Александр Звягинцев - Стабильное неравновесие
Само собой, вряд ли капитан, особенно будучи трезвым, смог бы выразить все это словами – он не был ни златоустом, ни мыслителем. Он был человек действия, человек мгновенных решений, чаще всего совершенно безошибочных, мысленный путь к которым он вряд ли смог бы повторить. «Надо сделать вот так и вот так», – как бы говорил ему некий внутренний голос. А почему именно так, а не иначе, как он додумался до такого решения, объяснить Иван Лукич не мог. Однако если бы кто-то сумел перевести те ощущения, те обрывки мыслей, что составляли собственно мыслительный процесс, протекающий в голове капитана, этот кто-то удивился бы, узнав, насколько эти мысли, вернее, сам их ход, сама логическая неизбежность следования одного за другим похожи на особенности мышления майора Сарматова. Впрочем, что ж тут особо удивляться: ведь Бардак, так же как и Сарматов, был из донских казаков (зря, что ли, казачья вольница век за веком производила свой отбор, свою селекционную работу), был человеком войны…
Твое предназначение – делать то единственное дело, которое определено тебе судьбой, генами далеких и недалеких предков, которые незримо следят за каждым твоим шагом и не дают тебе уронить честь рода и честь донского казачества. Дело твоей чести – как можно лучше выполнять задания командиров. Вот и выполняй, и на хрена забивать голову раздумьями о политике государства, которому по большому счету на тебя наплевать, в общем-то, как и на всех твоих предков и на донскую славу…
Много чего наслушался Сарматов, будучи курсантом, из уст Бардака. Один из его рассказов вспоминал майор Сарматов, хромая по пыльной афганской дороге на пару с американцем с русской фамилией Мятлев. Слышался ему в знойном мареве хриплый голос капитана, и будто легче становилось идти, и уже не так сильно мучила боль в распухшем колене…
«…Главное наше дело – как можно лучше выполнить приказ. Дан тебе приказ, а ты его выполни!
Ну, легли, ждем команды. Вот он перед нами, дворец правителя, как на ладони. Дворец этот, ребята, – я думаю, скоро вы и сами его увидите, – возвышается над городом, на площадке, вырубленной сто, что ли, лет назад в склоне хребта. За этим хребтом – еще хребет, а над ним – багровое, как застывшая кровь, закатное небо. Самолеты заходят один за другим на последний вираж перед посадкой. С этого-то, более далекого хребта в последнее время наладились «духи» – мы их тогда еще звали басмачами – сбивать самолеты. Причем все равно какие: военные, гражданские – они разницы не делали. Два раза лазали наши по этому хребту: следы от костров есть, в одном месте нашли остатки оружейной упаковки свеженькой. Мы все гадали, что за оружие, которое позволяет полудиким афганцам так точно стрелять на поражение, кто их всему этому научил, кто надоумил поставить стрелков на гребне хребта над городом. Для нас все это оставалось тайной за семью печатями. И вот что любопытно: в первое время правитель, ну, курва-то эта, обещал содействие, а потом что-то все заглохло, как будто никто ни о чем не знает, ничего не слышит. Улыбаются, собаки, как японцы, а что там за этими улыбками…
(Здесь капитан, помнится, сладко щурился, вспоминая тот день, едва ли не самый славный в своей жизни.)
…Помнится, он бросил проверяющий взгляд вправо, потом влево. Вот они, чуть ли не все здесь: слева горстка и справа горстка – «сборная конторы Никанора», как тогда же окрестил их командир отряда, полковник Гриша. Маленько «Альфы», маленько «Вымпела», маленько «Зенита», маленько «Грома». А этих там, наверху, которые будут дворец защищать, человек примерно триста (трудно сказать, возьмутся повара или там банщики за автоматы или нет). Ну и что с того, что наших парней горстка? Да ведь каждый из них самое малое десятерых стоит! Эти там, наверху, они кто? Сытые морды, и ничего больше. А у наших, у «сборной»-то, инициатива, кураж, желание сделать братский народ счастливым. Ей-богу! Дураки не дураки, а так все думали, и не только потому, что тогда политработники свое дело хорошо знали. Просто верили душой: еще чуть-чуть, и начнется благоденствие, если все афганцы в школы пойдут, «Мать» прочтут да с Союзом дружить станут. Тогда ведь войны в Афгане еще и не было: так, кое-где полыхнет да потухнет. Чуть-чуть поднажать – и вот оно, благоденствие, и все тебе спасибо говорят: молодец, скромный герой. Э-э, да что теперь об этом!
Ну, вот он, стало быть, дворец – как на ладони. Стоит он на высоком уступе, сзади прикрыт склоном гор, вокруг дивный сад. Ну, впрочем, сад-то снизу они тогда не видели. Да зима к тому же. Только знали, что есть там сад. Дивной восточной красоты, как положено.
Сад обнесен по всему периметру каменным дувалом. Высокий дувал, поверх колючка, по углам торчат вышки с пулеметами. К слову сказать, эту всю охрану по периметру наши же спецы и делали, ведь при короле необходимости во всем этом не было. Ну а правителю-то приходится себя охранять как надо! Знает, паскуда, что есть ему чего бояться: если не своих «буржуинов», то, блин, соратников по партии, которых он последнее время в тюрьмах пачками начал к стенке ставить. А если не своих, то наших, поскольку решил хозяев поменять, к американцам перекинуться. Насчет того, что нам динаму крутит, а сам жопой перед янками виляет, это в Конторе доподлинно известно было. Ну и то сказать, ребята, Гитлер ему, видите ли, идеал. Если разобраться, то он, конечно, ведь с ним, с Гитлером-то, не воевал. Так что почему из него идеал не сделать? Откинь его людоедство, лагеря, агрессию против всего мира – и что останется? Народу своему благодетель? Благодетель! Пуще того: социалист? Социалист! К власти пришел законно? Законно. Предвыборные обещания выполнил? Выполнил. Всем работу дал, страну снова великой и сильной сделал. Ну, как из такого деятеля кумира не сотворить? Почему не заимствовать его опыт? Ну а нам-то уж, конечно, вся эта лабуда не в лист. А особо то, что правитель собрался Гитлеру в Кабуле памятник ставить. Его, блин, учили в Москве одному, а научился он совсем другому. Да еще и советник из цэрэушников у него появился – какой-то блондин, который все к нему как журналист шастал, якобы книгу писать собирался. А эти стервы, американцы-то, они нашу поклевку завсегда заглотнуть норовят – другой раз крючок без кишок не вытаскивается. А Амин, мудозвон-то этот кабульский, может, подразнить наших хотел, ну, чтобы денег подкинули или ракет каких. Наши в амбицию: ах, раз у вас Гитлер, мы вынуждены сделать на вас три раза тьфу! А янки тут как тут: плюют рашен френды? Ну и хрен с ними, господин правитель, мы вам сами ракетки дадим, наши еще лучше ихних! Ну, словом, как всегда: чуть наши обосрались – глядь, а в нашем дерьме уже янки роются. И так сколько уж лет, пацаны.
…Кабул, надо сказать, и так на высоте, а тут еще и зима, декабрь как-никак, продувает до самого аппендицита. Ну, однако ж мы, казачки, и не к такому привыкшие. К тому же горячка внутри: а ну, дай мне его, врага-то этого, на один зуб – попробую, что он такое. Тут главное – себя не перегорячить, дождаться сигнала. Не дай бог спустить пар раньше времени, запсиховать там или дернуться не по делу… Все должно быть тик в тик.
Расчет здесь какой? Гарнизон большой, а нас мало. Да каждый, как уже говорилось, за десятерых. Плюс к тому Контора родная без помощи не оставила, там, во дворце, наш человек в обслуживающем персонале, повар, что ли, конкретно нам, сами понимаете, не докладывали и фотографии не показывали. Должен был этот человек всей банде – и охране, и правителю – всыпать в ужин снотворное. Ну а дальше уж наша печаль-забота, как исполнить этот концерт. Да так исполнить, чтобы он потом во все учебники образцового скорохватства вошел.
Ну а раз нету пока такого учебника, расскажу своими словами еще раз: дворец на горе, по периметру охрана. Ко дворцу снизу одна дорога, типа шоссе. Как в горах водится – серпантин, в скале вырублен. В одну сторону можно проехать, в другую – жди, когда путь освободится. И опять же, пешочком не прогуляешься – тут же перебьют, как мух. Конечно, при таком раскладе объект лучше всего с воздуха брать: посадил на крышу пару вертух, выбросил штурмовой отряд или группу захвата – как больше нравится, так и назови, – и вперед, за орденами!
Ан нет. Никаких вертух. Никакой тяжелой техники. Все должно быть шито-крыто, чтобы ни одна падла не вопила потом: русские-де захватили руководителя страны, чтобы посадить своего ставленника. Как выйдет – так выйдет, а для разговоров лишних поводов не давать! Политика! Это раз. А во-вторых, там, на крыше, скорострельные зенитные установки. Если охрана почему-либо не заснет, она, значит, вертолеты аннулирует, и, стало быть, всей операции крышка. И выходит, вариантов нам оставлено исключительно много: один. По сигналу из дворца проводим урок скалолазания, лезем вверх по репшнурам, имея за спиной все необходимое для дальнейшего регулирования событий барахло. Ну что ж, пусть так, раз по-другому не получается!
Наблюдаем через бинокль за дворцом. Мало-помалу гаснут окна то здесь, то там. От этого кажется, что на вышках ярче огни горят. У часовых морды сонные, хотя, впрочем, кто поручится, что он уже принял свою порцию снотворного, – они на посту, эти чудики, всегда такие. Вон жует и жует. Терьяк, наверно… По цепочке команда: начать накапливаться для штурма в тех местах, где намечено зацепить репшнуры. «Ну как, капитан?» – спрашивает меня полковник Гриша. «Как в Польше, товарищ командир! – по-военному рублю я. – Личный состав готов заделать козью морду наглому фраеру!» – «А не боишься, что нам с тобой козью морду заделают?» – смеется тот. «Мне не заделают, товарищ полковник!» – «Это почему же?» – удивляется полковник. «Да потому, что вы меня прикроете!» – отвечаю я. Бойцы наши, те, что поближе, гогочут вполголоса, и от этого гогота нам с полковником становится как-то веселее – а и вправду прикроет. Полковник – наш, мы, если надо, не то что прикроем, мы за него на пулемет ляжем!
