Александр Золотько - Рождество по-новорусски
– Ждет, – сказал второй Кошкин и закрыл входную дверь на замок.
Теперь они оба смотрели на Гринчука выжидательно. С одной стороны, они ждали дальнейших указаний, а с другой стороны, им нужно было следить за порядком в зале.
– Идите, ребята, я сам, – решил их сомнения Гринчук, и братья скрылись в зале.
Музыка, ринувшаяся, было, в холл, затихла, снова придавленная дверью. Гринчук посмотрел на пакеты, которые держал в руках, потом перевел взгляд на дверь зала. Черт, братьям он, как раз, подарков не приготовил. Забыл. Просто не подумал. Хотя, они, кажется, счастливы, и без подарков.
Счастливы.
Снова это слово. И снова это дурацкое чувство неудовлетворенности. Все нормально, сказал себе Гринчук. Все в порядке.
Хреновый из него гипнотизер. Этот, аутотренер. Совсем никакой.
Гринчук подошел к двери кабинета. Постучал.
– Входи, – ответила Нина.
И Гричук вошел.
– Привет, – сказал Гринчук. – С Новым годом!
Нина сидела в своем кресле, за черным письменным столом, перед ней стояла бутылка шампанского и бутылка коньяку. И открытая коробка шоколадных конфет. Шампанское было еще не тронуто, а коньяк наполовину выпит.
– Явился, – улыбнулась Нина. – А я уж и не ждала.
Она развела руками, демонстрируя угощение.
– Решила начинать без тебя. И, – Нина подняла указательный палец, – заканчивать без тебя.
– И жить без тебя! – выкрикнула Нина. – Надоело.
Гринчук сложил подарки на столе перед Ниной, сел в кресло напротив:
– Что надоело?
– Все.
Обычно о выпившем человеке говорят, что он навеселе. Но Нина веселой не была. Она обычно, чуть выпив, становилась агрессивной.
– Тебя ждать надоело, клуб этот надоел – все надоело, – Нина взяла бутылку, плеснула себе и в хрустальный стакан для Гринчука. – Выпей.
Гричук взял стакан, покрутил его в руках.
– Или сказать, чтобы тебе принесли холодного чаю? – спросила Нина. – Будешь и дальше алкашом прикидываться?
– Уже можно не прикидываться, – сказал Гринчук, понюхав коньяк.
– Чего ты нюхаешь? – обиженно осведомилась Нина. – Хороший коньяк. На хороший коньяк у меня еще хватает денег. На коньяк – хватает.
Нина залпом, не чокаясь, выпила из своего стакана.
– Только на коньяк и хватает. А на ремонт клуба – хрен, не получается. И на новую аппаратуру – тоже. Может, у меня не денег не хватает, а ума? Мозгов, чтобы клубом руководить? Скажи, Гринчук, ты же умный.
Гринчук отпил из стакана.
Нина выжидательно смотрела на него, зрачки глаз были расширены, и в них Гринчук увидел себя.
– У тебя все есть Нина, – тихо сказал Гринчук. – Все. И ум, и внешность, и талант администратора. Только одного у тебя нет…
– Чего?
– Наркоты у тебя в клубе нет. Ты ее запретила продавать. А без наркоты такой клуб вытянуть не может никто. Чудес не бывает. Наркотики – обязательный пункт ассортимента таких заведений. Ты же это знаешь?
– Знаю. Но наркотиков продавать здесь не буду.
Гринчук допил коньяк.
– Тогда чем ты не довольна? Ты должна быть счастлива. Нет денег на ремонт? Зато нет наркотиков. И еще пару месяцев не будет. А потом либо ты сломаешься, либо придется продать клуб. А новый хозяин снова пустит сюда наркоту. И сменит твою обслугу.
– Думаешь, я этого не знаю? – Нина снова разлила коньяк в стаканы. – Ты мне что-нибудь хорошее скажи. Умное.
– Хорошее? – спросил Гринчук.
Он не ел с утра, и теперь коньяк начинал согревать желудок. И теплой волной стал пробираться в голову.
– Слышал, что сегодня из больницы выписался Гиря. Пардон, Геннадий Федорович. Ты, случайно, не по этому поводу напиваешься?
– И поэтому. Тоже. – Нина снова залпом выпила коньяк.
– Думаешь, он придет разбираться?
– Конечно. Придет. – Нина попыталась взять конфету из коробки, но не смогла. – Это ведь его клуб. А я. Только. Числюсь директором. Хреновым директором.
Гринчук отвел взгляд.
Нина было плохо. И еще хуже ей было оттого, что выхода не было. Хотя, один был. Нина о нем никогда не говорила вслух, но Гринчук знал об этом выходе.
Нужно было просто дать понять Гире, что теперь он, Гринчук, крыша Нины. И что теперь Гире нечего делать в «Кентавре». И самым неприятным во всем этом было то, что Гиря наверняка съехал бы с базара.
– Ты с ним поговоришь? – спросила, наконец, Нина.
– И что потом? У тебя потом появятся деньги без наркотиков? Или ты предлагаешь мне прикрывать эти наркотики? Ты этого хочешь?
– Я хочу, чтобы Гиря сюда не приходил, – неожиданно трезвым голосом сказала Нина.
Гринчук выпил свой коньяк.
– Не получится. Он обязательно придет. И придет не потому, что захочет повидать тебя, – Гринчук отодвинул стакан. – Он придет повидать меня. Ему очень захочется поговорить именно с Юрием Ивановичем Гринчуком. Лично. Типа принести свои извинения, за то, что попытался меня конкретно подставить нашим борцам за чистоту рядов. Он захочет поговорить со мной, и я не смогу ему отказать.
Гринчук невесело усмехнулся.
– И знаешь почему?
– Захочет извиниться, – ровным голосом ответила Нина.
– Почему я не могу отказать.
– Из вежливости, – взгляд Нины стал неподвижным.
Она словно рассматривала нечто, невидимое Гринчуку.
– Потому, что теперь есть ты. И твой бизнес. И он всегда сможет предложить мне сделку.
– А лучше было бы, если б я исчезла?
– Глупости, – сказал Гринчук. – Никто не должен исчезать.
Просто сложилась обычная безвыходная ситуация. Так или этак. Только выпадало Гринчуку общаться с Гирей. С Геннадием Федоровичем. Которого, по хорошему, стоило давно грохнуть. За тех, кто погиб по его вине.
Блин.
Гринчук взял бутылку, налил себе в стакан коньяку, и выпил.
– С Новым годом, – сказала Нина. – С новым счастьем.
– Тебе там ребята подарки передали, – сказал Гринчук.
– Спасибо ребятам.
– И от меня подарок, вот.
– Спасибо и тебе, вот.
Гричук встал с кресла, прошел по кабинету. Нина продолжала смотреть куда-то в пустоту.
– Ну что вы сегодня взялись за меня! – сказал Гринчук.
– Тебе очень идет новая форма, – тихо сказала Нина.
– Подлецу все к лицу, – Гричук расстегнул китель.
– Все, – согласилась Нина.
– Что вам не нравится? Что? Не можешь свести в клубе концы с концами в клубе? Брось его на фиг. Бабки нужны? Давай я тебе буду давать деньги. У меня хватит. Я знаешь, какую зарплату получаю? – Гринчук полез в карман. – Дать денег? Сиди себе дома…
– И жди, пока соизволит приехать сам Юрий Иванович, чтобы трахнуть меня, от нечего делать, – закончила за него Нина.
– Да. Сиди. И жди. Или не жди… Делай что хочешь! Только не нужно меня обвинять. Не нужно на меня так смотреть! Ни тебе, ни Братку. Я ни в чем не виноват. Не виноват я в том, что все мы топчемся по одним и тем же улицам и мешаем друг другу жить. И не можем мы из этого круга вырваться! – Гричук понял, что кричит, замолчал и снова прошелся по кабинету. – Знаешь, почему нам так скучно жить? Потому, что мы все друг про друга знаем. Мы знаем, что в следующую минуту сделает другой. Вот через час, максимум, приедет сюда Гиря. Поздравлять и оговаривать наши с ним новые отношения.
– А у вас есть новые отношения? – спросила Нина.
– Да. Теперь есть. Теперь я буду с ним говорить почти ласково, потому, что воевать я с ним из-за тебя не хочу.
– Слишком мелкий повод?
– Я не стал его убивать, когда повод был куда больше, – Гринчук оборвал себя, чтобы не наговорить лишнего.
– Ты о том взрыве, возле клуба? – спросила Нина.
– Тебе Гиря сказал?
– Мне Браток сказал. И про гранату, которую вы поставили Гире в бар. Как предупреждение.
– Болтает Браток много, – махнул рукой Гринчук.
– Нет, это я из него по старой дружбе вытащила. Вы ведь тогда его могли и взорвать…
– И тебе было бы легче?
– Легче. Но ты не мог этого сделать.
– Мог, – Гринчук снова сел в кресло. – Меня тот же Браток отговорил. Не стоит оно того, сказал тогда Браток.
– Не стоит, – подтвердила Нина. – Браток вообще очень умный.
– Умный… Этот умный не захотел сюда ехать, и весь вечер только и ныл. То ему не так, это не так.
– Только этот вечер? – спросила Нина.
– Нет, и целый день. И вчера. И… – Гринчук замолчал.
С Братком творилось что-то странное. И уже давно. И Гринчук не обратил на это внимания. Прозевал.
– А что с ним? – спросил Гринчук.
– А это вы, гражданин подполковник, у него сами спросите, – сказала Нина. – Вызовите его к себе в кабинет, поставьте по стойке смирно. И прикажите рассказать все, как на духу. И гражданин прапорщик вам все расскажет. А вообще… Зачем вам его рассказы? Мы ведь все топчемся по одним и тем же улицам и знаем друг о друге все. Ты вон даже знаешь, что самое большее через час сюда приедет Гиря. А кто еще сюда приедет?
– А еще сюда приедет кто-нибудь от Мехтиева.
– Тоже поговорить обо мне?
– С подарком, – ответил Гринчук.