Данил Корецкий - Рок-н-ролл под Кремлем
Молодой человек повернул голову и пристально посмотрел на Вульфа:
– Кто вы? Вы иностранец?
Ему было неудобно задавать взрослому незнакомому человеку прямые вопросы, голос дрожал от напряжения.
– Конечно. Где ты видел русского с именем Курт?
– И… Чем вы занимаетесь?
– Я работаю в крупной международной корпорации, обслуживающей космический бизнес. Запуски коммерческих спутников и все такое… Мы с тобой в определенной мере коллеги, потому я и заинтересовался твоей судьбой. Думаю, я смогу тебе основательно помочь в жизни!
– А я должен буду помочь вам? Технической информацией о ракетах?
– Совершенно верно.
– И эта тайная встреча, глухое место, пароль и отзыв, ваше доскональное знание обо мне, включая место распределения, – все это характерно для космической корпорации?! Не считайте меня идиотом!
Голос молодого человека сорвался:
– Это больше похоже на…
– Не надо! – властно приказал Кертис – Есть слова, которые не следует произносить вслух! Можно думать, предполагать, но внутри себя. Так будет лучше.
– Лучше для кого?!
– Для тебя, в первую очередь. Как для молодого офицера ракетных войск.
– Это еще почему?
Вульф молчал.
– Нет, вы скажите! – запальчиво потребовал молодой человек. – Почему это лучше для меня?! Я еще ничего плохого не сделал!
«Сделаешь! – отстраненно подумал Кертис Вульф без всякого злорадства – он просто констатировал факт. – Много плохого ты сделаешь для своей родины. Но много хорошего для моей. Потому что нельзя быть хорошим для всех…»
– Да потому, что слово задуманное – это одно, а произнесенное – совсем другое! Оно меняет действительность, меняет судьбы людей, меняет политику, меняет международные отношения…
– При чем здесь международные отношения?! Вы думаете, я не понимаю, кто вы и что происходит?! Я это очень хорошо понимаю!
Кертис в очередной раз полез за фляжкой, взболтнул ее, с сожалением отметив, что виски осталось меньше половины.
– Сегодня неприятный день. И очень сыро. А то, что ты понимаешь, лучше держать внутри себя и не выпускать это понимание наружу.
– Да я могу… Я могу…
Вульф спокойно отхлебнул ароматную обжигающую жидкость.
– Ну, предположим, ты обратишься к властям. Ты, конечно, никогда этого не сделаешь, но, чтобы успокоить тебя, представим, что ты заявил о нашем разговоре и рассказал о своих подозрениях.
Молодой человек впился в него взглядом и даже подался вперед. Он весь обратился в слух. Начиналась главная часть вербовочной беседы: объект должен понять, что ему не отвертеться, не выкрутиться, что другого выхода не существует…
– Предположим, меня допросят. Я, конечно, от всего откажусь. Надеюсь, ты не записывал наш разговор? Ну вот видишь! Я иностранный гражданин, у меня нет клыков, рогов, копыт и удостоверений того ведомства, в принадлежности к которому ты меня подозреваешь. Какое преступление можно мне инкриминировать? Никакого! В самом худшем случае меня вышлют из страны…
Кертис сделал еще один глоток – крохотный, чтобы продлить удовольствие.
– Потом возьмутся за дядю Колю. Ведь это он направил тебя ко мне. С ним проще – он гражданин СССР…
Еще один глоточек, совсем маленький.
– И вот ночью приходят к дяде Коле, – продолжал Вульф. – Обыск, понятые, позор перед соседями. Доберутся и до Марины, хоть она и живет отдельно… Потом всю семью везут в лубянскую тюрьму. У Нины Степановны подскочит давление, у Марины случится истерика. А назавтра вам устраивают очную ставку. Ты будешь изобличать бедного дядю Колю, придется смотреть ему в глаза… И Нине Степановне, и Марине. Ты главный обвинитель и преследователь этих людей, от которых видел только хорошее! Ты готов к этому?
– Чушь какая-то, – тихо произнес молодой человек. – Бред…
– Да, чушь. Да, бред. Через некоторое время их, конечно, отпустят. Но… Они до конца жизни будут замаранными! Их выселят из Москвы в какую-нибудь тьмутаракань, Марине придется забыть не только об МГУ, но и о любом институте. Будет ткачихой, поварихой, а Нина Степановна – комендантом в общежитии. Представляешь? А кем будет дядя Коля – я и не знаю… Светский лев, любимец богемы – кем он может быть в Урюпинске или Енисейске?
Как он ни растягивал, но виски кончилось. Последние капли слабо обожгли гортань.
– А что будет с тобой, дружок, как думаешь? Получишь медаль за бдительность и поедешь на свой полигон?
Молодой человек опустил голову и нервно сцепил кисти. Но пальцы все равно заметно дрожали.
– Молчишь? Потому что знаешь, как будет дальше. Дело-то грязное, выплывет вся твоя красивая жизнь: рестораны, бега, вечеринки с девочками на дяди-Колиной даче, да и та драка выплывет обязательно… Знаешь, как это называется? Моральное разложение – вот как! Ты не станешь офицером ракетных войск. Никогда. Тебя на пушечный выстрел не подпустят ни к одному стратегическому объекту. Потому что ты – моральный разложенец, имеющий связь с сомнительными иностранцами…
– Какую связь?! Нет у меня никакой связи! – Голос молодого человека звенел на высокой ноте.
– А кто будет разбираться в тонкостях? Знаешь, как у вас говорят: «То ли у него украли пальто, то ли он украл – короче, замешан в краже!»
– Разберутся, – буркнул парень, но без убежденности.
– Разберутся, – кивнул Вульф. – Почему именно к тебе обратился подозрительный иностранец? Не к Иванову, не к Петрову, не к Сидорову, а к тебе? Да потому, что ты моральный разложенец, опозоривший звание советского человека! Ты уже меченый. Вот я с тобой сейчас разговариваю в скрытом от посторонних глаз месте – и что это значит? Ты ведь сам сюда пришел, тебя никто не заставлял! Значит, у нас был сговор, была связь! Потом ты струсил и сделал признание. Но что это меняет?
Слово «меняет» Вульф растянул, почти пропел.
– Тебя лишат диплома, а если нет, то использовать его ты не сможешь. Будешь быкам хвосты крутить в какой-нибудь захудалой деревне. И медленно спиваться. А твои родители не дождутся помощи от сынка, которого с такими трудами вырастили и выучили! Так и будут штопать разваливающиеся креслица, а на особо протертые места твоя мама будет накладывать новые заплаты из старых ситцевых халатов!
– Откуда вы знаете… про заплаты? – обомлел парень. – Вы были у меня дома?! Но каким образом?!
– Не я. Другой человек. У вас же принято пускать в квартиру посторонних людей. И поводов для этого находятся сотни… То перепись, то выборы, то опросы общественного мнения… Заплаты – ладно, дружок. А как питаются твои родители? Ведь между их скромными доходами и ценами на рынке – гигантский разрыв! А в магазинах нет ни мяса, ни масла, ни молока – да вообще ничего нет! Вы к этому привыкли и даже название придумали – дефицит. Слово-то какое противное – как название болезни… Дифтерия, сифилис, дефицит… Ну скажи, дружок, как может быть дефицитом обычная еда или нормальные лекарства?
– Это антисоветская пропаганда, – угрюмо процедил молодой человек.
– Помилуй, если у твоей мамы и твоего папы не хватает денег до получки и они об этом рассказали милому интеллигентному человеку, проводящему социологическое исследование уровня жизни населения, то кто пропагандист-антисоветчик?
– Вы моих родителей не трогайте! – Парень дернулся, но сильная рука удержала его на месте.
– Что ты, дружок! Интеллигентный человек дал им сто рублей – вроде как из средств социологического фонда, и от себя подарил приятную мелочь: баночку меда, килограмм масла, палку сервелата и что-то еще… Стоило большого труда убедить их принять подарки. Мама сказала, что это их очень поддержит. И такая поддержка будет оказываться регулярно. Раз в два-три месяца симпатичный молодой человек или милая девушка привезут посылочку от сына. Сын служит в ракетных войсках, живет на полигоне и рад любому случаю, чтобы порадовать родителей. Помочь им. Мы не бросаем на произвол судьбы своих людей! Мы не отправляем военнопленных прямиком на каторгу. Это у вас эшелоны из Германии шли до Магадана!.. И это у вас при малейшем подозрении тебе сломают карьеру. И личную жизнь.
Дождь прекратился, как будто закончилась целая дождливая эпоха. На скамье рядом с собой молодой человек увидел вырезанное ножом бранное слово. Оно показалось ему сейчас чище, чем он сам. Русское слово. Советское. Родное.
– Я предлагаю тебе интересную, умную и перспективную работу, – прозвучал рядом полушепот Вульфа. – Поддержку. Серьезные деньги. И целый мир в придачу. Ведь Варечка не хочет ехать в тайгу или тундру! Она утонченная девушка, ей нужны выставки, концерты, магазины, одним словом, комфортная и обеспеченная жизнь! Без моей поддержки ты не сможешь ей эту жизнь обеспечить…
– Я просто уйду, – сказал молодой человек, отодвигаясь от него. – Я не собираюсь никуда заявлять. И вы уйдете. Мы просто разойдемся… А деньги я и так отдам… Я достану…
Последние слова он произнес без убежденности. Да и первые тоже.
