Петр Катериничев - Огонь на поражение
— И как? Не тянет?
— Абсолютно.
— Толя, кончай человеку зубы заговаривать, пусть поест с дороги. Отбивные стынут.
Стаканчик я все же принял, в очередной раз отложив собственное начало новой жизни. Мы дружно заработали . челюстями.
— А все же, откуда изобилие? — спросил я, улучив момент.
Толик хитро прищурился.
— Ты удивишься, но от «МММ». Согласно рекламе.
— Они же спалились!
— А мы — нет.
— Толик, кончай темнить! Чтобы у вас с Алкой в апреле, когда я уезжал, денег хоть на одну акцию было…
— Во-во… На опохмелку не хватало… — Толик налил себе огромную пиалу чаю. — Короче, в начале июля мы с Алкой поцапались…
— А когда вы не цапались…
— Да не, по-серьезному. Сидели, клюкали, еще Мишка был с моей работы, ты его не знаешь… Короче, Мишку проводили, еще приняли, слово за слово, Алка меня хрясь ложкой по мордам…
— Половником, — усмехнувшись, поправляет Алка.
— Ну да. А я тоже подогретый был — ну и под глаз ей брызнул. Алка — в слезы и — шасть из дому. Ну куда она пойдет? Понятно, к теще. За ней я, конечно, не побежал, мужчина все же и гордость свою имею…
— Да ты не ходячий просто был…
— Алка, помолчь. Ну, а утром подумал, решил — пойду на мировую.
— Подумал он… Опохмелиться нечем было, вот и прибег, — язвит жена, но Толика, похоже, все это даже забавляет.
— Речь не о том. Посидели у тещи, потолковали. Вроде помирились. Ну, она выставила, все втроем вмазали, ну и с Алкой там и остались. Проснулся ночью, по нужде. Пробираюсь назад в комнату, ощупью… Теща дрыхнет. Ну я и шасть к секретеру…
— Рецидивист прямо, — комментирует Алка.
— Не знаю, кой черт меня под руку толканул… А просто — денег-то ни шиша, утро забрезжит — чем похме-ляться стану? Ну и залез. Думаю, поживлюсь десяткой, и хорошо. И надо же, хмельной был, а сообразил — где бабы деньги-то спрячут? В белье, где же еще!
— Психо-о-олог…
— В общем, сую руку под белье в нижнем ящике — а там белья-то всего ничего.
И денег никаких — пачка бумаг. Толстенькая! Дрон, у тебя какая книга самая толстая?
— А Бог его знает… Справочник фельдшера.
— Ну вот, так в аккурат такой толщины пачка и была. На кухню выволок, глядь — акции «Эм-Эм-Эма». А я б знать не знал, что с ними вообще делают, если б не тот телевизор…
— Это точно. От Лени Голубкова, как от судьбы, — не уйти.
— Было. Да у меня-то вся жизнь, ты помнишь, как в сумерках проходила…
— И у меня от тебя — в потемках, — вставляет жена.
— Да уж… Короче, в башке всплыло сразу: свободно продаются и покупаются… Ну я всю пачку возьми да и сунь в авоську… А пока теща дрыхнула — втихаря из квартиры-то и утек.
— А мамашка моя тоже хороша, — перебивает Алка, — ни мне, ни Славке, брату, про те акции ни гугу. Я-то знала, что у нее давно еще тысяч десять на книжке лежало, мы с Толиком когда еще просили, на квартиру-то… Сказала:
«Нету», как отрезала. А потом я уже и забыла об них… Вернее, решила — пропали на книжке-то…
— Ага, у Авдотьи Никитичны пропадут, пожалуй, кукиш с маслом… Зря она, что ли, за прилавком тридцать лет простояла… Зажала денежки…
— Не болтай зря. Я-то с ней росла, помню, как они доставались…
— Да и люди не без глаз… Там — привес, там отвес…
— Да?! Много ты на той копеечной картошке с морковкой наперевешиваешь? — рассердилась за мать Алка. — А мешки те — на себе тягай, а картошку ту мерзлую — руками разгребай с подсобки-то, а заведующей — дай, а участковому — дай, а инспекторам всяким торговым — дай… Это ты все подсчитал? С тех копеек-то? Так что молчи уж…
— А на квартиру — зажала-таки…
— Да что тебе давать-то было — вес одно ушло б, как в прорву… Лешке она нашему собирала, думала, хоть он по-человечески поживет, на нас уже крест поставила… — Алка хлюпнула носом.
Толик передохнул тяжело:
— Да, ладно, теперь-то чего. Ну а с Лешкой… Да, права она с Лешкой…
Забросили совсем пацана. Ничего, как от матери с деревни приедет, я его это…
Да в лицей отдам! Сколько б ни стоило! Пусть тот английский изучает, щас оно надо! Скажи, Дрон?
— Без английского теперь никуда, — авторитетно киваю я.
— Прям уж в лицей сразу… — счастливо улыбается Алла.
— А чего?.. Он у нас головатый! От Олеговых книжек не отходит!
— Это от Олега не отходит, — вздыхает жена. — У нас-то в комнате, ты вспомни, пьянки да гулянки… А тебе, Олежек, жениться бы надо да самому деток завесть…
— Повременю. Вот новую жизнь начну… так что с акциями теми?
— Ну вот. Пошел я, значит, на пункт ихний, да все, как есть, на деньги-то и обменял! Словно голос какой нашептал — акция, она бумажка, деньги надежнее…
— Это у тебя «белая» начиналась, раз голоса-то уже слышал, — хмыкнула Алка.
— «Белая», не «белая», а только если бы не я, осталась бы твоя мамашка щас сиротой казанской. Без копейки, значит. Короче, получил я деньги и аж обмер: это ж миллионы! Как во сне!.. Сунул их в ту же авоську да домой потрусил, благо недалеко… Иду сам и думаю: а ну как стопарнет кто? Из-за этих «лимонов» и жизни лишить могут!
— Да ты б на себя в зеркало посмотрел: куртка болоньевая, еще за сорок рублей купленная, штаны вытертые — позарятся на тебя, жди!..
— Не, — не обращая внимания на женин комментарий продолжает Толик. — все ж верно люди говорят: пьяных да дураков судьба бережет…
— До поры… — вставляю я.
— Ну да, а ты у меня и пьяненький, и не сильно умный! — усмехается Алка.
Толик вдруг разозлился: покраснел, насупился… — Был… — поправляется быстро та. — Я ж щас так бабам и говорю: мужику моему, дескать, цены нет, до того разумный!
Толик исподлобья смотрит на жену: насмехается, что ли? Лицо Алки круглое, улыбчивое, простодушное…
— А, бабы! Ну вас! Слушай дальше. Пришел, значит, я домой, четыре бумажки по пятьдесят из пачки вытянул, а. остальные в целлофан завернул, резинкой перетянул да в бачок сливной спрятал, А уж похмелюга пришла, потряхивать начало — да только с мильонами кто ж к ларьку-то пивному идет, боязно.
Ну, взял деньги да и пошел пиво пить. Выпил кружку, другую, тут дружбанки — Серега с Костькой подгребли, портвейну налили… Ну и я развязался — тряхнул мошной…
— Купец Копейкин гуляет…
— Взяли мы на все «зубровки» да и сорвались под Москву, в Костькину деревню… Так сказать, на отдых и простор…
— И не икалось вам… Мамаша как пропажу обнаружила, так ее чуть Кондратий не хватил!
— Пилось попервоначалу хорошо, легко. А в деревне — уже и не помню. На самогон на какой-то набрели да на брагу. Так на неделю и загудели… — Толик перевел дух, в два глотка допил чай. — А потом — аж вспомнить страшно. Стала мне теща моя являться — то ли во сне, то ли наяву, разве разберешь, когда пьешь неделю без просыху… Почему-то на две головы меня выше, вся в белом, как в саване, в одной ручище те акции держит да трясет ими, другой — горло мое достать пытается да шепчет с придыханием: «Задушу паразита… Задушу…» И вонь изо рта сивушная, и глаза светятся, что твои угли…
Короче, перепугался я — жуть. Как просветлит — чувствую, «белка» идет. Ну и рванул первой же электричкой на Москву… Как к ней через лес бег, все казалось — гонится кто за мной, да голос тещин: «Задушу… Задушу…»
Весь путь в тамбуре ехал — там люднее, не так страшно, а только шептать начинает, я к бутылке с самогономто и приложусь… На подходе к дому друганы перехватили, портвейном подмогли, пришел уже к двери «автопилотом», открыл кое-как…
А тут сама Авдотья Никитична подвинулась, громадная, как бронепоезд.
«Где акции, гад?»
«Продал».
«А деньги? Пропил?»
«Чуточку… Да рази их все пропьешь?!»
."Сколько всех-то?"
«Мильоны…»
«Где?!» .
«Там», — махнул я рукой в сторону туалета и отключился.
Очнулся на белых простынях. Лежу тихо, как мышь, трясун ознобить начинает… Теща появляется, да стакан ко рту.
— Похмеляйся, милок. Только но чуть-чуть, не в раз.
И стакан мне протягивает.
Вот она, думаю, горячка, началась…
— Мамашка моя как узнала, что деньги целехоньки, — прямо не своя стала!
Пока Толик по селам самогоном наливался, закрылось это «МММ» и сбережения у людей пропали. А ее — не только вернулись, так еще и нажили сколько!
Самолично Толю из запоя выхаживала, что дите малое. И бульон тебе из рыночной курочки, и спиртное по каплям, как лекарство, и таблетки нужные достала, чтоб не трясло его так да чтоб крыша не съезжала… Да все повторяла мне и ему: «Перст судьбы это, перст судьбы!»
— Ну да, а я как к жизни-то вернулся, тоже задумался. Отродясь у меня сразу столько не было… И подумалось: ведь и этакую прорву пропить можно, это ж как жалко! Короче, посоветовались мы с Алкой да пошли закодиро-вались. На пару. Чтоб, значит, никому не обидно было да и без соблазну.
Ну а на деньгах сидеть без толку — тоже смысла никакого. Вкладывать во всякие там фонды — себе дороже станет. Вот мы и решили сами. Я «рафик» старенький купил, теша — палаточку при рынке сняла… Поехал по селам…
