Ник Найт - Иллюзия вины
— Я знаю. И я не беру своих слов обратно, агент Стиллер. Нравится нам это или нет, но только ужасные события заставляют нас обратить внимание на то, что действительно важно. Частично, я благодарен убийце за то, что он сделал. Я даже могу признать, что считаю убийство лучшим решением проблем в определенном случае. Но я никогда не брал на себя такую ответственность и никогда не возьму.
— Вы… вначале вы упомянули, что… уже знали, что вас это настигнет вновь… что… что вы имели в виду?
— У меня специфическая внешность, для меня это не секрет. Испуганное воображение людей может придумать массу не относящихся к действительности вещей. Ваши обвинения в мой адрес — яркий тому пример. К тому же в последние годы я переживаю не лучший период своей жизни и это сказывается на моем желании общаться с людьми. Однажды меня уже пытались обвинить в убийстве. У меня нет желания вдаваться в подробности, но основными аргументами были слова: «подозрительно» и «совпадение». Обвинял меня детектив Лос-Анджелесской полиции. Это было шестнадцать лет назад.
— Вас удивляет, что люди к вам так относятся? Вы для большинства выглядите… необычным… загадочным.
— Меня удивляет, что люди имеют наглость выдвигать беспочвенные обвинения. Это все тоже невежество. В послевоенное время из-за невежества, породившего массу предрассудков, моего деда — Вольфганга Штайблиха обвинили в фашизме и линчевали. А он был всего лишь бедным фермером, не причинившем за свою жизнь вреда ни одному живому существу.
— Тогда вы впервые и осознали всю опасность невежества?
— Думаю, что да. Мне было пять лет и уже тогда я понимал, что если бы убийцами моего деда руководил не страх, а здравый смысл, то его бы и не убили. Это убийство послужило главным катализатором решения моего отца об эмиграции от всех этих предрассудков как можно дальше, в Лос-Анжелес.
Отдав фотографию Штайблиху, я сделал пару шагов назад, а затем устало облокотился на свободный железный стол и, понурив голову, отрешенно уставился на тело Брэндана.
— Я… я не знаю, что вам сказать, — почти шепотом я с трудом выдавил из себя слова. — Я упрекал своих самых доверенных сотрудников в том, что они слепы и не хотят посмотреть правде в глаза. Я… начинаю вспоминать… перед тем как попасть под обломки здания… я открыто обвинял вас перед Дэвидом и…
— Мне не нужны извинения, агент Стиллер, — Штайблих спрятал фотографию обратно в свой чемодан и посмотрел на меня едва ли не жалобным взглядом. — Они для меня ничего не значат. Лучше освободитесь на мгновение от эмоций и подумайте как следует головой. Найдите того, кто действительно ответственен за серию убийств. Возможно, этот человек и заставил своими действиями людей задуматься, но он наверняка этого не осознает и потому не остановится. Если его не остановить, то он многих лишит возможности исправиться, начать думать своей головой.
— Но я не знаю… у меня закончились варианты… и у нас нет ни одной значимой улики.
— Может, они есть, но вы были настолько ослеплены своими иллюзиями, что не замечали их. Подумайте над этим. Загляните дальше своего носа.
— У меня… есть некоторые мысли, но я их… боюсь.
— Значит, вам придется набраться смелости и признать действительность такой, какая она есть.
Я едва заметно горько усмехнулся наставлениям Дитера Штайблиха.
— Дитер, у меня еще один вопрос к вам… может вам это покажется странным, но… какого цвета ваши глаза?
Судмедэксперт к моему очередному удивлению выразил своим лицом искреннее недоумение от вопроса, а затем переместился под концентрированный свет ламп над железным столом с телом.
— Серые, — ответил он и под ярким светом, падающим на его морщинистое бледное лицо, наглядно доказал это.
Глава 3
Гудок… Второй гудок… Третий гудок…
Лифт поднимал меня из подвального помещения здания Бюро и я, удерживая смартфон возле уха, бездумно слушал звуки из динамика. Мне явно нужна была помощь. Свободной рукой я держался за ручку в лифте и чувствовал, как у меня начинают подкашиваться ноги. Я уже не боролся, я ждал момента, когда упаду где-нибудь посреди коридора или хуже того, улицы, и сам уже буду не в состоянии подняться. И на этот раз наверняка так и случится.
Я был опустошен. Внутри меня не было более ничего такого, что удерживало бы меня на ногах. Несколько дней назад у меня были физические силы, но они давно меня покинули. С тех пор меня держала на плаву лишь моя убежденность в своей правоте и огромное желание довести все это безумие до конца.
Но теперь у меня не осталось ничего. Ни физических сил, ни мотивации. Казалось, что это тупик. Окончательный и бесповоротный тупик, из которого нет ни малейшей возможности выбраться. Осознание такого положения уничтожало любые порывы двигаться вперед. Некуда было больше двигаться.
Металлические двери лифта разъехались в стороны и я, тяжело перебирая ногами, направился к выходу из Бюро, продолжая слушать монотонные гудки смартфона. Райан Фокс все так же не отвечал и потому я бросил попытки дозвониться до него, мысленно обругав своего напарника за то, что когда мне действительно нужна его помощь — его нет. Медленно хромая к выходу по опустевшей в такое позднее время обширной приемной ФБР, я остановился возле одного из свободных компьютеров и уселся за клавиатуру. Набрав запрос в поисковике, я отыскал сайт Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и стал читать последние новости. Отмотав сводки университетской жизни до двадцать шестого сентября, я обнаружил знакомую фотографию с конференции по нейропсихологии с точной датой и временем.
Удостоверившись в очевидном, я с трудом поднялся из кресла, предварительно едва не свалившись с него, и продолжил свой путь к выходу из Бюро. Добравшись до прозрачных дверей из армированного стекла, я обнаружил, что на улице начался сильнейший ливень. Я гневно чертыхнулся на давно не чтивший меня своим присутствием дождь, достал смартфон и вновь начал названивать Райану. После очередных нескольких безрезультатных попыток дозвониться до него, я сделал вывод, что он осуществил мою мечту — лег спать. И я вызвал такси.
Желтая машина довольно быстро подъехала и остановилась у подножия ступенек метрах в десяти от входа. Под проливным дождем я неуклюже похромал вниз по широким ступенькам, промокая насквозь под беспощадным потоком воды, льющимся с черного ночного неба. К тому моменту, как я запрыгнул на заднее сиденье такси, я уже ощущал себя так, словно искупался в одном из холодных заливов Нью-Йорка. Было холодно, меня охватил легкий озноб, прокатившийся сковывающим импульсом по всему телу. Но холодный природный душ так же оказал на меня ободряющее воздействие, заставляя немного собраться с мыслями.
Назвав таксисту адрес, я опустошенно уставился в окно, наблюдая за мелькающим под машиной асфальтом. Сначала это была обычная серая дорога, затем на глаза все чаще стали попадаться большие лужи и в конечном итоге дороги города окончательно превратились в целые реки дождя. Огни города продолжали освещать улицы, но залитые водой тротуары были практически пусты. В какой-то момент такси остановилось на красный свет и впереди по тротуару быстро перебежал дорогу мужчина с собакой. Он держал в руках небольшой зонт и, выставив его впереди себя, пытался укрыть от дождя не свою голову, а резво бегущую впереди него собаку. В отражении зеркала заднего вида я заметил улыбку водителя, проводящего взглядом эту парочку.
Загорелся зеленый свет светофора и машина плавно тронулась с места. Я немного приподнял взгляд и теперь бездумно смотрел сквозь окно такси на одинокие машины, неспешно плывущие по асфальту. Такси завернуло за угол, а затем долго ехало по прямой, никуда не сворачивая. Проезжая очередной перекресток, я заметил впереди по правой стороне улицы укрывшегося в темном переулке за мусорным баком бездомного. И машина остановилась.
Я оглянулся по сторонам и понял, что не заметил, как быстро пролетело время. Машина уже стояла точно под моим подъездом. Рассчитавшись с таксистом, я неохотно выкарабкался из машины под жестокий холодный ливень. Теперь я стоял рядом со своим домом и смотрел в переулок на бездомного. Внутри меня тускло горело желание помочь ему. Мне захотелось подойти к нему и… не знаю, дать денег, отвести в свой подъезд, чтобы он не мок под дождем, может, просто дать какую-то одежду, но…
