Владимир Гриньков - Семь кило баксов
Домой Полина возвращалась на такси. Радио в салоне было включено. В эфире недобро резвился злой Хеджи. О том, что он зол, Полина догадалась без особого труда. Когда к нему на прямой эфир дозвонилась какая-то девушка, Хеджи с превеликим удовольствием по ней потоптался.
– Это опять вы? – спросил он недоброжелательно.
– Я? – растерялась девушка, которая, возможно, звонила на радио впервые в жизни.
– Да, вы! Ну сколько можно! Все вы и вы! У вас нет других забот?
Молчание в эфире. Растерялась радиослушательница.
– Почему вы молчите? – капризно спрашивал Хеджи. – Как вас, кстати, зовут? Вы столько раз уже звонили…
– Я не звонила! – отчаянный писк.
– Столько раз звонили, а представиться не удосужились!
Радиослушательница наконец догадалась бросить трубку.
– Вот так! – промурлыкал Хеджи как ни в чем не бывало. – Мы их любим, а они этого совсем не ценят.
– Выключите, пожалуйста, радио, – попросила водителя Полина. – У меня болит голова.
Во второй половине дня она дозвонилась до тети Гали.
– У меня билет Аэрофлота до Ларнаки на следующее утро, – сказала Полина.
– Очень хорошо! – отчеканила тетя Галя, будто именно об этом рейсе они с Полиной уже давным-давно договорились. – Прилетаешь в Ларнаку приблизительно в час по местному времени. Тебя встретит Костя. Вообще-то он киприот, имя у него Костас, но мы его зовем так. Он отвезет тебя в Лимасол, все расскажет, все покажет. Я ему позвоню, он тебе сегодня же по факсу сбросит приглашение. Что еще?
– Кажется, больше ничего, – сказала обескураженная тетиным напором Полина.
– Вот и хорошо. До встречи на Кипре!
Даже не спросила, как у Полины дела.
Глава 23
Вы попадали когда-нибудь из зимы в лето?
Три часа назад подходили к трапу самолета, ступая по выстуженной бетонке, старательно отворачивали лица от холодного колючего ветра, бесцеремонно-бесстыже забирающегося вам под одежду, и вдруг, через три часа под крылом самолета вы видите усеянное блестками солнечных зайчиков море, зеленеющие, без малейших признаков снега, поля, а по аэродромному полю, на которое опустится ваш самолет, спешат по своим делам служащие, облаченные в тонюсенькие короткорукавные рубашки. Но вы, изумленные и очарованные этой картиной, все равно не испытали еще настоящего восторга, который посетит вас только с первым вашим шагом по трапу самолета. Вдруг налетит теплый ветер, он будет плотен и пахуч, а солнце чмокнет вас в макушку, одаряя ласковым теплом, подзабытым за зиму, которая дома уже казалась нескончаемой, и только теперь вы поверите в то, что не все в жизни плохо, а вовсе даже наоборот, если разобраться.
Волна тепла окатила ступившую на трап Полину, она замерла и зажмурилась на мгновение, кто-то за ее спиной сказал:
– Ну что же вы, девушка!
Она обернулась и одарила спешащего счастливой улыбкой. Кажется, так искренне и беззаботно она улыбалась впервые за последнее время. Бродяга-ветер ласково потрепал ее по волосам, приветствуя ее и выражая свою к ней приязнь.
Пройдя паспортный контроль, Полина получила свой багаж, среди прочих прилетевших прошла по коридору, потом через небольшой зал, а дальше уже был зал ожидания, и только теперь до нее дошло, что несколько смуглых киприотов в форменной одежде, скучавших в том самом коридорчике, который она только что миновала, – это и есть таможня, и расслабленное нелюбопытство кипрских таможенников тоже ей понравилось, как нравилось все остальное, что она видела здесь.
– Полина? – вынырнул из группы встречающих молодой парень. – Здравствуйте!
Был он смугл, черноволос и кудряв.
– Вы Костя?
– Да!
Он просто лучился от счастья.
– Как же вы меня узнали, Костя?
– О, это было очень просто! Мой шеф сказал мне, что на всем московском рейсе вы будете самой красивой девушкой!
Полина засмеялась. В Костасе было лукавство, которое обычно встречается только на Востоке и которое не позволяет никогда понять до конца, какова доля правды в произносимых речах.
Они вышли к стоянке машин. Здесь было яркое солнце и какие-то особенные краски, которых дома Полина не видела.
– Сюда, пожалуйста! У нас в машинах руль справа, пассажир сидит слева, это все британцы, ну что возьмешь с колонизаторов? – тараторил Костас. – Если бы остров когда-то достался французам или немцам, например, сейчас было бы все как у людей, а так для всех, кто из Европы, тут не жизнь, а это… как его…
– Сплошное недоразумение, – подсказала По-лина.
– Пускай будет так! – легко согласился Костас.
Он говорил почти без акцента.
– Вы хорошо знаете русский язык, – оценила Полина.
Костас расцвел, как ребенок.
– Я учился в Ростове. Закончил три курса.
Больше ничего не сказал. Но не очень-то он, похоже, расстраивался из-за того, что учеба в России не задалась. Он вообще производил впечатление человека неунывающего.
– Это Солт-Лейк, соляное озеро, – тараторил Костас, указывая на ровную, как стол, поверхность справа от дороги. – Здесь зимуют фламинго. Розовый фламинго! Знаете?
Полина не успела ни ответить, ни спросить, куда же эти самые розовые фламинго подевались, а Костас продолжал:
– Хала Султан Текке. Мечеть. Вон там, рядом с пальмой. Видите? Святое место для мусульман. Там похоронена тетка пророка Мухаммеда. Мусульмане пришли сюда воевать, она была с ними. Упала с мула, сломала себе шею. Бедная женщина! И зачем ей был нужен этот Кипр?
Наконец их машина вырвалась на автомагистраль, где встречные потоки автомобилей были разделены, и Полина перевела дух, потому как до сих пор она с непривычки чувствовала себя неважно: сидела слева, там, где в России обычно сидит водитель, только перед ней не было руля, и при этом машина двигалась по левой полосе, а встречные шли по правой, и ей все время казалось, что это неправильно, что это местные водители такие хулиганы – им доставляет огромное удовольствие нарушать правила дорожного движения, причем нарушать злостно, и местная дорожная полиция, не в силах вынести подобного зрелища, попросту попряталась, предоставив хулиганам возможность куролесить на дорогах кто во что горазд.
Они нагнали огромный грузовик, в безразмерном кузове которого горой громоздились ярко-оранжевые апельсины.
– О! – округлила глаза Полина. – У нас так возят картошку!
– Вы первый раз на Кипре? – спросил Костас.
– Да.
– Вам понравится! – сказал он уверенно.
А Полине уже нравилось.
Здесь было тепло и солнечно, здесь у воздуха был вкусный запах; люди, которые встречались Полине, были улыбчивы и добродушны, а их лица удивительным образом походили на профили сказочных античных богов, и это означало, что они и были потомками тех самых богов; здесь цветы росли прямо на разделительной полосе дороги, здесь сено не стояло в стогах, а было скатано в огромные барабаны, которые циклопическими колесами неведомых колесниц высились в полях, а апельсинов тут было так много, что их приходилось возить самосвалами.
– Вы говорите – картошка! – подал голос Костас. – У нас урожай картошки собирают три раза в год!
Ну вот! У них тут даже картошку трижды в год собирают! Ну может ли здесь не понравиться!
Глава 24
То справа, то слева на холмах мелькали дома в один-два этажа, они были нарядны и светлы, еще Полина видела кипарисы, и теперь она уже окончательно поверила в то, что находится в Средиземноморье, потому что Средиземноморье, а точнее, восточная его часть, именно так ей и представлялась. Из приемника лилась греческая музыка, дорога петляла меж холмов, среди которых нет-нет да и проглядывало море, а свежий воздух пьянил.
Вдруг море отодвинулось, а все пространство между ним и шоссе, по которому летела машина, оказалось застроенным не очень высокими, не выше пяти-шести этажей, домами. И вид чужого города, этот непривычный глазу рисунок архитектурных форм, сплошь плоские крыши, белые стены домов, и хаос в застройке, типично средиземноморский, который тем не менее хаосом кажется только на первый взгляд, и непривычного цвета нарядное бирюзовое море – все это тоже понравилось Полине, как нравилось ей все, что она видела по дороге от аэропорта.
– Лимасол, – сказал Костас, указывая на растянувшийся вдоль морского берега город.
– Так быстро? – искренне удивилась Полина.
Дорога заняла менее часа.
На кольце они повернули налево и, свернув с автомагистрали, оказались в городе. Здесь были все те же невысокие дома, первые этажи которых занимали сплошь магазинчики и небольшие, на десяток столиков, рестораны. Мелькнула вывеска «SUPERMARKET». Тот супермаркет занимал двадцать квадратных метров площади, на которой под присмотром одного-единственного продавца, пожилого киприота, была собрана всякая всячина, а метров через сто обнаружился еще один такой же карликовый «супермаркет», а дальше еще и еще, и эта простодушная игра в громкие названия тоже понравилась Полине.
