Б. Седов - Удача
Я быстро вытерся и столь же быстро оделся.
И вовремя, потому что, как только я застегнул пуговицу на джинсах, завершив этим свое облачение, из ванной выскочила мокрая Кончита.
Судя по всему, она рассчитывала застать меня в такой же кондиции, но не тут-то было. Я уже был одет, и мой срам, в отличие от ее прелестей, был надежно скрыт от ее жадного взора и шаловливых ручек.
Кончита окинула меня недовольным взглядом и сказала:
– Ты только и думаешь, как бы скрыться от меня. Наверное, там, в клинике, с молоденькими медсестричками…
Она неожиданно заткнулась и посмотрела на меня с испугом.
Ага, небось вспомнила тот разговор в ресторане, когда я пообещал выбить ей зубы. Я, конечно, не собирался исполнять свою угрозу, но она-то этого не знала! Вот и хорошо. У них, у диких латиносов, дать бабе в зубы или пырнуть навахой любовника – нормальная вещь. Вот пусть она и про меня так думает. Мне от этого только спокойнее и удобнее.
И, для того, чтобы закрепить у нее инстинкт подчинения, я сузил глаза и тихо спросил:
– Что ты там сказала про медсестричек?
– Нет, Майкл, ничего, – торопливо ответила Кончита и шмыгнула обратно в ванную.
Вот так-то, подумал я, знай наших!
Заказав по телефону завтрак, я включил телевизор и, усевшись в шикарное бархатное кресло, стал с умным видом следить за тем, как Баричелло пытается обойти на повороте Шумахера. Из этого ничего не получалось, а просто подрезать его или спихнуть с трассы, конечно же, было нельзя.
А жаль, потому что в этом случае гонки «Формулы 1» стали бы намного интереснее и зрелищнее. Правда, прибавилось бы трупов, но ведь народ всегда хотел бесплатного хлеба и кровавых зрелищ…
Кончита вышла из ванной полностью одетой, чем весьма порадовала меня, и одновременно с этим раздался вежливый стук в дверь.
Я решил продемонстрировать знание немецкого и громко сказал:
– Вилькоммен!
Кончита посмотрела на меня с уважением, дверь открылась, и официант вкатил столик с завтраком. Поставив все, что я заказал, на большой стол, покрытый белоснежной скатерть, он поклонился и вышел.
Завтрак прошел в тишине, и я был доволен этим.
Говорить с Кончитой было не о чем. Когда дело касалось героина, кокаина, оружия или человеческих отношений на уровне телевизионной мексиканщины – другое дело. Но сейчас ни одна из этих тем меня не интересовала, поэтому, закончив с немецкими разносолами, я быстро опрокинул в себя чашечку черного кофе и встал из-за стола.
Не успел я прикурить от зажигалки, выполненной в виде грудастой позолоченной девушки, как в дверь снова постучали. Стук был не таким, как при визите официанта, и я понял, что это пришел фотограф.
Когда в ответ на приглашение Кончиты дверь открылась, эротичная зажигалка выпала из моих пальцев.
На пороге стоял тот самый Педро, который фотографировал меня в Эль Пасо.
Однако…
Я посмотрел на Кончиту и увидел, что она довольна произведенным эффектом не меньше, чем недавно закончившейся ночью сексуальных безумств.
Педро улыбнулся мне и, не тратя времени зря, сказал:
– Привет! Встань к этой белой двери.
– Привет… – ответил я и прислонился спиной к двери огромного стенного шкафа.
Педро вытащил из сумки все тот же электронный «Кодак», который я видел при таких же обстоятельствах чуть больше двух недель назад, прицелился в меня объективом и нажал на спуск. Несколько щелчков прозвучали так быстро, будто это был не фотоаппарат, а автомат Калашникова.
Затем Педро снова улыбнулся мне и, не сказав ни слова, ушел.
Я отклеился от двери, повернулся к Кончите и спросил:
– Они что – всей компанией следуют за тобой? И чуть не добавил – как на собачьей свадьбе. Кончита пожала плечиком, отчего ее бюст тяжело колыхнулся, и ответила:
– Ну, не всей, конечно… Но кто-то ведь должен следить, чтобы со мной ничего не произошло. Правда?
– Правда, – ответил я и усмехнулся.
Теперь для меня перестало быть секретом, как Кончита проводила время, пока я валялся в косметической клинике. Правда, я там тоже времени зря не терял, так что она была права, когда заикнулась о молоденьких медсестричках…
Но это – не ее дело.
– Когда мне принесут документы? – поинтересовался я.
– Часа через полтора – два, – ответила Кончита, – а мы тем временем могли бы…
– Нет, не могли бы, – отрезал я, увидев по ее лицу, о чем она подумала, – сегодня мне нужно быть в хорошей форме, а секс, хоть и приятен, но расслабляет. Мне нужно быть предельно собранным и внимательным. «Дойче Банк» – не булочная, и бриллианты – не коржики. И, кроме того, я ведь не знаю, что меня там ждет. Многое могло измениться с тех пор, когда я был тут в последний раз.
И в самом деле – а вдруг на мой вклад наложен арест?
Мало ли что задумали федералы?
Они, конечно, не знают кода, но чем черт не шутит…
Лучше перебдеть, чем недобдеть, как говаривал Гриша Стеганый, сидевший на ижменской зоне за ограбление банка. Он недобдел тогда, и всю их компанию повязали в дверях с мешками денег за плечами.
Тьфу-тьфу-тьфу!
– Ладно, – вздохнув, сказала Кончита, – раз ты меня не хочешь, я пойду в магазин и куплю себе что-нибудь.
– Пойди, – согласился я, – и заодно купи мне несколько рубашек на твой вкус.
Кончита кивнула, взяла сумочку и вышла.
А я, наконец, остался один и мог покумекать о делах своих скорбных.
А покумекать было о чем.
Великий дон Хуан Гарсиа поручил мне разработать операцию по превращению России в придаток его наркоимперии. И мне нужно было придумать такой план, который, с одной стороны, показался бы дону Хуану абсолютно надежным и выгодным, а с другой – позволил бы мне так же абсолютно надежно уничтожить его. Это было не просто, и полтора часа напряженных размышлений пролетели, как несколько минут.
Когда раздался уже третий за сегодняшний день стук в дверь, я вздрогнул и, встав с кресла, сказал:
– Войдите.
На пороге стоял Педро.
Наверное, он совсем не любил шевелить языком, потому что, бросив на стол плотный серый конверт, подмигнул мне и, так и не сказав ни слова, ушел.
Я тупо посмотрел на закрывшуюся за ним дверь и, все еще перемалывая в голове варианты обработки дона Хуана, подошел к столу.
В конверте оказалось почти то же самое, что лежало в моем бумажнике.
Такие же американские права на имя Майкла Боткина, но с другой фотографией, и такая же карточка социального страхования. Сравнив то, что я уже имел, с тем, что принес Педро, я убедился, что номера документов разные, а значит – это не простая копия, только с другим лицом на фотографии.
Кончита, между прочим, сказала, что на этот раз у меня будет немецкая ксива… Надо бы поговорить с ней об этом. Но – потом. А сейчас нужно было быстро сваливать из номера, пока она не вернулась и не сбила меня с делового настроя.
Сунув новые документы в бумажник, я завернул старые в полиэтиленовый мешочек, добавив туда для веса небольшую бронзовую пепельницу. Потом, зайдя в ванную, я отыскал в аптечке лейкопластырь и крепко обмотал им сверток. Положив его в карман, я вышел из номера и пошел вниз пешком, чтобы не напороться в лифте на Кончиту.
Выйдя на улицу, я нацепил черные очки и, повернув налево, направился к Эльбе, чтобы бросить в ее мутные воды маленький увесистый пакет. Говорят, все тайное обязательно становится явным, но если кто-нибудь и найдет лет этак через двести на дне реки мои поддельные документы, пусть попробует найти меня.
Посмеемся вместе.
* * *В банке все прошло гладко.
Кельнер… Тьфу, черт, так и тянет на пивную терминологию!
Не кельнер, конечно – клерк, а точнее – менеджер внимательно посмотрел на бумажку с цифрами, которую я сунул ему под нос, потом так же внимательно посмотрел на меня, любезно улыбнулся и проводил меня в закрома.
Оставшись наедине с полированным металлическим ящичком, я открыл его и подумал, что если бы кто-нибудь взял отсюда пару десятков камней, я бы этого и не заметил. Наверное, профессиональные финансовые воротилы не одобрили бы такого отношения к богатству, но мне было наплевать на их мнение. Поэтому я, не считая, загреб полную горсть бриллиантов и по-простому высыпал их в карман джинсов.
Задвинув шкатулку на место, я нажал кнопку и через несколько секунд в хранилище вошел менеджер. Наверное, он ждал за дверью.
Поблагодарив его за внимание, я вышел из банка и, поймав такси, поехал в отель «Бисмарк». Там я зарегистрировался как простой и честный русский американец Майкл Боткин и снял скромный номер на третьем этаже.
Одна кровать, одна ванная, один телевизор – всего по одному.
И я – один.
Хорошо!
Найдя в холодильнике пиво, я открыл бутылку и, сделав хороший глоток, завалился с ногами на кровать. Одиночество – приятная вещь. И неизвестно еще, что хуже – не иметь возможности перекинуться с кем-нибудь словом или не иметь возможности остаться наедине с собой.
