Дон Пендлтон - Встреча в Кливленде
Нет уж, покорнейше благодарим. Ее пробойник не вызывал ни малейшего восторга.
— По правде, вы мне тоже не нравитесь. Вы — дикарь, а я ненавижу дикость. Единственная надежда для людей — мир, любовь и доброта.
Вот почему леди овладела каратэ!
— Но, разумеется, теперь я понимаю вас гораздо лучше. Особенно после недавних событий. Ваша жизнь с детства окружена жестокостью. И я догадываюсь, почему вы считаете, будто вашим единственно правильным ответом на все может быть только жестокость. Вы хотите соответствовать своему окружению.
Да, девушка. Дурочка — самое верное слово.
— И все-таки расхождения между нами не носят непреодолимого характера. Если бы вы забыли о своей вендетте, пока мы не покончим со всем этим беспорядком, если бы вы начали сопротивляться неуемному желанию стрелять во все, что вам не нравится, — ну, вы понимаете! — если бы мы оба чуть-чуть...
Ого, она берет над ним шефство, словно учительница начальной школы, которая раз и навсегда определила для себя быть справедливой, но твердой со школьными хулиганами!..
Болан насмешливо поинтересовался:
— И что же это за такое «чуть-чуть»?
— Ну... сотрудничество. Дружба. Даже, может быть, товарищество.
— А что это конкретно означает?
Словно не слыша скепсиса в его словах, она ответила с невозмутимым пафосом:
— Да все, что захотите!
Болан тихо хохотнул:
— Это самое несоблазнительное предложение, которое я когда-либо получал.
— Иди к черту! — взорвалась Сьюзан. — Я тут пытаюсь разговаривать с ним как... ну, словом...
— Как с равным? — подсказал Болан.
— Ты самый невозможный человек!
— Нет, я просто человек, — спокойно возразил Болан. — Но я убежден: то, что я делаю, — делать необходимо. Не ради меня — ради тебя, ради миллионов подобных тебе. Конечно, согласен с тобой. Единственная надежда для людей — мир, любовь и доброта. Но попытайся перенести это на тех, с кем мы только что столкнулись. Они стреляют не кукурузными зернами. И те два садиста прошлой ночью уж никак не пытались крестить тебя. После уроков, которые ты получила, нормальный человек отказался бы от мысли, что наш мир — добрый мир. А что касается меня, то это не вендетта. Я редко чувствую тягу к убийству. Но я могу убивать и убиваю. Я не ищу оправданий этому — и менее всего перед тобой. Однако учти: я не выпячиваю грудь колесом после каждого успешного убийства. Я не горжусь убийствами. Просто я знаю: если не убить того-то и того-то, сотни, а может, и тысячи порядочных людей потеряют надежду обрести добрый мир, где правит любовь. Ты хочешь стать моим союзником? Тогда ты должна знать, в чем суть моей миссии. Имя ей — искоренение. Да-да, победивший в игре — убивает. И только так. Следом за стадом бегут волки, мисс Лэндри. И я намерен уничтожать каждого, которого встречу.
— Каждого, — эхом повторила она.
Болан вздохнул.
— Надеюсь, теперь ты поняла?
— Ты пощадил капитана Логана.
— Он овца, а не волк.
— Но он такой же, как и остальные. Он позволил себе продаться. Он офицер полиции, пляшущий под их дудку.
— Он жертва самой старой игры, — печально отозвался Болан. — Заложник любви и ничего другого. Его кандалы — это сострадание... к одной отважной женщине, которая вот уже половину своей супружеской жизни неизлечимо больна. Твои друзья из клуба нашли его единственное слабое место и набросились на него, точно бригада хирургов — очень опытная бригада. Теперь он танцует под их дудку, все так, но будь уверена — это ему не нравится. Увы, скальпель хирурга нацелен в сердце этой отважной женщины. И никто, кроме Бена Логана, не в силах сдержать руку, занесшую скальпель. Могу ли я назвать его преступником? То же самое относится и к тебе. Ты попалась в ловко расставленные сети и сама того не заметила.
На пару минут в кабине воцарилась тишина. Болан въехал в торговый центр, остановил машину и, откинувшись назад, чтобы открыть девушке дверь, на прощание сказал:
— Удачи тебе, Сьюзан. Совет, который я дал тебе прошлой ночью, теперь не годится. Сейчас тебе лучше всего обратиться в полицию и попросить защиты. Не стоит с этим тянуть.
Девушка рванула дверь на себя и не позволила ее открыть. Глядя в окно, она глухо произнесла:
— Я не выйду из машины.
— Ну ты даешь! — сокрушенно покачал головой Болан.
— Пожалуйста, позволь мне остаться. Обещаю: больше я не буду хамить или читать лекции. Ну, пожалуйста, Мак!
Болан побарабанил пальцами по приборному щитку, потом закурил и принялся резкими затяжками наполнять кабину синими клубами дыма. Наконец он сказал:
— Это место — не лучшее для тебя, Сьюзан! Они следуют за мной по пятам. Мало того, что рядом со мной опасно находиться, ты учти и другое: твое соседство сейчас опасно и для меня. Ты — постоянный источник непредсказуемых забот. Ты...
Она подняла свои огромные лучистые глаза на сурового, могучего человека, сидящего перед ней, и тихо-тихо, но с нажимом произнесла:
— Я ведь тоже одна из овец. Вспомни-ка свои слова. Ты мне нужен, Мак.
— Это звучит как капитуляция, — мрачно заметил Болан.
— Так оно и есть. Пожалуйста, прими ее. Я тебя очень прошу.
Болан вздохнул и, ничего не говоря, вырулил машину на широкую запруженную автостраду.
Карта для любой игры...
С чего бы это, черт возьми, ей вдруг капитулировать?
Глава 10
Болан перевел девушку на другую безопасную квартиру — в районе Шейкер Хайте, на противоположной стороне Кливленда.
— Ты оставишь меня здесь? — спросила Сьюзан с беспокойством.
— Мы оба останемся здесь. На некоторое время, — уточнил Болан.
— И сколько же у тебя таких мест, скажи на милость?
— Хватает, — улыбнулся Болан, — таково неудобство всякой войны. Безопасные квартиры безопасны лишь единожды.
— А потом приходится их навсегда покидать? То есть ты снимаешь по всему городу квартиры — и только ради того, чтобы в какой-то из них, смотря по обстоятельствам, короткое время передохнуть? Но это должно стоить безумных денег. Где ты их берешь? И вообще, как я понимаю, ты ведешь невероятно расточительный образ жизни.
— У меня джентльменское соглашение с ребятами. Я позволяю им время от времени делать вклады в мою войсковую кассу. Думаю, это лучший способ использования грязных денег.
— Да ты сущий Робин Гуд! И до чего оригинально: ты вынуждаешь врагов финансировать их собственное же уничтожение. А, по-моему, ты просто грабишь их.
— Почему бы и нет? — пожал плечами Болан.
— Но ведь грабеж — всегда грабеж, — презрительно сказала Сьюзан. — Откуда бы деньги ни пришли, они кому-то до этого принадлежали. И должны быть возвращены законному владельцу.
— Может, ты объяснишь, как это сделать. Я готов честно распорядиться всем капиталом. Но постой-ка! Ты же обещала не читать лекций.
— Это не лекция. Это интеллектуальная беседа.
— Вот и держи свой интеллект неприкосновенным, — холодно отрезал Болан. — Банда, которой я занимаюсь, — это международная организация. Ее годовой доход превышает валовый национальный продукт многих небольших государств. Значительная часть этого дохода поступает от вполне добровольных пожертвований трудящихся всего мира. Мелкими купюрами — от многочисленных игральных автоматов, плавательных бассейнов, шумных сборищ и других подобных штучек; пригоршнями долларовых банкнот — от азартных игр, салонов массажа и добропорядочных борделей, от скачек, торговли горючим, от миллионов тихих вымогательств, происходящих на улицах наших городов каждый день; корзинами стодолларовых бумажек — от рэкета, взяток, даваемых промышленникам, финансовых мошенничеств и ограбленных компаний. Мы не вступили еще в область преуспевающих казино, массовых ограблений, украденных и подделанных ценных бумаг и другого, внешне законного, бизнеса, вполне конкурентоспособного на свободном рынке. Вернуть все назад? Ты не найдешь таких, кто захотел бы взять. Наоборот, все эти бедные олухи, не дожидаясь дня получки, помчатся выкладывать еще больше, чем им причитается.
— Ты нарисовал мне ужасную картину, — прошептала Сьюзан. — А я-то уже возомнила, что ты и есть мой прекрасный тихий великан.
— Почему тихий? — заинтересовался Болан.
— Шутка, не бери в голову. Между прочим, надеюсь, в этой чудесной безопасной квартире имеется ванная? Хотелось бы как следует осмотреть все новоприобретенные синяки.
Болан указал на дверь ванной комнаты, а сам подсел к телефону, чтобы связаться со своим восточным информатором.
— Есть для тебя много полезного, — сообщил Таррин. — Судья Дейли почти в отставке. У него больше нет незаконченных дел. Он не проводит слушаний, хотя прежние дела все еще в его компетенции.
— Какие дела? — оживился Болан.
— Правительственная антимонопольная кампания.
— Ага.
— В данной области его авторитет по-прежнему непререкаем. Любое его суждение сразу становится широко известным и воспринимается едва ли не как подлинное откровение.
