Сергей Самаров - Синтетический солдат
Старший инспектор районного уголовного розыска капитан Ставров вышел со мной, набросив на свои капитанские погоны бушлат какого-то младшего сержанта, у которого на спине было написано не «полиция», как у всех, а старое «милиция», и без шапки. Впрочем, на улице погода стояла уже весенняя, весной же и в воздухе пахло, и ощущение было такое, будто снегу давно пора начать таять, что он вот-вот начнет таять действительно, и тогда из-под сугробов побегут ручьи, несущие в себе вымытые и растворенные ядовитые реагенты, высыпанные зимой на дороги.
– Что вы, товарищ подполковник, думаете по поводу версии, выдвинутой Елизаветой Николаевной? – поинтересовался капитан по дороге к машине, стоящей во дворе за невысоким забором из профилированного стального настила. Чтобы войти во двор, нам пришлось все здание полиции обойти и потом миновать проходную. – Я о догхантерах говорю.
– А что я могу подумать по поводу чемпионата Гвинеи-Бисау по футболу? – спросил я в ответ. – Кто там станет чемпионом, команда «Мумбу» или команда «Юмбу»?
– То есть? – усмехнулся капитан. Он, конечно, понял. Несмотря на уставший вид, глаза у него иногда казались даже более умными, чем бывают у собаки. Но желал услышать уточнение.
– Если я понятия не имею ни о акциях догхантеров, ни о том, кто они такие, и даже о гибели Владимира Николаевича знаю, можно сказать, понаслышке, больше со слов Елизаветы Николаевны и чуть-чуть по копиям ваших протоколов, что я могу сказать? Чтобы составить собственное мнение, не говоря уже о версии, требуется фактический материал. Догхантеров, как я простым человеческим умом понимаю, надо просто давить танками. Кататься по гениталиям туда и обратно. Таких уродов следует уничтожать прежде, чем они родятся. Думаю, девяносто девять процентов населения страны меня поддержит. А вот могли ли они что-то сделать Чукабарову, я не могу судить. Вообще-то Чукабаров мог бы за себя и постоять, хотя он и не был квалифицированным бойцом. И одолеть его было бы не просто. Но я не имею никаких данных, чтобы предположить тот или иной вариант.
– А дрессировщик он был хороший?
– У нас в бригаде считался великолепным дрессировщиком. Он один из немногих, кто, как сам уверял, использует в дрессировке гипноз животных.
– И такое даже бывает?
– Отдельные специалисты говорят, что не бывает. Отдельные говорят, что бывает. Но те, кто занимается этим на практике, на мнение специалистов плюют и свое дело делают. Им ученые споры безразличны. Говорят, животные, особенно собаки и волки, прирожденные телепаты. Я сам многократно видел, как Владимир Николаевич отдавал команду собаке простой мыслью. Как он сам говорил, это была не совсем команда. Это было формирование яркой мысли-картинки, мыслеобраза определенных действий. И собака выполняла. Но самое главное в этом, установить с собакой, как говорят в гипнологии, раппорт. У Чукабарова это получалось.
– Это что такое – раппорт? – Капитан Ставров, кажется, понятия о гипнозе не имел.
– Внутренняя связь, взаимопонимание, работа мозга на одной волне, взаимодоверие. Лучше всего установить раппорт получается при взаимном уважении и доверии. Но это не обязательный фактор. Есть варианты гипноза даже от обратного. Все люди интуитивно относятся с недоверием к цыганам. Но цыганский гипноз на них действует, и раппорт устанавливается. Мне как-то объясняли, что цыгане, чаще цыганки, мысленно ставят себя на место человека, который их опасается. И на каком-то подсознательном уровне устанавливается мысленная связь. Точно так же, как он мне однажды рассказывал, Владимир Николаевич работал с животными. Он мог мыслью воздействовать даже на животных незнакомых, просто на уличную собаку. В каком-то смысле он был гений в своем деле. И, наверное, мог бы сделать большую карьеру в цирке, если бы захотел. Он однажды в детстве побывал в цирке, но не в качестве зрителя, а за занавесом, в каком-то репетиционном манеже, увидел, как в цирке жестоко с животными обращаются, и возненавидел его. Ему, кстати, многократно предлагали организовать свой аттракцион или свою труппу. Он всегда отказывался. Дар дрессировщика у него был от Бога…
Мы подошли к машине. Центральный замок в машине был, и открывался он с пульта, а не ключом, хотя сейчас уже и центральные замки, и даже сигнализацию на «уазики» ставят, и этим никого не удивишь. Только пульт обычно бывает вместе с сигнализацией, а центральные замки срабатывают после простого поворачивания ключа в замке дверцы водителя.
Капитан Ставров распахнул передо мной дверцу, показывая водительское сиденье. Садиться в машину я, конечно, не стал, хотя оглядел салон, сунув за дверцу голову. Задних сидений в «уазике» не было, а решетка, отгораживающая передние сиденья от багажного отделения, впечатляла. Решетка была самодельная, сварная, крепкая и частая, через которую человеческую руку, например, просунуть было невозможно. Наверное, даже морду зверя, если она не слишком узкая, тоже. По ту сторону, внутри багажника, клетка была усилена еще и сеткой «рабицей», как и рассказывал мне раньше Ставров.
На сиденьях были чехлы. У чехлов по бокам кармашки. Я залез в ближайший и вытащил не цепочку-поводок, а настоящую цепь с мощным карабином на конце. На такой цепи, наверное, только и можно было водить орангутанга с головой кавказской овчарки. Хотя, мне кажется, такая цепь вместо поводка – дело бесполезное, поскольку удержать даже на цепи сильного зверя – это выше человеческих сил. Если только к ноге слона цеплять.
Задние двери были заблокированы намертво, и стекла тонированы непрозрачной пленкой. Для инспекторов ГИБДД такая машина интереса не представляла, поскольку, согласно правилам дорожного движения, при наличии боковых зеркал заднего вида можно было тонировать любой пленкой окна задних дверей.
Осмотрев клетку со стороны водительского сиденья, я прошел к двери багажника. Открыл ее. От клетки до двери было пространство только для того, чтобы «кейс» поставить. Больше там ничего не поместилось бы. Клетки имели отдельные сложные запоры, чтобы звери сами умышленно или случайно не смогли открыть их. Про себя я уже уверенно говорил слово «звери», а не собаки, памятуя фотографию, которую только и успел рассмотреть в ноутбуке Владимира Николаевича. Но запоры эти были без замков и открывались только снаружи. По бокам были вставлены металлические крючки-вешалки, на которых висело два «строгих» ошейника, которые я тут же и рассмотрел. Один ошейник был по размерам вполне подходящим для чудовища с фотографии.
– Странная конструкция, – сказал капитан Ставров. – Я уже сам любопытствовал.
Он взял у меня из руки ошейник и потрогал пальцем два кольца для карабинов, расположенных почти противоположно один другому.
– Ничего странного не вижу, – возразил я. – Если какая-то крупная собака, типа кавказской овчарки, неуправляема, а с кавказскими овчарками это бывает, ее водят на поводках два человека, причем поводки натягивают каждый в свою сторону, и собака не может дотянуться ни до того, ни до другого.
– Это все понятно. Но кто тогда сам ошейник на собаку надевает?
– Тот, кого она слушается. Кто стал для нее доминирующей фигурой. Из прошлых рассказов капитана Чукабарова помню, как он рассказывал про одну кавказскую овчарку, которую им в питомник привезли. Собака уже взрослая была. Хозяин хотел даже застрелить ее, потому что кормить этого зверя приходилось с лопаты. Бросалась даже на хозяев. Но ее вовремя купили. Владимир Николаевич сумел завоевать доверие собаки. Подружился с ней. Но в один прекрасный момент, когда этому кавказцу что-то не понравилось, он на самого Владимира Николаевича бросился. Помню, он говорил, что физически победить того пса было невозможно. У него доминантный характер бойца. Такому легче умереть, чем уступить. И тогда Чукабаров с собакой сцепился, свалил ее, дал возможность грызть свою незащищенную руку, а сам смотрел ей в глаза. Непреклонно смотрел. И собака подчинилась его воле. И признала в нем доминанта. То есть своего вожака.
– А с рукой что? Кавказец вцепится, мало не покажется…
– Не помню точно. Кажется, он говорил, что был открытый перелом.
– Это серьезно… – без знания дела сказал капитан.
– Не очень… – со знанием дела возразил я. – Обычное дело…
У меня трижды после различных ранений находили открытый перелом. И потому я знаю, что любая пуля, если она заденет кость, может его вызвать. И открытым он называется вовсе не потому, что сломанные кости торчат наружу, а потому, что к месту перелома кости имеет доступ воздух. В остальном – перелом как перелом. Я, помнится, со сломанной пулей ногой после простой скоропалительной перевязки прямо поверх штанины еще в течение четырех часов участвовал в погоне за бандитами. Просто не знал, что у меня перелом, и потому только слегка хромал. Врачи в госпитале, когда меня туда доставили, были в шоке. Удивлялись подряд несколько дней, и весь период их удивления медсестры были вынуждены отпаивать их чистым медицинским спиртом, иначе врачам было не до остальных больных. Большая часть медперсонала госпиталя, таким образом, ушла в глухой запой. Мне же все мои действия показались естественными. Сначала дело делается, а потом уже проводится лечение. Врачи мне несколько раз предлагали в деловой застольной обстановке обсудить произошедшее. Но без спирта я легче переносил ранение и потому категорически отказывался.
