Александр Бушков - Антиквар
— Что там? — спросил Смолин приличия ради.
— Ну, что там… — врач говорил негромко, устало, в голосе чуялась лишь чуточка чисто профессионального сочувствия (ну понятно, если будет каждому соболезновать всерьёз, крышей подвинется). — Третий инфаркт и все сопутствующие осложнения, в первую очередь — годы… В другом возрасте зашла бы речь о шунтировании и ещё паре-тройке достаточно сложных процедур… Восемьдесят четыре, понимаете ли… Наркоз противопоказан категорически, дядюшка ваш сейчас не перенесёт и простейшей операции вроде вскрытия чирья на пальце. Так что…
— Всё? — спросил Смолин. Врач вильнул взглядом:
— Ну, что тут скажешь…
— Вячеслав Палыч! — донёсся женский голос из палаты.
Врач вошёл туда, остановился на пороге — и почти сразу же, оглянувшись на Смолина, пожал плечами — так досадливо, привычно, непреклонно, что всё стало ясно и без вопросов. Смолин и не пытался заглянуть в палату, где все присутствующие уже не суетились, а стояли неподвижно — повернулся и направился к лестнице.
Ага! Сподобились наконец… Вся родня, не особенно и торопясь, поднималась ему навстречу: осанистый Викентий Никифорыч с супругою, но без чадушек, Бергер с женой Галиной Никифоровной и дочкой Дашенькой…
Смолин и не подумал свернуть — а какое им дело? Что он, не имеет законного права по этим коридорам ходить? К тому же никто из них, за исключением Дашеньки, знать его не знал.
И они разминулись совершенно безучастно, как в море корабли — вот только Дашенька, вовсе не выглядевшая убитой горем, мимоходом кинула на него очень уж цепкий, очень уж острый взгляд… или показалось?
Усевшись за руль, Смолин протянул было руку к ключу — но тут его пробило насквозь новым, непонятным ощущением. Там смешались холод и тоска, растерянность и страх, в пот бросило от мимолётного приступа жути: вот так оно и бывает, значит? Хлоп — и нету? И ничего с собой туда не прихватишь, ничегошеньки! Был — и нету… А тебе-то уже не двадцать и не пятьдесят даже…
Он даже коротко простонал-взвыл сквозь зубы — таким острым, жгучим, неприятным был приступ тоски. Но очень быстро справился с собой, посидел, закрыв глаза, резко выдыхая сквозь зубы. В конце концов, ему отстучало всего-то пятьдесят четыре, он был крепок, без хронических хворей, а то, что всё же досаждало, не представляло серьёзной угрозы… Он справился с собой: это всё нервы, нервишки… Рукавом рубашки отёр со лба неприятно холодивший пот и, прежде чем включить зажигание, тихонько пробормотал, глядя на себя в зеркало заднего вида:
— А при чём тут броневик? Какой ещё, на хрен, броневик?
Сознание вновь работало чётко, с размеренностью только что заведённого движка. Вроде бы нет и не было среди дел насущных ничего, что следовало бы увязать с понятием «броневик». Определённо, нет и не было. Что-то такое крутится в голове, зыбкая, ускользающая ассоциация… да нет, никакой связи с делами насущными, чутьё безмолвствует, точно…
Кот Учёный с искренней готовностью сказал:
— Я тоже пойду, мало ли что…
— Нет уж, — решительно отказался Смолин. — Все спокойно сидят в машине и ждут меня. Так оно надёжнее. Следует, соколы мои, исключить любой намёк на групповуху — я в случае чего один, как перст, что с точки зрения Уголовного кодекса является смягчающим обстоятельством… Шварц, если что — пустую эсэмэску…
— Яволь.
Смолин тихонько прикрыл за собой дверцу «тойоты», перекинул в левую руку пластиковый пакет, в котором покоились две туго свёрнутых огромных сумки, с какими шастают всевозможные торгаши — вместительны, что ни говори, — коснулся электрошокера в правом кармане лёгкой куртки и, зажав в кулаке связку ключей, уверенным шагом направился к подъезду. Близилось к полуночи, уже стемнело, вокруг было пусто и тихо.
С точки зрения антикварки он был в своём праве — покойник сам передал ему свои закрома, пребывая, безусловно, в твёрдой памяти и ясном сознании. Но вот с точки зрения писаных законов всё обстояло как раз наоборот: всё, что принадлежит скончавшемуся гражданину Н.С. Чепурнову, при отсутствии писаного завещания (а его нет) принадлежит в равных долях великовозрастным детишкам данного гражданина. Так что, на взгляд Уголовного кодекса, мистер Смолин намеревается совершить деяние, поименованное как «кража». Сто пятьдесят восьмая, пункт два — с незаконным проникновением в помещение или иное хранилище. Вплоть до пятёрки. Плюс несомненная сто шестьдесят четвёртая, пункт один — хищение предметов или документов, имеющих особую историческую, научную, художественную или культурную ценность. Об заклад биться можно, что под то или иное определение попадает практически всё, что может отыскаться в Кащеевых закромах. Тут уж — до десятки, плюс штраф в полмиллиончика. Кошке ясно, что с такими двумя повисшими на хвосте статьями следует, как огня, избегать любых намёков на «группу лиц», «организованную группу», «предварительный сговор» — иначе автоматом навешивается ещё поболее. Так что гражданин Смолин выбрался сюда один-одинёшенек… правда, и в этом случае на нём повисает «крупный размер» — но что ж тут поделаешь…
Опрятный подъезд. Тихо. Пусто. Поднимаемся на третий этаж бесшумно, тихо, чтобы ни одна любопытная рожа к глазку не сунулась…
Обдумав всё на сто кругов, Смолин пришёл к выводу, что следовало всё же ожидать и подвоха, исходящего от самого покойничка, вплоть до недавнего времени человека умного, изобретательного, недоброго и сплошь и рядом беззастенчивого. Быть может, Кащей и в самом деле пришёл к выводу, что иного выхода нет и закрома следует отдать своему, как к нему ни относись. А может, старый чёрт решил и устроить из-за гроба крупную подляну. В хорошем стиле «чёрного юмора». Поскольку мы не в штатовском детективе, в пустой квартире конечно же нет трупа с ножом в спине, рядом с которым Смолина должны повязать заранее оповещённые детективы — как это сплошь и рядом случается у Чандлера и других классиков жанра…
Трупа, конечно, нет. А вот на сигнализации квартирка вполне может оказаться, и Смолина там вскоре повяжут, как пучок редиски, — и отбрехаться будет крайне трудно. На нары вряд ли угодишь — есть хороший адвокат, есть полдюжины свидетелей, которые подтвердят, что кое-какие вещички в хате покойного Смолину как раз и принадлежат — и это будет чистая правда, без дураков… Но вот оправдываться и отписываться придётся долгонько, надолго будешь отлучён от нормального бизнеса, и пятно на репутации, и хлопоты, и бабки нешуточные впалишь… Вообще-то он не насолил старикану настолько уж — но тот мог в последние перед кончиной дни и умом малость подвинуться, пакость приготовить…
Ладно, не стоит себя накачивать: всё равно идти в квартиру придётся, чему быть, того не миновать, если не решишься, потом будешь себя грызть всю оставшуюся жизнь — это ж Кащеевы закрома, не чьи-нибудь…
Смолин достал мобильник, ещё раз проверил, поставлен ли он на «беззвук», поместил в нагрудном кармане куртки так, чтобы сразу заметить мерцание экрана. Второй этаж… Третий… С четвёртого, если что, не сиганёшь… Фляжка с коньяком в правом кармане джинсов, нужно успеть в случае чего и хлебануть, и облиться, чтоб за версту несло — спьяну и решил, гражданин следователь, забрать своё, собственное, покойный не был бы в претензии…
Площадка четвёртого этажа. Тишина. Ключи были уже в руке. Потратив не более пяти секунд, Смолин определил, какой из двух ключей которой скважине из двух соответствует, вставил плоский… повернул… не идёт, чёрт… ага, в обратную сторону… ещё пара секунд потеряна… главное, не коситься на глазки с двух сторон… тихо вроде бы, но кто их знает… так, один мы открыли, теперь второй… вот этот сразу крутанул в правильную сторону… дверь подалась… темнота внутри и тишина… ни на косяке, ни около него не заметно ничего, смахивающего на датчик сигнализации, но она нынче бывает самая разнообразная, скрытая так, что хрен заметишь… ну, поехали!
Он вырвал из кармана электрошокер, нажал кнопочку на торце — включил, теперь, если что, клавишу сбоку… Не идти же было с пистолетом, мы не герои романа в яркой обложке, ребята, мы обычные антиквары, в нашем бизнесе дурой пользуются только законченные идиоты…
На ощупь нашёл выключатель, осветилась небольшая прихожая. Сжигая за собой все мосты, Смолин тихонько захлопнул дверь, бегло осмотрел замки: на одном есть блокирующая кнопка, но нажимать мы её не будем, не стоит усугублять…
Включил свет в одной комнате, в другой — шторы, слава богу, плотно задёрнуты. Безукоризненные чистота, опрятность и порядок, как обычно. Последний раз он здесь был всего неделю назад, поэтому ориентировался легко: планшетка с теми орденами, что он оставлял старикану, конечно, в секретере… ага, вот она, родимая… из семи орденов осталось шесть, значит, «Савушку» Никифор таки продал… денег от него, правда, уже не дождаться, но наплевать, коли обретаешь гораздо больше, ладно, пусть планшетка пока на прежнем месте и лежит, не до неё…
