Сергей Зверев - И не таких гасили
Потрогав подушку, Антонов почувствовал, что она сыровата, и усомнился в словах дворецкого, однако капризничать не стал. В чужой монастырь со своим уставом не лезут. Особенно если это женский монастырь, в котором обитают две столь непохожие друг на друга девственницы.
— Я могу разложить ваши вещи, — сказал дворецкий.
— Сэр, — машинально прибавил Антонов.
— Простите?
Свою профессию Антон осваивал явно не в Англии.
— Ничего, — сказал подполковник и махнул рукой, бессознательно скопировав жест хозяйки поместья. — Можешь идти.
Оставшись один, он заглянул в ванную комнату, а затем вернулся в спальню и расстегнул сумку. Для того чтобы молния разошлась, достаточно было повернуть колечко бегунка по часовой стрелке. Это не остановило бы желающих вспороть сумку или сломать застежку, но маленький секрет позволял удостовериться, что в вещах никто не рылся. По крайней мере, до настоящего момента.
Открыв кожаный несессер, Антонов извлек оттуда датчик, вмонтированный в корпус электробритвы. Он мог работать на батарейках, но для экономии Антонов воткнул штепсель в розетку, а затем вставил в уши пару миниатюрных беспроводных наушников.
Переключая «бритву» из одной розетки в другую, он прошелся по всем помещениям, медленно поворачиваясь из стороны в сторону. Индикатор светился ровным зеленым огоньком, что свидетельствовало об отсутствии аудио— и видеонаблюдения. Или о том, что в доме используется какая-то ультрасовременная аппаратура, в чем Антонов сильно сомневался.
Довольный результатами обследования, он принялся раскладывать вещи в шкафы и тумбочки, что давно стало для него привычным занятием. Очень скоро одежда и немногочисленные причиндалы заняли свои места на полках.
Планшетный компьютер и кое-какие мелочи были завернуты в полотенце и оставлены в сумке. Антонова несколько смутило отсутствие беспроводного Интернета в доме. Лишившись мобильника, он оказался отрезанным от мира и хорошо представлял себе, как волнуются в СМРТ, не получив от него ни единой весточки. Однако пока что выхода из этой ситуации подполковник не видел.
Возможно, позже, когда поближе сойдется с Павлиной, он попросит разрешения воспользоваться ее телефоном?
При мысли о девушке Антонов улыбнулся, а потом нахмурился. Что-то с ней было не так. Когда они остались одни в гостиной, ее глаза словно посылали безмолвные сигналы SOS. Гадая, чем она встревожена, Антонов покинул свои покои.
* * *Едва он предстал перед Павлиной и ее толстой опекуншей, как Антон провозгласил, что ужин подан, и они втроем отправились в столовую, посреди которой стоял длинный стол, накрытый классической накрахмаленной скатертью. Столовое серебро и великолепный фарфор плохо подходили к бесхитростным блюдам, которыми потчевал их Антон в сопровождении угрюмого помощника с толстыми, негнущимися пальцами, затянутыми в не слишком свежие нитяные перчатки.
Всем троим подали по порции размороженного лобстера, затем подгоревшую свинину на ребрышках, целую гору жареной картошки, какие-то подозрительные соленья и, наконец, обычный магазинный торт с банальными кремовыми розами.
— Я люблю простую, здоровую пищу, — сообщила Темногорская, на бокале которой остались жирные отпечатки ее пальцев. — Все эти морские коктейли и суши-пуши не для меня. — Проследив за жестом Павлины, она смахнула крем с носа и облизала палец. — Вот сестрица моя — та просто помешана на новомодных яствах. Ей фуагру подавай.
Павлина смутилась, и Темногорская, довольная этим, расхохоталась, после чего поинтересовалась, не желает ли Антонов выкурить хорошую кубинскую сигару. Его вежливый отказ ее удивил.
— Разве вы не курите? — усомнилась она. — А мне показалось…
— Бросил, — сказал он, догадавшись, что Антон поделился с хозяйкой своими наблюдениями.
— Что ж, похвально, — прокомментировала Темногорская. — Это свидетельствует о наличии у вас силы воли. Качество редкое для современных мужчин, а потому особенно ценное. Не хотите ли поработать на меня?
Очки, поймавшие свет люстры, нацелились на Антонова, как два лазера.
— Кем? — спросил он.
— Наемником, кем же еще.
— Намечаются боевые действия?
— Как же без них во время войны?
Антонов посмотрел на Темногорскую, пытаясь разглядеть выражение ее глаз за сверкающими стеклышками.
— Разве идет война? — удивился он.
— Конечно, — подтвердила она.
— Кого? С кем?
— Всех. Со всеми. За финансы. За природные ресурсы. За территории и их население. За сферы влияния. — Устав перечислять, Темногорская подвела итог: — Все как всегда: деньги и власть, власть и деньги. У кого их нет, тот неудачник. Лузер.
— Как я, — произнес Антонов.
— Вы еще достаточно молоды, чтобы это изменить. — Темногорская говорила быстро и убедительно. — И вам не привыкать к опасностям, верно? Вы прирожденный воин. Я почувствовала это, как только увидела вас, Константин.
Антонов пожал плечами, что можно было воспринять и как согласие, и как отрицание.
— Я думаю, вы настоящий профессионал, — продолжала Темногорская. — В вашей профессии выживают только сильнейшие. Естественный отбор.
— Вы готовы нанять меня, руководствуясь только своей интуицией?
— Нет, конечно, нет. Сначала я понаблюдаю за вами. Соберу о вас сведения. Устрою проверку, может быть, уже завтра.
Тираду Темногорской оборвал кашель Павлины. Увидев обращенные на нее взгляды, она покраснела.
— Простите. Нечаянно получилось. Я поперхнулась.
— За «нечаянно» бьют отчаянно, — провозгласила Темногорская, тяжело поднимаясь из-за стола. — Пойдемте-ка в мой кабинет, Константин. Там нам никто не помешает.
Антонов готов был поклясться, что взгляд, брошенный Павлиной на опекуншу, был затравленным, как у щенка в присутствии большой, злой собаки. А на Антонова она посмотрела иначе. Жалобно? Тревожно? Умоляюще? Нельзя было сказать наверняка: слишком быстрым, слишком скрытным был этот взгляд из-под полуопущенных ресниц.
Обдумывая странное поведение девушки, Антонов поднялся за хозяйкой дома на второй этаж. В конце галереи находился ее кабинет — большая, давно не проветривавшаяся комната, загроможденная антикварной мебелью, чучелами и книжными полками. На стенах, где позволяло пространство, висели аляповато написанные портреты людей в напудренных париках, кружевах и прочих атрибутах аристократической старины.
— Мои предки, — пояснила Темногорская, плюхаясь в одно из двух кожаных кресел, стоящих возле круглого стола с подгнившими фруктами в вазе.
Антонов в этом сильно сомневался, полагая, что портреты собраны для пускания пыли в глаза, но держал свое мнение при себе. Сейчас все его мысли были сосредоточены на крохотном микрофоне, который он достал по пути наверх и теперь сжимал между указательным и средним пальцами.
— Тут уютно, — соврал он, скользнув взглядом по пыльной мебели.
— Моя святая святых, — сказала Темногорская. — Далеко не каждому выпадает честь переступить порог этого кабинета. Здесь я работаю и строю планы.
— Какие? — спросил Антонов.
— Далеко идущие, очень далеко. Дальше, чем может допустить самое смелое воображение.
— Может, поделитесь?
Понимая, что правды ему не скажут, он изобразил сильнейшее любопытство и пересел на краешек кресла, чтобы очутиться как можно ближе к Темногорской. Его правая рука незаметно переместилась под крышку стола и прилепила там чувствительный микрофон, который реагировал даже на мышиный писк.
— Поделюсь, — пообещала Темногорская, — отгоняя мошек, вьющихся над виноградом, и отщипывая ягоду. — Но не сейчас. Сперва вы должны убедить меня, что вы именно тот человек, который мне нужен. — Завладев виноградной кистью, она откинулась на спинку кресла. — Скажите, вам приходилось убивать?
Антонов молча посмотрел ей в глаза. Она кивнула.
— Понимаю. Глупый вопрос. Тогда я задам другой. Как вы относитесь к существующей власти?
По правде говоря, подполковник редко вспоминал о ее существовании. Он не боготворил власть, но и не считал ее причиной всех бед, потому что хорошо помнил, что творилось в стране в девяностых, когда отказали все государственные рычаги. Народ, оставшийся без присмотра, превратился в неуправляемое стадо, живущее по законам джунглей. Но Темногорская пригласила Антонова в кабинет вовсе не для того, чтобы он делился с ней своими мыслями. Ей хотелось убедиться в его лояльности.
— Кесарю — кесарево, а я сам по себе, — изрек он.
Это прозвучало непонятно, зато очень глубокомысленно и явно пришлось по душе Темногорской, забрасывающей в рот виноградину за виноградиной. Ее линзы азартно сверкнули.
— Хорошо сказано, Константин, — одобрила она. — А президент России? Его вы поддерживаете?
