? — спросил Кот, сделав максимально наивные глаза.
— База геологической партии. Закрыта по причине неперспективности в пятьдесят шестом году. Так что теперь тут, почитай, ничего и нет. Пустая тайга, — усмехнулся Старков.
В избушке поступили по мудрому таежному правилу: сперва надо по-человечески поесть, а потом уже о делах разговаривать. Ели жареную оленину, которую подал один из якутов, запивали таежным коктейлем — крепчайший чай пополам со спиртом. О новом знакомом Кот узнал только, что его зовут Валерий. Вид у него был такой, что дальнейшие вопросы как-то отпадали. За едой говорили о погоде, о том, как олень еще сегодня бегал по лесу, пока не попался якуту Никите.
— Никита — это да! Когда-то, когда за беглых зэков премию давали, так он не на оленей охотился.
— Ладно, что будешь делать? — перешел к делу Валерий. — Ждать?
— Не буду. Мне туда надо побыстрее. А то ведь знаю я эти дела. Через три дня — значит, через пять. Чует мое сердце, что тут вокруг какое-то дерьмо творится. Лозинский-то не один был. По мне тут стреляли. Если б не он, — Старков кивнул на Кота, — так может, и не встретились бы.
— Кто же это был?
— А я знаю? Мое дело — техническая сторона! А вы мне прикрытие должны обеспечивать! Так?
— Ладно, не кипятись. Так что делать будешь?
— Пойду на моторке. Его вот возьму — и твоего Никиту. К послезавтрему дойду. А этих, кого я привез, ты пока здесь к делу пристрой.
Кот снова каким-то необъяснимым образом почувствовал присутствие чужого. Такое он испытывал в Африке. И ведь почти никогда не ошибался. И теперь, скосив глаза, он увидел тень, метнувшуюся от окна.
— Погодите-ка, мужики…
Кот рванул к выходу, уже забыв о том, что он здесь вроде как тайный агент. Работал инстинкт, который подсказывал — в таком месте разбираться, кто ты и откуда, особо не станут. На дворе ничего не было видно, кроме смутно вырисовывавшихся горных хребтов. Но чутье подсказало — там! Он бросился в сторону леса и в самом деле — увидел быстро бегущего человека. Чтобы догнать его, хватило и десяти прыжков. В прыжке Кот ударил его ногой под копчик. Незнакомец рухнул. Леха, не теряя времени, прыгнул ему на спину, добавил по затылку и заломил руку. Потом обшарил ватник. Оказалось, не зря он суетился — в кармане нашлась финка.
— Пошли-ка, дружок, побеседуем… — Леха поволок чужого к избушке.
— Вот кто-то тут прогуливался, — заявил он напарникам и швырнул пленного на пол. В свете керосиновой лампы разобрались. Это оказался невзрачный, небритый, но довольно жилистый тип. Валера оглядел его.
— Твой? — спросил он Старкова.
— Не мой.
— Так… И кто ж ты у нас? — спросил Валерий ласково.
Мужик молчал.
Валерий приблизился к пленнику и резко ударил его в пах. Тот скрючился и зарычал, но не ответил.
— Ладно, — столько же ласково продолжал Валерий. Открыл дверь и гаркнул:
— Никита!
На пороге появился угрюмый якут.
— Вот что. Возьми-ка ты шомпол да накали его в печке. А мы пока чайку хлебнем.
Минут через десять появился Никита, держа в плоскогубцах раскаленный докрасна железный прут.
— Ну вот, друг ты мой милый, сейчас мы будем тебя вот этой хреновиной девственности лишать.
Мужик задергался, но на него тут же навалились Валера и Старков, мигом сдернули штаны. Никита, сохраняя все тот же невозмутимый вид, поднес шомпол к заднице незнакомца. Кот почувствовал, что его начинает тошнить. Хотя его учили особым методам допроса пленных, но в реальности пыток ему видеть не приходилось.
Когда шомпол коснулся филейной части, мужик завопил хриплым голосом:
— Не надо! Я скажу.
— Это лучше. Так что ты здесь делал?
— Меня Сивый послал.
— И что велел?
— Узнать все про вас, что делать собираетесь.
— А где он сам?
— Там, за хребтом.
— Ладно. Никита, уведи его.
Якут потащил мужика вон.
— Куда ты его?
— Никита сам все решит и закопает. Ему не впервой.
Минут через пять из тайги донесся выстрел.
6 мая 1966 года, приток Колымы
— Геннадий Сергеевич, а можно узнать, кто этот Сивый?
— Гнилой человек. Он и его ребята, они из поселка, который тут недалеко, километрах в ста. Они здесь повадились золотишко мыть.
— А есть что мыть?
— А то! Жене на сережки и себе на фиксы намыть можно. Ну так вот, эти типы, видать, сильно заинтересовались нашими делами. Ну, да пусть интересуются. Это так, шакалы. Я когда еще с ребятами на Моме золото мыл, то такие тоже за нами таскались. От этого уж никуда не денешься. Но до нас им не добраться.
Старков замолчал. Странная у него была манера общения. Ведь не просто молчит, блюдет конспирацию, а вот так: заговорит — и умолкнет. Впрочем, может, так оно и правильно с его точки зрения. Должен же понимать, что Кот не дурак, сам догадывается. А о чем не догадывается — оно ему и не нужно.
