Константин Козлов - Алмазы для ракетчика
Это уже был камень в огород батальонного зампотеха, или, если официально, заместителя командира по вооружению майора Кузнецова. Так как причина молчания поста была неизвестна, вполне вероятно, что вышла из строя техника. Кузнецов отправку Давыдова на пост одобрял. Чем самому ехать, нехай лейтенант тренируется.
— У них там хоть целую неделю работай, — принял участие в обсуждении проблемы заместитель комбата по вооружению, — всего не переделаешь. Вот в прошлый раз я ездил, неделю торчал, и все равно — авгиевы конюшни.
Присутствующие скромно промолчали о том, что прошлый раз был прошлым летом. И то Кузнецова чуть ли не пинками гнал на Северный полковой вооруженец. В конце концов зампотех поехал туда, но благодарить за это следовало небывалый урожай брусники.
Северный пост стал его «головной болью» после того, как туда отправили древнюю радиолокационную станцию П-12. Зачем «Тамаре» был нужен такой «довесок», никто толком не понимал. П-12 выработала свой ресурс еще лет пять назад и годилась разве что на роль радиолокационной мишени. То ли в вышестоящем штабе решили, что ее присутствие на посту будет маскировать наличие станции пассивной локации, то ли начальники строили им одним известные далеко идущие планы, но станцию на сопку закатили. Закатывал ее, кстати, сам Ковалев, посредством нанятого в леспромхозе за бочку солярки трактора. Своим ходом станция заехать уже никуда не могла, автомобили «ЗИЛ-157», на которых она была установлена, давно приготовились занять почетное место в музее автомобильных войск. Главной достопримечательностью П-12 было то, что обзор в сторону границы ей загораживала антенна еще более древней РЛС. Пытаться что-либо обнаружить сквозь раритет антенной промышленности П-12 могла с тем же успехом, что и сквозь заземленную металлическую стену. Как известно из школьного курса физики, лучшего экрана для электромагнитных волн пока не придумали. Правда, обитатели поста приспособили историческую антенну для приема телевещания с противоположной стороны границы, и сей факт выводил из себя всех замполитов до дивизионного уровня включительно. Налицо буржуазное влияние на самом передовом посту защиты наших воздушных рубежей.
— Пэ двенадцать опять вышла из строя, а получить на нее лампочку Олсуфьеву, видите ли, некогда, — продолжал Кузнецов. О выходе из строя П-12 ротный Соснового, конечно, знал, но в борьбе за обеспечение жизнедеятельности роты и трех постов СПЛ тратить время еще и на П-12, которая даже не стояла на дежурстве, не считал возможным. Кузнецова, по его технической линии, регулярно «пинала» полковая служба вооружения «за наличие в заведовании неисправной боевой единицы». Вот только отдать эту самую «боевую единицу» приказом на дежурство штаб полка не решался. Из-за этого на ее ремонт не отпускали ни ресурсов, ни материалов. В полку станция значилась как поданная на списание, что позволяло службе вооружения иметь еще один «крючок» для Кузнецова и в то же время отбрыкиваться от вопросов вооруженцев дивизии. Мол, подали на списание, когда спишут, не знаем, а раз это такой хлам, чего вы от нас хотите? Сейчас Кузнецов собирался в командировку к «братьям арабам», и недостатки в заведовании ему были совсем ни к чему.
В общих словах идея вырисовывалась такая: хоть точка и не наша, устранять безобразия на ней придется нам. Выражаясь точнее, лейтенанту Давыдову. Кузнецов предложил:
— Уж раз туда кто-то все равно поедет, так пусть захватят его передачку для ремонта пэ двенадцать.
— Это мы запросто, — согласился лейтенант и ощутил небезболезненный пинок по ноге.
Сидевший напротив начальник РЛУ майор Андреев прошептал, склонившись над столом:
— Ты сначала поинтересуйся, сколько она весит. Наши локаторные лампы от ваших, связных, кое-чем отличаются.
Андреев по старшинству вел дружеское шефство над лейтенантом, иногда направляя его необузданное служебное рвение в мирное русло. Толик уже было почуял оперативный простор и возможность проявить инициативу, как вдруг его заставили спуститься на землю.
— А сколько ваша лампа весит?
— Ну, килограммов восемь, максимум девять с половиной, — протянул зам по вооружению и жестами изобразил что-то продолговатое, как рыбак, рассказывающий об удачном улове.
— Ладно, возьмем, только тогда мне бы машину, и пусть служба вооружения помогает кабелем и батареями, раз мы их работу делаем, — согласился Давыдов.
Дед отрицательно покачал головой:
— Полегче, лейтенант, работа у нас общая. Машину я тебе не дам, перебьешься. Машина у меня одна, если у кого-нибудь аппендицит случится, на чем я его в больницу повезу? Возьмешь своих оболтусов в качестве тягловой силы, решишь с энша, кого конкретно, а насчет остального…
Дед уставился на Кузнецова взглядом питона Каа.
— Что у тебя есть по связи? — голос комбата напомнил, как упомянутая рептилия обращалась к племени банд ер логов.
— Ничего у меня нет, — обиделся майор. — У них для этого в полку своя служба, пусть к ним обращается. А то привыкли все у меня клянчить…
Служба вооружения не занималась поставкой связной техники в подразделения. Этим ведало полковое отделение связи и управления. Правда, у зампотеха было кое-что из комплекта РЛС батальона, но он бы согласился пожертвовать этим сокровищем только для местного РЛУ. Кроме всего прочего, между отделением связи и службой вооружения полка сложились не самые теплые отношения.
— Тогда мы все это на точку не потащим, — набрался наглости Давыдов. — Или потащим, но за пять минут в «закромах Родины».
«Закромами Родины» назывался кузнецовский склад, на котором хранились запасные инструменты и принадлежности (короче ЗИП) со списанных РЛС. Там попадалось и кое-что «связное», и имущество химической службы, и полезные вещи, вымененные у гражданских организаций. Расходовалось это, в общем-то, в военных целях. В описываемое время мода тащить все, что плохо лежит, боевых частей еще не коснулась. Известный по кличке Дядюшка Скрудж Кузнецов расставался с заначками крайне неохотно.
Настроение у Деда было неплохое, поэтому он одобрил давыдовское вымогательство:
— Ну что, зампотех, решай, или сам поедешь на точку на своей мастерской, или давай делиться.
Езда по лесным дорогам Кузнецову не улыбалась, по причине богатырского телосложения в кабине «ЗИЛ-131» он помещался с трудом, и трястись девяносто километров лесом никак не входило в его планы. Одно дело — отправить на точку материалы для починки и доложить о проделанной работе, и совсем другое — заниматься ремонтом самому, особенно если подлежащее ремонту разваливается при малейшем прикосновении. Ко всему, мастерская имела ограниченный ресурс горючего, и тратить драгоценные «километры» на доставку запчастей к почти списанной станции Скрудж не собирался.
— Хорошо, пять минут, — кивнул Кузнецов. Связист прикинул, сколько за пять минут можно вынести со склада, и просиял. Дед подвел итог:
— Едешь завтра утром, с собой возьми все необходимое, продукты на пару дней. Сделаешь все как надо по связи, предусмотри вариант их работы прямо на нас, минуя Сосновый. Отдашь зампотехову посылку, разберешься, что у них там летало, и к выходным домой. Тем более что выходные у нас — что? — Комбат повернулся к замполиту.
— День ПВО, — машинально ответил тот и навьючил на Давыдова свою долю «указивок»: — Посмотришь там насчет дедовщины, и вообще… — Обычно указания замполита конкретикой не отличались.
— Все, Силинкович, решай с Давыдовым, кто поедет. Все свободны.
— Давай после ужина, — буркнул НШ Анатолию на выходе из кабинета. — А то я из-за «готовности» пожрать не успел, да и ты тоже, наверное. — Начштаба потер массивное чрево в том месте, где, по его разумению, находилась язва, а по медицинскому атласу полагалось быть желудку. — Болит, зараза. — НШ поморщился.
— Завтра в семь утра на складе, — напомнил лейтенанту Дядюшка Скрудж, и все разошлись.
Ужинать Давыдов отправился в столовую. Находилась она в казарме; там же размещались штаб, кабинеты по службам, канцелярии, кладовые, комнаты хранения оружия и спальные помещения для личного состава. Как и во всей казарме, стены столовой были отделаны деревом, под потолком висели плакаты, желавшие на языках пятнадцати республик приятного аппетита. Когда в столовой появился Давыдов, ужинала вторая смена. Личный состав бодро стучал ложками, уничтожая картошку с тушенкой. Со снабжением у Деда все было в порядке, на кормежку никто не жаловался. Как правило, последнее воскресенье каждого месяца становилось «праздником живота» — поздравляли всех, у кого в этом месяце был день рождения. Тогда на столах присутствовали даже пироги с брусникой и черникой. Грибной суп в отдельной части тоже был достаточно распространенным явлением, тем более что за грибами не требовалось ходить дальше позиций. Качество блюд гарантировалось тем, что повар, обычно представитель южных краев, проживал в одном помещении с личным составом, которому приходилось его стряпню есть. И если что, вполне мог получить «результат на лицо». Люди сидели за столами по расчетам, это было особой заботой дежурного по части — он коршуном следил, чтобы не возникали группы по признаку землячества и по срокам призыва. Да и экипаж твой крепче, если ты с одними и теми же людьми дежуришь, работаешь, делишь пищу и кров; и бытовых недоразумений бывает значительно меньше.
