Александр Добродомов - Мытарства пассионариев
- Андрей Алексеевич, нам не сюда. Я машину поставил вон там, в тени. Дорога ведь не близкая, и хоть климат-контроль постоянно включен, все-таки лучше ставить в тень.
Климат-контроль?? Андрей посмотрел в тень дальних деревьев и от неожиданности чуть не выронил чемодан. То, что он увидел, действительно потрясало. Сальвадор Дали просто отдыхал - здесь сюрреализм был почище: среди гуляющих кур и вытоптанной травы под покосившейся березой с вырезанной на стволе надписью «Талян, с тибя бутылка!» хромом и мощью сверкал. новенький супер-джип «Комбат-VIP»!!
Николай по молодости расценил замешательство столичного гостя, как придирчивое сомнение.
- Да вы не сомневайтесь. Машина хоть и отечественная, но зверь! Проходимость - сказка, а внутри получше «мерса-кубика» будет. Только соляру жрет, собака, как танк. Ну, ничего, бак здесь большой, на четыреста кэмэ, то есть до места, хватит с лихвой.
Что тут скажешь? Как говорится, без комментариев. Андрей молча открыл дверь и сел на переднее сиденье. Огромная, как в самолете, приборная панель замигала лампочками, а когда машина тронулась с места, бортовой компьютер «пошутил» голосом Гагарина: «Пое-е-хали-и!»…
…Первый час дороги Николай тарахтел без умолку, комментируя голосом экскурсовода пробегающие за окном таежные красоты, а Андрей делал одновременно три дела: отдыхал от недавнего шестнадцатичасового перегона, наслаждаясь стотысячедолларовым комфортом «Комбата» версии «VIP», слушал вполуха рассказчика и собирался с мыслями, чтобы в нужный момент правильно начать разговор о самом важном. Короткий асфальт Чунского давно закончился, и грунтовка, зажатая с двух сторон лесными стенами, покорно и более-менее ровно ложилась под огромные колеса джипа.
Наконец, когда после второго часа экскурса темп речи Зимина замедлился, а фразы все чаще начали спотыкаться о паузы, Андрей задал главный вопрос.
- Николай, спасибо тебе за исчерпывающий рассказ, он, кстати, очень пригодится, а теперь расскажи, что случилось в вашем приходе. Только рассказывай абсолютно всё, со всеми подробностями и мелочами. В Патриархии о тебе отзывались, как о толковом парне.
Похвала, да еще из самой Патриархии, подбодрила парня, помогла переключиться на важный разговор.
- Началось все с того, что четыре года назад в наш московский храм перевели нового настоятеля. Я-то храм редко посещал, а вот матушка моя (мы в Москве жили вдвоем с мамой - отец работал в дипмиссии в Ливане и погиб при израильском обстреле) ходила регулярно, даже пела иногда в хоре на клиросе, когда кто-то из певчих болел. Так вот, к нам в храм назначили отца Ипатия, архимандрита. Вскоре после этого назначения мать стала меняться: с восторгом она пересказывала проповеди «батюшки архимандрита», приносила домой кучу брошюр, причем каких-то сомнительных издательств, взахлеб ночи напролет читала их, а потом утром бежала на ксерокс и кучу денег тратила на копии. Я сначала не придал этому значения, продолжая тусоваться со своими приятелями, и даже мысли не допускал, что в православном церковном приходе в самом центре Москвы может происходить что-то нехорошее. А оно происходило.
Давайте, чтобы все было понятно, я немного отвлекусь и расскажу о нашем настоятеле.
Отцу Ипатию недавно исполнилось шестьдесят лет. Представьте огромного мужика цыганской внешности с черной бородой до самых глаз и копной таких же черных с проседью кудрей. Громовой бас, от которого дребезжит все вокруг и писаются собаки, искры-молнии из черных глубоко посаженных глазищ и тяжелый порывистый шаг. Размеренная жизнь нашего прихода буквально взорвалась.
Кто были наши прихожане? В основном коренные москвичи, хлюпики-интеллигентишки, которые потихоньку ходили на работу, потихоньку собирались на кухнях для «смелых» дебатов, регулярно (после девяносто первого года) посещали церковь и втихаря мечтали о чем-то большом и романтическом. Вот и домечтались.
Откуда в нашем храме взялся этот отец Ипатий? Об этом ходили и ходят целые легенды. Говорили, что он переведен по указанию кого-то из Патриархии аж с Украины, где пострадал за веру сначала в семидесятых от КГБэшников, а потом, в конце восьмидесятых, от бандеровцев. Короче, его и в психушку сажали, и бросали на несколько дней в камеру к уголовникам, и похищали, и били, и калечили. Отец Ипатий - священник-черноризец, монах, принявший постриг от самого митрополита Ростовского и Таганрогского, а благословил его на священство лично игумен Софроний, знаменитый всероссийский старец, у которого сам Патриарх однажды испрашивал совета и благословения. Кстати, в одной из книг Софрония действительно упоминается о поборнике веры, истинном сыне Русской Православной Церкви, украинском иеромонахе Ипатии. География его служений велика: сначала из Ростова-на-Дону его перевели в Ивано-Франковск, из Ивано-Франковска в связи с реальной угрозой жизни его перевели на Донбасс, где он долго служил в одном из небольших шахтерских городов. Затем, видимо, за беспокойный нрав, бунтарский дух и полное игнорирование местного священноначалия снова переводят в Галичину, откуда его, спасая, окончательно «выдергивают» в Россию, поближе к Москве. Непонятно, как священник-монах, не имеющий кроме пяти классов начальной школы никакого образования, тем более семинарского, не говоря уже о богословском, смог стать настоятелем одного из центральных столичных храмов? Загадка. Но факт есть факт.
Те, кто в Патриархии составлял протекцию отцу Ипатию сначала в награждении его саном архимандрита, а затем переводом в Москву, вскоре жестоко пожалели об этом. Как, впрочем, и я. Думаете, одна моя мать изменилась? Изменился весь приход! Приветливые и тихие некогда прихожане стали нервными и какими-то озлобленными, угрюмыми. Все чаще с амвона звучали в проповедях обличительные нотки в сторону архиереев и самого Патриарха в мягкотелости, ошибках, а то и вовсе в ереси и пособничестве сатанинской власти. Моя мать, как и многие прихожане, даже одеваться стала по-другому, как-то серо, уныло. Зимой мужчины все чаще начали приходить в ватниках и бушлатах, а женщины в длинных драповых телогрейках и козьих платках. Мать добилась, чтобы я каждую субботу и воскресенье ходил с ней на службы. Затем начала настаивать, чтобы я бросил своих друзей и подруг. «Зачем?» - спрашиваю я, ведь у меня в институте среди друзей нет ни наркоманов, ни фашистов, ни сектантов, ни еще каких-нибудь отморозков. «И институт вскоре придется бросить», - добила меня маман. Ё-моё! Остался последний курс, а там - практика в Голландии, диплом инженера-механика! Моей специализацией после голландской практики должно было стать «обслуживание электростанций, основанных на альтернативных природных источниках энергии», то есть на энергии ветра, солнца и термальных вод. «Ма, - говорю. - Что стряслось? Ты, часом, не заболела? Ты ж всегда горой за институт была, высшее образование, диплом!» «Вот твои знания и пригодятся людям. Мы скоро уезжаем из этого проклятого города жить в другое место», - оп-па, вилы, как говорится, воткнулись незаметно. Как я вскоре узнал, так же медным тазом накрылись и планы других прихожан отца Ипатия. Я попробовал, было, стать в позу, но мама повела себя так, как никогда до этого не делала: истерики, обмороки в людных местах с публичными укорами сыну, сердечные приступы и почти ежедневные «скорые». По ее словам и по проповедям «батюшки», мы должны выбросить из головы все «глупости» и «соблазны» и как можно быстрее, всё распродав и взяв в дорогу только самое необходимое (буржуйки, топоры, пилы, ватники, кирзовые сапоги, портянки, свечи, соль, спички и т.д.), срочно «спасаться» из Москвы куда-нибудь в глубь Сибири.
Не буду говорить, что творилось в нашей семье и в других семьях «бегунков», как по живому рвалась вся жизнь. Закончилось тем, что, мы, как и все, продали квартиру, машину, дачу и написали заявления на отказ от налоговых номеров. Мать не ожидала, что мы выручим столько денег - почти полмиллиона долларов - и сначала растерялась. Хотела сперва честно все деньги отцу Ипатию отдать, как тот велел, на организацию поселения. Но хорошо, что хоть остатки здравого смысла в ней сохранились, да и нотариус, видать, не впервой сталкивалась с болезными фанатиками, по- этому сумму посоветовала разбить между нами на две части, что дополнительно немного отрезвило мать. Одним словом, нашему дорогому настоятелю перепало сто пятьдесят тысяч, а триста тысяч с хвостиком мы заначили. Как потом выяснилось, так поступило большинство прихожан.
И все-таки по самым скромным подсчетам у батюшки осело семь лимонов долляров! Собрал он всех нас, перекрестил, поставил над нами двух священников, двух диаконов, одного старосту и благословил в дальнюю дорогу, спасаться.
- А сам-то что, не поехал?
- Куда ему, у него примерно за два месяца до отъезда ноги вдруг начали отказывать и сердце стало пошаливать. Пришлось ему уволиться в заштат и уйти, как он сказал перед нашим отъездом, в «домашний затвор»… мы еще ходили на его домашние литургии в старую хрущевку…
