Сергей Соболев - Охота на волков
Если действовать по-умному, то свое всегда получится отщипнуть. Здесь на каждого есть свой крючок, надо только соображать. Хотя чеченцы злющие, особенно их бабы, но их тоже можно заставить мзду платить. В тех случаях, например, когда они просят пропустить их транспорт без досмотра или не задерживать на «блоке» мужчин с целью установления личности.
Нохчи последние десять лет – а может, и дольше – грабили русских людей, а также использовали рабский труд в своих гнусных целях. Поэтому Гонтарь не считает предосудительным то, чем он здесь порой занимается. В конце концов, он сам русский человек, а потому имеет полное право не знать предела в своей ненависти к этому дикому волчьему племени.
– Ты мне лапшу тут не вешай! – рявкнул Гонтарь, прихлопнув тяжелой ладонью никчемную справку. – Кто такая? Прибалтка? Или хохлушка? Скольких русских солдат убила?! Сколько фальшивых баксов тебе платили за головы расстрелянных российских военных?! Что, тварь, не ожидала? Ничего… Я тебя, паскудину стриженую, насквозь вижу! И ты, путана чеченская, поимеешь от меня по полной программе! На коленях, стерва, будешь передо мной ползать, ноги целовать, чтобы я тебя не шлепнул прям щас, под горячую руку, а сдал органам! По сравнению с моим «блоком» ментовский фильтр тебе покажется раем земным!
– Знаешь, кого она мне напоминает? – поднял голову от сумки крепыш. – Я по видику кино американское смотрел… Про одну телку, всю из себя такую крутую, которая хотела в спецназе служить. Называется, кажется… «Солдатка Жанна».
– Нет, не так, – вмешался Длинный, считавший себя самым умным и начитанным в компании. – Фильм называется «Солдат Джейн», в главной роли Деми Мур.
– Заткнитесь оба, – проворчал Гонтарь. – Тщательнее шмонайте! Нутром чую, что в шмотках у нее что-то заныкано!
Дольникова сидела понурившись на самом краешке табурета. Остатки жизненной энергии, то, что вынесла из Грозного, она израсходовала целиком еще раньше, когда ее допрашивал на «блоке» возле Первомайского старлей. Сейчас она тупо смотрела прямо перед собой, не в силах сосредоточиться хоть на какой-то дельной мысли.
В транзитном лагере, улучив момент, она умылась и сменила нижнее белье. Сменного бюстгальтера у нее не было, поэтому она, ополоснувшись под краном, надела тонкий свитер – относительно чистый – прямо на голое тело. Теперь, когда отобрали куртку, ее бил озноб – то ли от холода, сквозившего ей в спину через приоткрытую дверь, то ли от нервов.
Напрасно она в лагере смыла с себя копоть и грязь. Тем самым она как бы лишила себя защитной маскировки.
Эти сволочи разлучили ее с Иваном. Что с ним? Где ее мальчик? Она ничего о нем не знает.
– Где мой сын? – с усилием разлепив губы, спросила Дольникова. – Зачем вы нас здесь держите? Что мы такого плохого вам сделали?
– Хватит корчить из себя невинность! – заорал Гонтарь. – Разберемся, какой он тебе сын!
Заметив, что беженка скосила взгляд в направлении стены, где на крючьях были развешаны автоматы, он криво усмехнулся:
– Что уставилась?! Видит глаз, да неймет рука? Знаю, дай тебе волю, ты бы всех нас здесь рядком уложила!
– Кто у вас здесь старший? – спросила Дольникова. – Я хочу переговорить с командиром.
– Я здесь начальник! – веско сказал замкомвзвода. – И что с тобой, ведьма чеченская, делать, тоже я буду решать!
В этот момент кто-то извне забарабанил в дверь. Гонтарь вышел из вагончика. Не успел боец раскрыть рот, как сержант принялся его отчитывать.
– Опять дизельку жгете?! Угорите же! Ну что за народ, мать вашу!
– Пацан сбежал, – вклинился солдат, от которого за версту разило дымом и копотью. – Чуть мне руку не прокусил!
Он продемонстрировал свою грязную ладонь, на которой действительно были видны следы от укуса.
– Что значит сбежал? – нахмурился Гонтарь. – Почему не стрелял? Надо было шлепнуть поганца!
– Я пока за «калашом» сходил, пока то, се, его и след простыл…
– А Максимюк? Он же сегодня караулит на «огневой»? Так?
– А он за кипятком как раз зашел… Чаю хотел попить. Почти сутки без пересменки у амбразуры, кишки от холода к хребту примерзли! Пора бы нас подменить, товарищ… командир!
Гонтарю нравилось, когда его называют командиром, и солдатам срочной службы это было известно.
– Ладно, раздолбаи… Чтоб в последний раз! Если пацан будет крутиться где-то поблизости, шлепните его! Ясно?
– Он же малой совсем…
– Вот он ночью гранату перебросит нам на «блок», этот твой «малой»… Но лучше бы, конечно, его отловить! Мне бы с этим мальцом нашлось о чем потолковать!
Прежде чем скрыться за дверью вагончика, Гонтарь распорядился:
– Поднимите «мохора». Того, что дрыхнет. Пусть проверит «сигналки»! Установите еще пару-тройку «растяжек» со стороны фермы! Если наши решат заночевать у соседей, с девяти вечера будет вахтить Длинный… и кто-то из вас троих. На посту не спать! Застукаю – лично гаду уши оторву!
В вагончике сержанта поджидала новость. Вернее, целых две. На связь по УКВ от соседнего «блока» вышел Завидеев, поинтересовался, как обстановка, и сказал, что задержится.
Вторая новость касалась беженки. Длинный, распоров шов в пройме рукава, обнаружил там заначку. Деньги были туго скручены в трубочку и перевязаны ниткой. Четыреста баксов сотенными купюрами, пятисотрублевка и стольник – деревянными. И еще два мятых полтинника рублями же нашли в кармане куртки – эта наличность была на виду.
Крепыш, отзывавшийся на имя Толян, тоже кое-что нашел: когда подрезал тесаком подложку у днища дорожной сумки, из образовавшейся цели вывалилась фотка и еще сложенный листок бумаги.
На цветной фотографии небольшого формата была запечатлена компания: двое мужчин, а между ними девушка смазливой наружности, возраст – чуть за двадцать. Мужички же были явно постарше, ну как минимум лет на десять…
Снимок сделан летом. Об этом свидетельствует буйная растительность в кадре, и кроме того, люди, позирующие фотографу, легко одеты. В кадр попала и часть дома – по-видимому, дача. Мужчины – в светлых брюках и рубашках с коротким рукавом. Один из них – в темных солнцезащитных очках – изобразил на лице голливудскую улыбку; другой, обняв даму за плечи, смотрит в объектив открыто и дружелюбно, но как бы с затаенной гордостью – мол, вот мы какие, молодые и красивые… Что же касается девушки, вернее сказать, молодой женщины, то она в ярко-лимонной майке, очень короткой, так что видна полоска кожи чуть выше пупка. Юбка же такая, что можно рассмотреть загорелые ножки едва ли не во всю их длину.
Стоят себе в обнимку – бо-ольшие друзья. И улыбаются. У девицы на щеках симпатичные ямочки, а по плечам рассыпаны светлые локоны.
– Ничё бабец! – оценил Длинный. – Эй, снайперша! Это твоя младшая сестричка? Как насчет поближе познакомиться?
Гонтарь развернул лист бумаги. Медленно шевеля губами, стал читать вслух:
– «Иду в пути»… Гм… «Всем ненавистникам…» Так-так… Короче, ерунда все это!
Мрачно усмехнувшись, он скомкал лист с молитвой и демонстративно швырнул его в направлении «буржуйки».
– Нравится тебе это или нет, но я здесь круче самого господа! А потому встать, чеченская шлюха, когда я с тобой разговариваю!
Гонтарь всегда имел при себе наручники. В его бизнесе браслеты – вещь совершенно незаменимая.
«Солдатку Жанну» мигом – под локотки! – приподняли с табурета. Не успела и рот раскрыть, как заковали в браслеты, а затем перебросили цепочку через небольшой крюк, торчавший из притолоки – получился полный «хенде хох»!
Телка оказалась довольно рослой, и ей даже не понадобилось вставать на носки, роста ей для такой «позиции» вполне доставало.
– Посмотри, Длинный, что у нее там под свитером!
Беженка, хотя ее и вздернули на дыбку, вроде как решила дернуться раз и другой. Поэтому высокий тощий контрактник пнул ее для начала в солнечное сплетение, а затем, пока жертва корчилась от боли и судорожно хватала ртом воздух, дернул вверх свитер, натянув его ей на голову.
– Ни фига себе!! Вот это да…
Гонтарь тоже обратил внимание на грудь, оголившуюся в результате манипуляций с одеждой. Клевая, надо сказать, грудь, крепкая, довольно полная, с маленькими остроконечными сосками.
Но он, пока его дружки пялились на эту часть женского организма, заметил и кое-что другое, одну очень важную деталь.
Плечо. Правое плечо. Оно было синим, даже багрово-фиолетовым. След отдачи. То, из чего она стреляла, давало сильную отдачу. Или же ей приходилось стрелять настолько часто из своего снайперского винтаря, что она едва не повредила себе плечо.
– Ого! – наконец врубился Длинный. – Попалась, пташка! Гляньте-ка, точно снайпериха!! Это ж сколько она пацанов в «пинки» загнала, если у нее от пальбы аж плечо посинело!
– Шлепнуть, падлу! – сказал крепыш. – И не фига даже летеху дожидаться! Повели ее к ферме, там и шлепнем! За компанию к тем двум нохам, что на прошлой неделе приговорили!
