Юлиан Бардин - Империя страха
Несколько минут понадобилось Иванычу, чтобы окончательно прийти в себя. Наконец он засунул пистолет за пояс и уселся в свою «шестерку».
Пальцы по инерции потянулись к замку зажигания, но тут же отпрянули, как будто натолкнулись на расплавленный металл, — ключей в замке не было, хотя Ваня отчетливо помнил, что оставил их там.
Мгновенно вспотевшая ладонь потянулась к поясу брюк и уже нащупала ребристую рукоятку пистолета, когда сзади явственно послышался шорох.
Иваныч инстинктивно обернулся, но не успел ничего рассмотреть — на голову обрушился какой-то тяжелый предмет и перед глазами поплыли фиолетовые круги, а в ушах раздался раскатистый звон, как будто ударили в церковные колокола.
Мускулистое тело каскадера судорожно напряглось, но в следующую секунду безвольно расслабилось, сползая по водительскому сиденью. Чижов потерял сознание…
* * *
Лямзин проснулся в это утро раньше обычного. Неторопливо прошел на кухню, поставил чайник, а затем залез в ванну.
Колючие струйки теплого душа острыми иголочками стучали по темени, а затем собирались в густые потоки и низвергались на расслабленное тело. Ровное тепло обволакивало разбуженное сознание и наполняло Антона утренним зарядом бодрости и энергии.
Натянув брюки, майор вернулся на кухню и выключил газ под кипящим чайником. Ароматный бразильский кофе растворился в двух маленьких чашечках, оставив на поверхности призрачную белую пену.
Лямзин водрузил на поднос тарелку с бутербродами, тут же разместились фарфоровые чашки, и внес все это в спальню, осторожно поставив на прикроватную тумбочку.
Маша крепко спала, но настойчивый аромат напитка заставил ее смешно наморщить носик. Приоткрыв один глаз, блондинка удивленным взглядом уставилась на мужчину.
Какой-то миг она никак не могла понять, где находится.
Наконец воспоминания минувшей ночи вырвали Машу из цепких объятий Морфея; в считанные секунды девушка все вспомнила и широко улыбнулась, тепло посмотрев в лицо любовнику.
— Кофе в постель, — дурашливо произнес Антон, — в лучших традициях восточного гостеприимства.
— Но лишь с той разницей, — поддержала она его, — что на Востоке этим занимаются женщины. Отвернись, пожалуйста, — едва ли не жалобно попросила она, — у меня после сна всегда такая помятая физиономия, что просто стыдно показываться кому бы то ни было на глаза.
И не думая отворачиваться, Лямзин склонился над девушкой и поцеловал ее в губы, сказав:
— У тебя очаровательная мордашка, просто прелесть.
Усевшись повыше и подложив под спину подушку, Маша с видимым удовольствием приняла из его рук горячую чашку. Осторожно подула на крепкий напиток и сделала маленький глоток, но тут же поморщилась, как будто ей подсунули нечто ужасное.
— Невкусно? — встрепенулся Антон.
— Вкусно, — улыбнулась она и тут же пояснила: — Но очень горячо.
Пододвинув на край тумбочки тарелку с бутербродами, Лямзин иронично спросил:
— А губы на что?
— Вот на что, — весело отозвалась девушка и, отставив в сторону чашку, крепко обвила шею любовника руками и жарко поцеловала его, трепеща всем телом.
И как в первый раз, мужчина ощутил легкое головокружение от сладостного прикосновения кораллового бутона мягких, чувственных, податливых губ.
Он попытался вновь уложить ее на кровать, но Маша проворно увернулась и вырвалась из крепких объятий.
— Монстр, — захохотала она, — половой террорист, сексуальный налетчик…
Майор в два прыжка настиг беглянку и легко вскинул ее на руки, как будто она была вовсе невесомой.
Пристально глядя в ее широко открытые глаза, Антон, не ожидая от себя такой решимости, шепотом произнес:
— Оставайся жить у меня…
Маша откровенно растерялась — она была не готова к такому скоропалительному предложению; ее лицо стало серьезным и непроницаемым.
Лямзин уже пожалел, что сказал все это, но отступать было некуда, поэтому он молча смотрел на девушку. Противоречивые мысли роились в его мозгу, однако внешне он оставался абсолютно спокойным.
Вдруг глаза Маши блеснули шаловливым огоньком, а на губах заиграла привычная кокетливая улыбочка; вслух же она произнесла:
— Это надо понимать как предложение руки и сердца?
— Стало быть, так, — неуверенно проговорил он.
— А не боишься, что сбегу от тебя на панель, я ведь насквозь порочна? — Маша откровенно куражилась, — да и особа я капризная, избалованная. А ну как замучаю тебя упреками и истериками?
Не понимая, шутит она или говорит серьезно, Антон неуверенно пожал плечами и тихо произнес:
— Значит, так тому и быть.
Крепче прижавшись к его груди, Маша звонко чмокнула Антона в шею и скороговоркой выпалила:
— Была Маша, да не ваша — стала Маша ваша.
— Что? — стушевался майор, но тут же все понял и закружился с ней по комнате, уронив в конце концов прекрасное девичье тело на измятую постель.
Они долго и с жадностью предавались пылкой страсти, как будто хотели насладиться друг другом на сто лет вперед. Но в конце концов выдохлись и блаженно замерли, раскинувшись на мягких подушках.
Не скрывая больше собственных чувств, Антон с искренним обожанием любовался ее красотой, перебирая пальцами шелковистые белокурые волосы.
Вдруг его взгляд случайно скользнул по циферблату настенных часов, и он вскочил как ошпаренный.
— Ты чего? — удивилась Маша.
— Как чего? — в свою очередь переспросил он. — Половина десятого! На работу опоздали!
Она залилась переливчатым хохотом и наконец с трудом произнесла:
— Какая работа? Сегодня же выходной — суббота.
Он смачно хлопнул себя по лбу и расслабленно упал на кровать. Но тут же поднялся и принялся неторопливо одеваться.
— Ты куда? — в очередной раз переспросила Маша.
Не вдаваясь в подробности, Антон многозначительно ответил:
— Да так, есть кое-какие делишки, но это не займет много времени. Через пару часов вернусь.
— А мне что прикажешь делать? — притворно надулась девушка.
Задумавшись на несколько секунд, Лямзин предложил:
— Может быть, ты в мое отсутствие перевезешь свои вещички и чего-нибудь приготовишь поесть? Но если не хочешь…
— Так и сделаю, — прервала она Антона, пристально глядя в его глаза преданным взглядом.
Майор достал из кармана бумажник, извлек из него несколько пятидесятитысячных купюр и положил их на тумбочку:
— Вот деньги на продукты и всякие расходы. Ключи висят на вешалке, а я пошел.
Чмокнув на прощание Машу, Антон вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
* * *
Послышался настойчивый звонок в дверь, и Абрашка вздрогнул, всем телом, как будто через него пропустили электрический ток.
Набросив на жирные телеса домашний халат, он осторожно прошелестел по коридору и приник к дверному глазку.
На площадке стояла миловидная девушка лет двадцати пяти и беззаботно улыбалась хозяину квартиры.
Не почуяв никакой опасности, Абрашка щелкнул замками и сбросил массивную, кованую цепочку. Но едва он приоткрыл дверь, как был отброшен сокрушительным ударом чьих-то, никак не женских, ног.
«Налетчики, — пронеслось в его голове, — навел-таки Гвоздик отморозков!»
В квартиру ворвались трое крепких парней в штатском — в руках они держали короткоствольные пистолеты Макарова.
Предвосхищая события, толстяк запричитал:
— Забирайте все, только не убивайте! Я Гвоздику все верну до копейки. Деньги там, в книжном шкафу, за зеркальной стенкой.
Никто из присутствующих даже не посмотрел в сторону шкафа, а один — низкорослый широкоплечий крепыш — достал из кармана красную корочку удостоверения и, протянув ее лежащему на полу человеку, сказал:
— Уголовный розыск, капитан Прол.
— А?! — На оплывшем лице хозяина квартиры поочередно сменились несколько красноречивых выражений: сперва радостное облегчение, затем недоумение, а после откровенная жалость и злость на свой длинный язык.
Капитан присел на мягкий пуфик у входа и вопросительно уставился на толстяка:
— Если не ошибаюсь, гражданин Цимбалевич Абрам Иосифович?
Вместо ответа Абрашка лишь покорно склонил голову, обхватив ее коротенькими ручонками.
— Нас интересуют краденые ювелирные изделия, которые вы скупаете у воров, — принялся наседать на него капитан. — Предлагаем оформить добровольную сдачу — это будет учтено на суде как смягчающее обстоятельство.
Цимбалевич угнетенно молчал, раскачиваясь из стороны в сторону, как напившийся до чертиков пропойца, пытающийся определить собственное местонахождение.
— Вы готовы сотрудничать? — брал с места в карьер опер с Петровки.
— Готов, — заплетающимся языком промямлил толстяк.
