Данил Корецкий - Отдаленные последствия. Иракская сага
Через пару километров кто-то заметил, что Хэкман и Салливан сидят белые как полотно и вроде как тоже в отключке. Остановились. Точно: Салливан без сознания, Хэкман едва языком ворочает. Пока Руни бегал со своими ватками и тонометром, Хэкмана стало рвать, а Фил Шарки, который пошел отлить на обочину, вдруг скрутился винтом и рухнул на месте, будто его саддамовский снайпер снял. Фила отволокли в тенек, по дороге его тоже вырвало. Руни всем им вогнал декстрозы, а капитану сказал, что по инструкции в таких случаях взвод должен возвратиться на базу и сесть в карантинный бокс для выяснения причин. Мако объявил общее построение и сказал:
— Морпехи! Кто чувствует себя плохо, сделайте шаг вперед!
Никто не вышел, понятное дело, даже Смит, у которого до сих пор в голове стучал перфоратор и постоянно тянуло блевать. Что такое головная боль для морпеха? Какой морпех сознается в том, что у него кружится голова и тошнит? То-то и оно. Правда, сразу после построения Мако велел интендант-сержанту раздать каждому бойцу по четыре унции виски. Руни что-то смекнул, сделал страшные глаза и заткнулся.
Но самая неприятность заключалась в том, что из-за всех этих остановок и задержек взвод прибыл на отметку 55 на два часа позже запланированного срока. Да и насчет самой отметки 55 не было никакой уверенности — высчитывали-то ее по обычной бумажной карте, так как связь со спутниками навигации и наведения пропала. То есть совсем пропала, как ножом отрезало. Попутно выяснилось, что связи нет ни с десантниками в Аль-Бааре, ни с дивизионной рубкой, находящейся на пути в Фаллуджу, ни с Багдадом, где вторую неделю полощет ближневосточный эфир мощная штабная станция…
УборщикОтец Игнасий вошел в келью, закрыл дверь и вогнал в щель между коробкой и полотном маленький деревянный клин. Кельи не положено было запирать, здесь не было замков, засовов и даже щеколд, но иногда дело требовало некоторой уединенности от любопытных глаз.
Он обошел ложе, представлявшее собой низкий, грубо сколоченный помост, покрытый рогожей, наклонился и выдвинул из-под него большой, обитый железом ларец. Многие из братьев-доминиканцев все бы отдали, чтобы заглянуть внутрь знаменитого ларца отца Игнасия, где тот, согласно молве, хранил улики и вещественные доказательства против ведунов и некромантов, столь обильно расплодившихся в последнее время. Кости и когти драконов, клыки оборотней, русалочьи хвосты, даже могущественные бесы, заключенные в древних сосудах — какими только сокровищами молва не наполняла это скромное вместилище!
Однако ларец был пуст. Почти пуст. Отец Игнасий омыл руки в чаше со святой водой и только потом поднял тяжелую крышку. Он извлек оттуда небольшой и странный предмет, описать который человек Средневековья вряд ли смог бы. Маленький прямоугольный корпус из неизвестного материала — не дерево и не железо, — с надписями на незнакомом языке, крохотное, меньше фаланги детского пальца, окошко из темного стекла, а также тянущиеся из корпуса тонкие нити, словно бы сделанные из воловьих жил с каплевидными наростами на концах… И крошечная выпуклость, подобная бородавке правильной округлой формы.
Хмурясь и потея от волнения, монах вдел в уши каплевидные наросты — и осторожно нажал на «бородавку». Окошко засветилось голубым светом, там заплясали темные письмена, а в уши полилась дивная, неземная музыка, одновременно высокая, чистая и — животная, сладострастная, возбуждающая. Вот так дьявол ловит невинные души в свои страшные сети! Отец Игнасий стоял некоторое время неподвижно, внимая пению, потом решительно выдернул нити. Просто не укладывалось в голове. Если бы ему рассказали об этом волшебном устройстве, он никогда бы не поверил, поскольку глупым сказкам не место в этом мире — это отец Игнасий знал наверняка. Но вот он держит его в руках, он его осязает, видит своими глазами и слышит своими ушами. А ведь кроме этого устройства есть и другие…
Вот. Он достал еще одну вещицу. Коробка из плотного пергамента или бумаги. Она сильно пострадала от воды, покорежилась, но письмена на ней не смылись. Внутри коробки — трубочки, наполненные неведомым зельем, от которого исходит запах, в чем-то сходный с пением того волшебного устройства, — приятность и омерзение.
Или вот это устройство. Оно побольше размером, и окошко здесь пошире, и «бородавки», «бородавки»… множество блестящих «бородавок». Отец Игнасий нажал на одну из них — окошко вспыхнуло ярким светом. Недоверчиво прищурив глаза, он смотрел на мигающие буквы: «Введите PIN-код», силясь проникнуть в смысл этого послания. Потом окошко погасло. Некоторое время отец Игнасий продолжал сидеть неподвижно.
Потом он вздохнул, сотворил краткую молитву. Придвинув ближе чашу со святой водой, он один за другим опустил в нее эти странные предметы. И стал смотреть, что получится.
Ирак. Усиленный взвод на марше— «Балтимор» вызывает «Хьюстон»… «Балтимор» на связи!.. «Хьюстон», как слышите? — монотонно повторял радист. Он прижимал к голове наушники, боясь пропустить малейший звук. — «Хьюстон», «Хьюстон»!.. Вызывает «Балтимор»! Как слышите?.. — Он повернулся к командиру: — Глухая вата, сэр!.. Ни шороха!
Капитан Маккойн, который в силу сложившихся обстоятельств был вынужден пересесть в штабную машину, сказал ему просто и доходчиво:
— Свяжись с этим чертовым «Хьюстоном»! Вызывай дальше!
За окнами тянулся однообразный унылый пейзаж, который в последние часы стал еще более унылым и однообразным. Финиковые пальмы, которыми была обсажена обочина, теперь исчезли, остались только глина, песок да сероватая растительность, слегка похожая на нашу пижму.
— А разве обед вашим распорядком не предусмотрен? — вопрошал с заднего сиденья Макфлай, обращаясь к капитану. Кажется, этот толстяк был единственным человеком во взводе, каким-то чудом сохранившим аппетит.
Он подождал ответа, не дождался, хмыкнул, потом схватил сидящего рядом Гроха за рукав рубашки — Грох заметно вздрогнул и громко воззвал к нему:
— Я, конечно, извиняюсь, герр профессор, но мне говорили, что в корпусе морской пехоты даже на передовую обед всегда доставляют вовремя. Есть такая особенность у этого рода войск!..
Профессор по возможности отклонился от него и осторожно кивнул.
— К тому же, уважаемый коллега Грох, я страдаю язвой двенадцатиперстной кишки! Мне прописан строжайший режим!
— Язву можно вылечить голоданием, — оживился Чжоу. Он был фанатом нетрадиционной медицины. — Если хотите, я распишу вам методику…
Кенгуру вышел из полудремы.
— Извините, Люк, а геморрой нельзя вылечить по этой методике? — вполне серьезно поинтересовался он.
— Голоданием? Не знаю. А вот иглоукалыванием — наверняка…
— «Балтимор» вызывает «Хьюстон», как слышите?.. «Балтимор» на связи!.. «Хьюстон», как слышите? — бубнил радист.
Радист повернулся, взглядом спросил капитана Маккойна: вызывать дальше?
— Узнайте, что там у Палмана, — сказал Маккойн.
В танке была своя коротковолновая станция и свои позывные для связи с Аль-Бааром — на тот случай, если дело дрянь и штабная машина окажется уничтожена.
Радист вызвал Палмана по местной связи. Местная связь работала, но Палман ничем их не порадовал. Он пробовал связаться с базами в Насирии и Самаве, потом просто вслепую прошелся по всем частотам: УКВ, ДВ, СВ. Эфир оказался чист, как в первый день мироздания, даже развлекательные и новостные станции не пробивались.
— Это из-за бури? — спросил Маккойн у радиста.
— Не знаю, — сказал тот. — Атмосферные помехи действительно создают шум…
— А шума нет, — кивнул Маккойн и перевел взгляд на небольшой, размером с книгу, стальной корпус станции, закрепленный над перчаточным ящиком. Потом посмотрел в окно. — И бури тоже нет.
Он хорошо помнил времена, когда радисты таскали на себе увесистые короба, от которых на позвонках появлялись наросты, получившие в военной медицине название «радиогорб». То была простая, может даже допотопная, но вполне работоспособная техника, испытанная и отработанная в настоящих войнах. Потом появились эти хай-тековские штучки, спрятанные в изящные пеналы из пуленепробиваемой стали — легкие, напичканные автоматикой, сверхнадежные. Но когда связь пропадает, то никакой разницы между допотопной и ультрасовременной радиоаппаратурой нет.
— Какие еще причины могут быть? — спросил он.
— Станция в полном порядке, сэр, — сказал радист, догадавшись, что он имеет в виду. — И у Палмана все в порядке, иначе мы бы не слышали друг друга.
— С Палманом вы связываетесь по местной связи…
— Это не имеет значения, сэр. Это «Ди-Ар-5», комплексная развертка.
«Боже мой, комплексная развертка», — подумал Маккойн. Он еще раз посмотрел на свои часы: было двадцать минут третьего. Часы на приборной панели «Хаммера» показывали шесть минут третьего, хотя их подводили на 55-й отметке, совсем недавно.
