Александр Ольбик - Промах киллера
Что-то тревожно сдавило под ложечкой. Но это был всего-навсего большой кусок черной бумаги, трепыхавшийся на ветру.
Больниц я не люблю и не подхожу к ним даже на расстояние выстрела. Это парадокс — не переношу вида страданий, «небоевых» трупов. Поэтому, когда мы подъезжали к больнице «Гайльэзерс», у меня внутри все застыло.
Мы прошли через главный вход и спустились в подвальное помещение. Оставив Велту с Гунаром у трансформатора, я отправился на разведку.
Мы не должны были появляться в морге с того входа, через который проходят все.
Но я все равно просчитался, что буквально через несколько минут подтвердилось самым банальным образом. А пока, миновав лабиринт коридоров и подвальных переходов, я вошел в помещение, где пахло хлороформом и было холодно, словно на декабрьской набережной.
Молодые парни что-то перевозили на каталках, и я, разумеется, понял, что это за груз.
Я остановил одного из них и спросил, где выдают покойников. Парень указал на дверь в дальнем конце этого огромного холодильника, и я почти бегом устремился к ней.
Зрелище было не из веселых: за дверью, в узком помещении, скопилась вереница каталок с гробами. А в них — прибранные покойники. Вдалеке, в дверях, ведущих с улицы в морг, стояла группа скорбящих родственников.
Всем в этой юдоли печали распоряжался амбал лет тридцати с большим золотым крестом на груди. Откормленной харей он напоминал Шашлыка. Но этот, князь царства покойников, говорил тихо, кротко улыбался, куда-то отлучался, чтобы через минуту появиться снова — эдакая смиренная незаменимость.
Я тоже подошел к нему и спросил, когда можно забрать тело Эдуарда Краузе. Амбал вынул из белого халата толстый блокнот и открыл заложенную визитной карточкой страницу.
Каллиграфическим почерком были занесены фамилии тех, кто в этот день совершает свою последнюю пересадку на этой грешной земле.
— По-моему, Краузе третий с конца, — сказал Шашлык номер два и указал рукой в хвост вереницы из гробов. — У него, по-моему, были проблемы с головой?.. Лучше сами посмотрите — может, нужно добавить еще немного косметики.
Я подошел к гробу, в котором лежал муж Велты, и увидел «ухоженное» лицо мертвеца. Непроизвольно стал искать на виске след пули, но так ничего и не обнаружил.
Ко мне подошел распорядитель-здоровяк и вопросительно посмотрел на меня: нужно ли что-то еще от него?
— Кажется, все в порядке, — сказал я, разглядывая белоснежную сорочку и стального отлива лацканы костюма, в который был облачен Краузе.
— С вас еще десять латов, — неожиданно объявил амбал и снова открыл свой толстый блокнот. — Косметика французская, и нужно заплатить дополнительно.
Я вынул деньги и протянул этому трудяге десятку. Потом отправился за своими спутниками.
И тем же путем мы втроем вернулись к каталке с гробом Эдуарда Краузе.
Первой подошла Велта. И как только ее взгляд упал на покойника, она невольно застонала. Все повернулись в нашу сторону и замерли в напряженных позах.
Я тоже бросил взгляд на толпу людей, и что-то меня насторожило. Я не мог объяснить себе это ощущение — мимолетное, но тревожное. Не все на этом свете можно объяснить с материалистической точки зрения, иные флюиды добираются до подсознания быстрее света…
Наученный горьким опытом доверять своей «печенке», я оставил Гунара с Велтой у гроба Эдуарда, а сам отправился искать выход. На мою удачу, он оказался в десяти метрах.
Обогнув здание, подошел к «предбаннику» морга — шесть ступенек отделяли от подвала с ожидающими. Осторожно ступая, я спустился вниз и остановился у них за спиной.
Ракурс позволял поочередно рассмотреть всех. Темная одежда, стянутые, замороженные горем лица. Осунувшийся Борис Краузе, потупив взор, стоял как вкопанный. И вдруг среди пасмурных лиц — равнодушное — загорелое, молодое, с большой чечевицеобразной родинкой на щеке.
Гадать долго не пришлось — тот самый прыткий футболист с пляжа. Да, этот парень в зеленых плавках так ловко управлялся тогда с мячом.
Очутившись снова на улице, я пошел к машинам, стоявшим на покрытой щебенкой площадке. Их было много, и вычислить нужную было так же непросто, как из десятка яблок выбрать самое сладкое.
Я отозвал Гунара в сторону, вкратце обрисовал ситуацию и по его реакции понял — он готов на все.
— Что требуется от меня? — тотчас же спросил он.
— Посмотреть, куда сунется этот с родинкой. В какую машину сядет. И сколько рыл тут ошивается с ним, или же он один.
— Вот сволочи, и похоронить швагера не дадут спокойно, — Гунар стиснул зубы и шибанул кулаком по бетонной стене.
Когда он скрылся за поворотом, я вернулся к Велте.
— Пора бы уходить.
— Сейчас… — она склонилась над покойником и поцеловала в лоб. Провела рукой по щеке и, глотая слезы, сделала шаг в мою сторону.
Парень с родинкой, озираясь по сторонам, стал выбираться из толпы — видимо, как и я, не очень четко ориентировался.
Я взял Велту за руку и потянул за собой.
— Чем быстрее мы выберемся отсюда, тем больше доставим хлопот одному субъекту.
— Где Гунар? — Она прижала платок к бледным ненакрашеным губам.
— Встретимся на стоянке.
Мы возвращались теми же длинными коридорами, мимо труб, обвитых фольгой, трансформатора, и вышли к лестнице, по которой спускались в морг. Никто не помешал, и это успокаивало. Но такое чувство часто подводит, притупляет бдительность.
Я держал в поле зрения общий план и отсекал все лишние детали. Знал, если появится что-то подозрительное, внутренний компьютер тут же подаст сигнал тревоги. Но пока мы быстро шли коридорами, уже заполненными прогуливающимися больными.
Однако, когда мы оказались на улице и я увидел свой «ниссан», внезапная мысль заставила остановиться.
— Что случилось? — с тревогой спросила Велта.
Я усадил ее на ближнюю скамейку, а сам пошел к машине.
Опустился на колено, наклонился и заглянул под машину.
Взрывчатку обычно подкладывают под «рулевое» крыло, чтобы взрыв был верняк, без малейших шансов на спасение. Пока что все чисто, багажник и капот тоже не внушали опасений: моя «пломба» — ленточка прозрачного, почти невидимого скотча, которым я опечатываю все, что может быть открыто чужими руками, — оставалась нетронутой.
Мы уже сидели в машине, когда из-за угла нейрохирургического отделения показалась плотная фигура Гунара. Кривоватые ноги только подчеркивали общее впечатление, что он из особо устойчивых, твердо стоящих на земле людей.
— Их трое, — нетерпеливо выпалил Гунар. Он заметно волновался. — Все в машине, кажется, это «БМВ» девяносто восьмого года…
— Они еще там?
— Развернулись и дунули в сторону шоссе.
— Думаю, мы с ними расстались ненадолго. — Я включил зажигание.
— Что будем делать? — Гунар уселся рядом и стал тревожным взглядом обшаривать все за пределами ветрового стекла.
— Повезу обратно в Пыталово. Возможно, придется немного покрутиться по Риге.
Я не стал делиться своими предположениями: если за нами увяжется заварзинский эскорт, значит, в операции задействовано как минимум три машины, которые постараются блокировать все выезды от «Гайльэзерса».
Не исключено также, что тот, с родинкой, — только приманка, отвлекающий фактор, как любил говорить мой спецназовский наставник.
В зеркале отражалось безучастное лицо Велты, смотревшей в боковое стекло. Не поворачивая головы, она спросила:
— А стоит ли прятаться? Я смертельно устала от всего этого, да и не вижу смысла постоянно играть в кошки-мышки… Давайте отправимся ко мне, и я оттуда позвоню им — пусть подавятся этим окаянным домом. Все равно счастья он мне не принесет…
Гунар резко оборвал ее, не приняв минутной слабости сестры:
— И ты пойдешь на сделку с этой сволочью? После того, как они убили Эдика? Да я их своими руками… — Гунар потряс растопыренными пальцами, словно хватал кого-то невидимого за горло. — Не выйдет, сестренка! Сиди и не хнычь, это наше мужское дело.
Я молча ему кивнул и резко вырулил, направившись по улице Гиппократа.
Когда мы проезжали мимо стоянки такси, я мог поклясться, что в припаркованном там джипе маячило лицо Солдатенка.
Свернул на улицу Бикерниеку и в наружное зеркало успел увидеть — темно-синий джип утюгом пополз следом.
Ясно, что добром все это не может кончиться…
В зеркале заднего вида я наблюдал за его неприкрытым маневром и потому, не прибавляя скорости, доехал до Малиенас, чтобы через улицу Шмерля попасть на сквозняк движения — бульвар Бривибас. Только по нему я мог проскочить мост через озеро Югла, чтобы унестись в желаемом направлении.
Мы двигались со скоростью не больше шестидесяти. Это и облегчало, и вместе с тем осложняло задачу преследователей.
Они тащились, словно мертвые котята из чрева старой кошки, и, наверное, ломали голову над причиной моей неспешности. Однако, как оказалось впоследствии, я сильно ошибался на сей счет.
