Лев Дворецкий - Безоружна и очень опасна
Примерно через час Таня вернулась, дверь ей открыла Ирина Васильевна. Я дал им возможность нареветься. Потом заставил Татьяну умыться, привести себя в порядок и подробно расспросил, что же произошло. Она рассказала, что после института зашла в магазин, затем с покупками подошла к телефону-автомату, собиралась позвонить мне на работу. В это время появился какой-то молодой человек и сказал: «Андрей Петрович сидит в машине и просит вас подойти, так как чувствует себя неважно». В тот миг Таня не подумала, как я мог вдруг увидеть ее в телефонной будке из машины и тем более послать какого-то курьера за ней. Со всех ног кинулась она к стоящей неподалеку «Волге». Дверца автомобиля была открыта, и как только Таня приблизилась к ней, подскочивший сзади «курьер» втолкнул ее в кабину, и машина с места рванула вперед. Сидящие в салоне двое парней предупредили, что ничего с ней не случится, если она будет вести себя смирно. Единственная их цель — заставить меня поступить так, как они этого хотят. Пообещали максимум через пару часов ее отпустить. Остановили машину у какого-то дома, поднялись на лифте на восьмой этаж. Квартира двухкомнатная. Там находились женщина лет сорока пяти, полная, с сигаретой в зубах, и мужчина — высокий, худой, в коричневом свитере и джинсах. Голос низкий, будто простуженный, глядит в упор, как стреляет. Усадили на кухне, жди, сказали, все скоро решится. У Тани — душа в пятках, зуб на зуб от страха не попадал, но, слава Богу, все кончилось, и она дома.
— Скажи, Андрей, что все это значит? — спросила Татьяна, закончив свой рассказ.
— Это значит, что с завтрашнего дня я работаю в аппарате ЦК.
ИЯУ отца, как всегда, на работе напряженка. К тому же с Татьяной у них дело идет к свадьбе, все свободное время он проводит с ней, так что я его почти не вижу. Живет Таня с матерью в четырехкомнатной квартире. Отец ее умер, брат — офицер, служит в Ленинграде. Нередко после работы отец направляется прямехонько к Татьяне и там остается на ночь. Вот такие отношения. Мне кажется, что я у него теперь на втором плане, но я не обижаюсь. Столько лет рядом с ним не было любимой женщины — дочь не в счет, тут совсем другое, пусть компенсирует нерастраченные чувства.
Теперь, получив коричневый пояс, я по настоянию Генриха отказалась от сверхурочных занятий. Тренировки только по расписанию, ни минуты больше, так что почти все вечера у меня свободны. Часто бываю у Ирки, или она у меня. Вместе ужинаем, смотрим телевизор, обе понимаем, что эти встречи скоро закончатся. Ира выходит замуж, ее Олежка возвращается из армии, отслужив свой срок, и они сразу же идут в ЗАГС, такая у них договоренность. Стараемся вдоволь наговориться, когда еще это произойдет снова.
С недавних пор житья у нас в доме не стало. Сидим рядом, а друг друга не слышим, приходится напрягать голосовые связки. Соседи над нами словно обезумели, такое впечатление, что специально хотят вывести из терпения. Стучат, бросают что-то тяжелое, топают, врубают оглушительную музыку, бегают в сапогах. Кажется, потолок вот-вот обрушится.
Раньше там жила тихая, спокойная семья, но потом они уехали за рубеж, теперь там поселилась какая-то пьянь. Жаловалась я в исполком, в милицию — как мертвому припарки. Отцу не говорю, не хочу втягивать его в житейские передряги. Он и так затыркан на своей работе, не хватало еще с соседями его столкнуть. Самой тоже не резон лезть в это дело: Генрих строго-настрого наказал мне избегать всяких конфликтных ситуаций.
И вот в один из вечеров, когда мы распивали у нас чаек, Ирка буквально загнала меня в угол вопросами — почему забросила университет и что делаю целыми днями в генриховской школе. Я хорошо изучила свою подружку. Любая полученная информация распирает ее, как проглоченный зонтик, и она при первом же случае расстанется с ней. Поэтому, чтобы достойно выйти из щекотливого положения, я задала один-единственный вопрос, который, как я надеялась, должен был ее отвлечь. Я лишь спросила, когда же приедет Олег и что она думает относительно свадьбы.
Мой расчет оправдался полностью. Ирка оседлала своего любимого конька, и я могла расслабиться, по крайней мере минут на тридцать. К сожалению, мне не повезло. Соседи так разбушевались, что ни одного слова не только я, но и сама Ира не могла услышать.
— Хватит! — Ирка хлопнула кулачком по столу. — Кажется, настала пора положить конец этому бардаку. Если ты можешь сносить безобразие, то чаша моего терпения уже переполнена. — Она решительно встала и направилась к двери.
— Ты что задумала, не связывайся, я сама найду на них управу.
Но надо знать мою подругу. Если она приняла решение, то отговаривать ее — занятие бесполезное. Я слышала, как Ира вышла на площадку и зашлепала вверх по лестнице. Потолок между тем, как ни странно, затих, и я задремала. В этот день я страшно устала. По просьбе Генриха после обычных занятий провела показательное выступление перед начальством МВД. Услышала в свой адрес массу комплиментов. Думала, приду домой — обязательно часик-другой посплю, но явилась Ира — и отдых пришлось отложить. Не удивительно, что меня неожиданно сморило.
Не знаю, сколько прошло времени, как вдруг меня будто кто-то толкнул. Открыла глаза — Иры нет. Куда же она запропастилась? Я забеспокоилась. Не могла же она уйти, не попрощавшись. А может, пришла, увидела, что сплю, и решила не будить?
Вышла на площадку. Навстречу мне Ира — вся в слезах, кофта разорвана, губы вспухли.
— Что случилось? — в ужасе воскликнула я.
Ира закрыла лицо руками, молча прошла мимо меня в комнату. Я за ней, только прикрыла дверь, Ира упала на диван, забилась в истерике. Кое-как привела ее в чувство.
— Говори, что произошло?
То, что я услышала, повергло меня в бешенство. Поднявшись этажом выше, Ира позвонила. Дверь открылась, она шагнула в прихожую. В комнате она увидела стол, заваленный бутылками и тарелками с остатками еды. На полу гири, штанга, еще какие-то железяки. Перед ней стоял здоровый мужик с рыжей бородой, в трусах и майке, руки с накачанными бицепсами были покрыты татуировкой. С Ирки, конечно, весь гонор слетел. Она до смерти перепугалась и стала пятиться к выходу, намереваясь выскочить из квартиры. Парень остановил ее широким приглашающим жестом. Видя, что Ира стоит в нерешительности, взял ее за руку и потянул в другую, почти пустую комнату. Ира стала говорить, что пришла попросить не шуметь, так как внизу маленькие дети не могут уснуть из-за сильного шума. Парень осклабился, сказал, что насчет детей ему неизвестно, а вот соседочку молодую он и его приятели, которые только что ушли, давно ждут в гости, и хорошо хоть ее подружка зашла. Он врубил радио на полную мощность, схватил Иру в охапку, бросил на кровать, сорвал с нее одежду и стал насиловать. Ирка орала, билась, кусалась, но что могла она поделать с таким боровом…
Как могла, я стала Иру успокаивать, повела ее в ванную.
— Мойся, никуда не уходи, останешься сегодня у меня. — Я говорила тоном, не терпящим возражений. Ира послушно пустила воду, разделась и залезла в ванну.
Я прикрыла дверь, быстро облачилась в спортивный костюм, надела кованые ботинки. Еще несколько минут потребовалось, чтобы подняться этажом выше и позвонить.
Несмотря на рыжую щетину, я узнала его сразу, как только он распахнул дверь. Это был один их тех, кто изгалялся надо мной в купе.
— Ха, старая знакомая! — Его губы растянулись до ушей, обнажив лошадиные зубы. — Ну, заходи, коли сама явилась. — Он отступил в сторону, и я прошла вперед.
— Хочешь, чтобы я тебя как подружку, или как в поезде? — без всяких предисловий спросил он, входя за мной в комнату.
Как в поезде, — ответила я и, развернувшись на 180 градусов, правой ногой, подкованным каблучком, врезала ему точно в физиономию. Благо комната была почти пуста; мебели никакой, кроме кровати. Тело в сто с лишним килограммов глухо шмякнулось об пол. «Интересно, какой резонанс там, внизу», — мелькнула вдруг непрошеная мысль. Я спокойно ждала, когда он очухается и начнет подниматься. Подобные варианты мы отрабатывали на тренировках до автоматизма и именно для таких вот случаев, когда противник особо опасный. Генрих придирчиво измерял силу удара, и если получалось слабее необходимого, сердился и заставлял упражняться до седьмого пота. Выполнение мною этого приема Генрих всегда ставил в пример другим. Поэтому я не удивилась, что и в реальной обстановке мне удалось провести его довольно удачно.
Верзила между тем засопел, задергался, поднял голову, сел, отер ладонью кровищу с бороды, начиная приходить в себя, и вдруг зарычал: «Убью!», хотел было подняться. Я снова крутанулась, чтобы было наверняка, и, как снарядом, влепила ногой по его чугунку. Теперь он свалился окончательно.
Я поволокла его по паркету. Открыла балконную дверь, поглядела с пятнадцатого этажа вниз. Кругом темнота, ни одной живой души. Собаке — собачья смерть. Ты был первым в купе, будешь первым и здесь. Тяжелый, паразит. Взвалила вначале себе на спину, потом перекинула через перила. Все. Закрыла за собой дверь.
