Леонид Влодавец - Большой шухер
Неприятности на Артемьевской
Минут через десять «девятка» с Гребешком и Лузой уже катила прочь от «Парка Горького пьяницы», держа курс на Артемьевскую. Гребешок, держась за баранку двумя пальцами правой руки, а левой время от времени, поднося ко рту зажженную сигарету, на ходу втолковывал Лузе изменившуюся ситуацию.
— Так выходит, что мы его не спугнули? — удивился Луза. — А на фига он через кинотеатр проходил?
— Кино не понравилось. Бывает так, смотришь на афишу, вроде название незнакомое. А потом начинаешь смотреть и видишь, что уже пару раз эту чушь видел. Вот он и свалил с сеанса.
— Ну понятно. Хотя и не очень. Он же коробку с бульвара Декабристов вез. И вдруг — решил в кино. Ежели там чего путевое было, так надо было в гостиницу поскорее ехать. Я бы точно поехал.
— Во-первых, мы толком не знаем, что там в коробке было. Может, просто будильник или плейер. Купил на бульваре, да и все. А гаишник, который на нас наехал, к нему вообще отношения не имел. Просто ему срочно бабки были нужны, вот он и прицепился к стеклу.
— Ладно. А тогда скажи, с чего он, выйдя из кино, поперся на рынок? Если он такой влюбленный в эту Светку, то почему сперва по городу крутился, а не сразу к ней намылился?
— Хрен его знает. Может, потому, что был когда-то в этой «Руси» со Светкой. Воспоминания там, то да се. А потом разогрело — вышел из кино на «Марихуанскую», сел на частника — и ту-ту!
— Долго ехал. Частника он успел поймать быстро, иначе бы мы смогли подъехать туда. Мы через пять минут туда прикатили. Значит, он за эти пять минут снял иномарку типа «Запорожец», а не ждал полчаса. Верно?
— Верно, Ватсон! И даже с учетом высокоскоростных качеств этой машины ему никак не удалось бы добраться до парка медленнее, чем за двадцать минут. Вы это хотите сказать, сэр?
— А фига ли он час катался?
— Могу предположить только одно: он сперва заехал к Светке домой, а потом попилил к ней на работу.
— А где эта Светка живет? — настырничал Луза.
— Нам это, сказать откровенно, по хрену с горчицей. Нам надо сейчас прикинуть, как с Натальей общаться, если она дома окажется.
— Надо бы пожрать где-нибудь, — заметил Луза, — в брюхе бурчит. Там, на рынке, шашлыки продавали. Надо было порубать.
— Ну да, — саркастически поджал губы Гребешок, — шашлычок у тебя без сухонького в горло не полезет, потом беленького захочется… Так дела не делаются. Ты еще помнишь, что у нас три дня и три ночи? Точнее, два с половиной дня осталось и пока три ночи. Учти, менты тоже могут докопаться до этой Натальи. Кстати, и без всякой Светки. Начнут припоминать, с кем он спал, и наверняка к ней пожалуют. Может, они вообще уже там.
— А что тогда делать?
— Там увидим. Сейчас надо Бога молить, чтобы их там не было.
— А если там те, которые его замочили?
— Приедем, увидим. Но ты сейчас лажу сказал. Не думаю, чтоб его у нее грохнули. Артемьевская — не медвежий угол. Там дома приличные и люди видные.
Луза посопел немного, потом сказал:
— Слушай, ты мне полчаса разъяснял, что его замочили в парке. А получается, что он из парка уехал. Как же он на улице Матросова оказался? Это от Артемьевской три лаптя по карте.
— Давай, братан, версии и прочие размышлизмы будем доставать в отсутствие фактов. Пока поедем на Артемьевскую. Надо сообразить, что говорить. Доставай сотовый, набирай 56-47-34.
— А чего говорить?
— Ничего не говорить. Мне отдашь, если баба подойдет.
За окнами машины мелькнула табличка «Артемьевская ул.». И номер дома — 12. До места оставалось совсем чуть-чуть.
Луза начал нажимать кнопочки своими короткими и толстыми, как сардельки, пальцами. Послышались длинные гудки, потом что-то щелкнуло, и откликнулся довольно приятный женский голосок. Луза поскорее передал телефон Гребешку.
— Алло! — Гребешок приткнул машину к тротуару у солидного «сталинского» дома 22. — Будьте добры Наталью Антоновну.
— Я у телефона, — похоже, ничуть не смутившись тем, что незнакомый голос называет ее по имени-отчеству, вежливо произнесла дама.
— Наталья Антоновна, — пытаясь придать голосу интеллигентное звучание и не вымолвить невзначай матерное слово, произнес Гребешок. — Приношу вам свои извинения за беспокойство. Торговая фирма «Милтонс косметик» проводит рекламную кампанию. Компьютер выбрал ваш номер среди двенадцати тысяч абонентов городской телефонной сети. Поздравляем вас, госпожа Сергачева: вы выиграли уникальный набор французской косметики и парфюмерии!
— Да?! Неужели?! — в голосе «госпожи Сергачевой» слышалось нечто вроде восторга. — Бесплатно?
— Абсолютно! Стоимость такого набора в магазинах Европы — от двухсот до пятисот долларов, — вдохновенно врал Гребешок. — Через полчаса наши сотрудники совершенно бесплатно доставят вам ваш выигрыш или выплатят его стоимость деньгами — по вашему выбору.
— Значит, можно и деньгами? — Наталья сильно засомневалась.
— Да, выбор за вами. Триста долларов США или уникальный набор косметики!
— Гребешку было все равно, что обещать. У него ни набора косметики не было, ни денег (даже в рублях по курсу ММБ).
— Я хочу набор.
— В течение получаса ждите!
Гребешок закрыл телефон. Потом полез под куртку и вытащил пистолет. Прячась от случайных взглядов, вынул обойму, убедился, что все восемь в магазине, а девятый в стволе. Луза тоже проверил свой «Макаров».
— Идем? — спросил он у Гребешка.
— Погодим минут пять. Что-то мне не понравилось, только не пойму что. В голосе у этой дуры слишком уж много беспечности было. Судя по тому, что Светка рассказывала, она должна быть порядочной пройдохой, которая так дешево не покупается.
— А чего? — удивился Луза. — Бабы всегда рады что-нибудь заполучить на халяву. Тем более если это косметика.
— Все верно, но такая баба должна быть более недоверчивой. У нее наверняка кое-что есть и в квартире, и на кармане. Так просто с бухты-барахты, ничего не переспрашивая, доверять какому-то телефонному благодетелю? Ой, не то что-то! Либо она совсем дура, либо у нее и впрямь там бригада сидит. Либо ментовская, либо еще чья-то. Не знаешь, что хуже.
— Может, не пойдем? — опасливо произнес Луза.
— Пошли! — твердо сказал Гребешок.
Они выбрались из машины и вошли в подъезд. Лифт, поднимавшийся по решетчатой стальной шахте, вокруг которой спиралью обвивалась лестница, доставил их на третий этаж, где располагались квартиры с номерами 52-56. Гребешок молча указал Лузе место — сбоку от двери, чтоб его неинтеллигентная морда раньше времени не была замечена.
— Господи, благослови! — прошептал себе под нос Гребешок и нажал кнопку звонка. Через выпуклую стекляшку «глазка», вкрученного в металлическую дверь, проникал желтоватый свет из прихожей.
— Кто там? — услышал он голос Наташи, и свет в «глазке» померк — хозяйка смотрела на гостей.
— «Милтонс косметик»! — придав голосу самое дружелюбное звучание, произнес Гребешок, держа руки за спиной и с беспокойством думая, что будет, если хозяйка сперва попросит показать набор. Набора, конечно, не было. Гребешок держал за спиной пистолет. Но, слава Богу, на сей раз психология Гребешка не подвела. Любопытство и алчность сработали. Лязгнуло несколько замков, дверь приоткрылась. Гребешок крепенько толкнул ее плечом, отодвинув и прижав к стене ошалевшую хозяйку. Пистолет, прижатый к ее носу, в корне пресек попытку завизжать. Наталья не успела даже пискнуть. Следом за Гребешком влетел Луза и захлопнул за собой дверь.
Квартира была что надо, если бы, конечно. Гребешок с Лузой жаждали накрутить себе 146-ю статью за разбой (162-я нового ук еще не действовала). Здесь было что брать, начиная с хрустальных люстр и кончая бриллиантовыми сережками в ушах у Наташи. Наверняка у Лузы даже сердце екнуло, но заниматься. Пришлось совсем другим.
— Тихо! — прошипел Гребешок. — Пошла вперед! Пикнешь — убью!
Квартира была аж четырехкомнатная, но не было ощущения, что в ней проживает много народу. И вообще в ней было слишком чисто для российской квартиры, слишком прибрано. Паркет, покрытый лаком, был почти не поцарапан, ковры и мебель недавно пылесосили, даже на большущем телевизоре не отслеживалось ни пылинки. Много было подсвечников, ваз, разных дорогих побрякушек и безделушек, а вот детских игрушек не просматривалось. Впрочем, это все Гребешка не интересовало. Главное, что бросилось ему в глаза, — здоровенный букет из широко раскрывшихся за трое суток алых роз, стоявший на большом столе в хрустальной вазе. Роз было девять…
Хозяйку, пребывавшую в шоке. Гребешок затолкал в спальню, самую дальнюю комнату от двери. Луза с пушкой наготове пробежался по остальным помещениям
— проверял, нет ли еще кого в квартире. Очень при этом боялся, потому что тогда, возможно, пришлось бы стрелять, а Луза еще не знал толком, получится ли у него среди бела дня и в доме.
