Алексей Свиридов - Русский вираж
«Глупость, наверное, — оценил Казак свои опасения. — И ничего такого про Наташку пирату говорить не стоит, а то еще и сам ее подозревать начнет и глупостей каких-нибудь наделает. А девчонка-то хорошая… Обидно будет, если окажется, что я все же прав. А как такое проверишь? Никак не проверишь. Но надо за ней приглядывать повнимательней».
В соответствии со своим решением он ничего не стал говорить Корсару. Но зато заслужил несколько удивленных взглядов Наташи, которая не могла взять в толк: до сих пор Коля Казак был весьма общителен и дружелюбен, но всю дорогу из аэропорта в торговый центр просидел молча, лишь изредка искоса посматривая на нее. На банальную ревность это было не похоже — да и с чего бы, она ведь с ним даже особо не кокетничала, — и Наташа терялась в догадках.
Корсар. Добровольный помощник
Чем бы ни была вызвана внезапная благосклонность полковника Марченко — то ли абстрактной симпатией к одноглазым мужчинам, то ли нужными кнопками, нажатыми Львом Сергеевичем, — в любом случае она пришлась весьма кстати. Поздно вечером должен был прийти транспортный борт с «СМ-97», а за два часа до этого вдруг выяснилось, что хозяева выставки не смогут выделить нужное количество такелажников, да и вообще людей у них очень мало. Разговор полковника с тремя руководящими чинами подряд переводила Наташа, и она же, зайдя через несколько минут в номер, объяснила ситуацию Корсару:
— У них ведь, у арабов, на черные работы никто не идет. Вся погрузка-разгрузка держится на иностранцах. После сегодняшнего происшествия у иностранных рабочих поотбирали пропуска, и народу катастрофически не хватает. Поэтому разгружать самолет они предложили нам своими силами. А поскольку все делегации сейчас в запарке, у нас каждые руки на счету.
— И ты воспользовалась ситуацией? — нарочито мрачно вставил Корсар.
— Ну да, а что? Андрей, но ты ведь хотел тоже в нашей работе участвовать?
— Хотел, — покорно вздохнул тот.
— Ну вот. Я полковнику и напомнила, что у меня есть тут как бы сопровождающий, которого можно попросить помочь и который хотел бы…
— Я знал, я знал! — горестно воскликнул Корсар, но, увидев удивленный Наташин взгляд, обнял ее и со словами: «Ты у меня умница», принялся целовать.
В дверь постучали, и девушка с сожалением отстранилась. Корсар открыл, и в комнату ввалился полковник, начав уже с порога:
— Так, значит, ты Андрей Корсан? Ну что ж, парень славный, симпатичный, мне про тебя говорили, мол, хочешь помочь. Значит, есть дело прямо точно для тебя…
Аэродром торгово-выставочного центра, носящий название «Галф-Бизнес-Аэро», считался предназначенным для маленьких самолетов, административных и частных, но в случае необходимости на его полосу могли садиться и самые большие транспортные и пассажирские машины. Это сделало «Галф-Бизнес» пригодным для проведения-авиавыставки, и чем ближе подступал день ее открытия, тем меньше места на нем оставалось для чопорных административных «Гольфстримов», похожих на уменьшенные копии межконтинентальных лайнеров, и простеньких частных «Бич-Кэбов», вызывающих в памяти незабвенные «кукурузники».
Вдоль рулежных дорожек постепенно выстраивались крылатые экспонаты, а свободные места должны были быть заполнены со дня на день.
Восемь человек, среди которых были и Казак, и Корсар, и Наташа, неторопливо шли вдоль шеренги разнообразных самолетов. Летное поле было залито светом прожекторов, вдалеке пунктир разноцветных огней отмечал взлетную полосу, то и дело мимо проезжал очередной тягач или автомобиль обслуживания с мерно вспыхивающей оранжевой мигалкой, а где-то далеко вверху мерцали яркие южные звезды. Сразу с нескольких сторон слышалось тонкое пение вспомогательных турбин, и время от времени над аэродромом прокатывался грохот двигателей взлетающего самолета — словом, «Галф-Бизнес» жил обычной рабочей жизнью.
Предводителем группы был невысокий и чрезвычайно подвижный араб в комбинезоне, весело переливающемся оттенками зеленого и желтого цветов, словно это была не рабочая одежда, а костюм для дискотеки. Время от времени коробочка радиостанции у него на поясе разражалась потоками слов, и тогда он останавливал процессию и сам подолгу кричал в микрофон так эмоционально, будто комментировал полуфинал чемпионата мира по футболу с участием любимой команды.
Один раз после такого разговора он обернулся к своим спутникам и так же возбужденно принялся им что-то объяснять.
— Скоро наш самолет будет направлен на двадцать пятую стоянку. Нас сейчас туда отведут, — перевела Наташа, когда араб остановился перевести дух.
— И все? А что же он тогда остальные пять минут шумел? — удивился кто-то.
— Непереводимый местный фольклор, — встрял Казак, и все засмеялись. Араб подозрительно посмотрел на них, но говорить ничего не стал, а вновь направился вперед, ухитряясь двигаться так, что казалось — он почти бежит, но при этом общая скорость перемещения в пространстве сохранялась на уровне неспешной прогулки.
Искомая двадцать пятая стоянка оказалась расположенной где-то на отшибе. Идти к ней пришлось почти через всю рулежку с линейкой экспонатов. Предпоследним в ряду стояло «Русское крыло», около которого уже виднелся стенд с рекламным текстом и фотографиями. Корсар как бы невзначай взял правее, чтобы подойти поближе к самолету, — и почти тут же перед ним как будто ниоткуда возник крепкий парень в светлом костюме с кобурой на поясе.
— А ты куда прешь, козел? — раздраженно и устало спросил парень и перешел на английский. Судя по произношению, язык он изучал на трехнедельных курсах:
— Ай эм сори, зона онли фор персонал. Шоу ё пас, плиз!
— Шоу пас… А дулю в глаз? За козла слабо ответить? — спокойно поинтересовался Корсар, и парень с кобурой просиял улыбкой:
— Так ты из наших?! Блин, извини, эти арабы и прочие чурки уже задрали. Слова человеческого не услышишь. Лезут, лезут, все любопытные, все балаболят, чего-то… Паре финнов даже врезать пришлось, до того настырные были.
— Финнов, говоришь? Какие ж это чурки?
— А кто ж еще, раз не понимают? Я уж им и по-английски, и по-немецки… Особый режим, что ты хочешь! Кстати, ты тоже тут особо не крутись. Нас-то в России специально накачивали, чтоб была культура и вежливость, а в местной охране ребята попроще. Шок-дубинкой огреют, фамилии не спросивши, и весь разговор. Усек?
Корсар кивнул и направился догонять своих. Охранник крикнул ему в спину:
— Выставка будет, тогда заходи! Остальная группа не успела далеко уйти, и Корсар, перейдя на легкий бег, за несколько секунд догнал ее.
— Вроде неплохо стерегут «крылышко»… — вполголоса сообщил он Казаку, но внимание того было направлено вперед: на сером бетоне отчетливо выделялась выложенная красными светоотражающими плитками цифра 25. Перед ней почти на месте разворачивался транспортный самолет с российскими опознавательными знаками. Отягощенные двумя двигателями крылья чуть-чуть провисали вниз, а на толстом фюзеляже красовалась надпись: «Туполев-330», а чуть ниже игривыми завитушками было выведено: «Черномор».
— Нам к нему, — пояснил Казак, — мы с туполевцами договорились, чтоб им впустую «Черномора» на выставку не гонять, нашу «стрекозу» на нем доставят.
— А почему он «Черномор»? — спросила оказавшаяся рядом Наташа. Корсар с Казаком промолчали, и за них ответил молодой инженер, шедший чуть впереди:
— Потому что сказка Пушкина, — и, сделав нарочитую паузу, чтобы слушатели попробовали сами угадать, какая тут связь, продолжил: — Его делают в Казани, параллельно с «Ту-204». А двести четвертую, в свою очередь, начинали собирать в Ульяновске рядом с «Русланом». Местные тогда прозвали двести четвертую машину «Людмилой», в пару «Руслану» — так эта кличка в Казань и перекочевала. А «Ту-330» «Людмиле» тоже родственник, у него крыло практически такое же, кабина опять же унифицированная. Вот и прозвали его, чтобы линию не прерывать, «дядькой Черномором». Сначала в шутку так обзывали, а потом имечко так приклеилось, что и официальным стало.
— Здорово! — подхватил разговор другой инженер, постарше. — Вот если бы все народные клички признали! Я так и вижу: расписание, а в нем — «Рейс такой-то: выполняет „Ту-154“ „Тушканчик“. Рейс другой: выполняет „Як-40“ „Окурок“…»
— А почему «Окурок»?
— А потому что движки чадят со страшной силой, особенно на взлете…
Перебрасываясь фразами, они подошли к двадцать пятой стоянке и остановились в десятке метров от транспортника.
— Ну что, орлы, вашу мать… — зычно начал полковник Марченко, но, вспомнив о том, что среди орлов есть девушка, смутился и дальше говорил, с видимым усилием опуская служебные слова. Смысл речи сводился к тому, что за работу надо браться поскорее, чтобы к тому моменту, как подойдет машина, все было уже готово.
