Андрей Воронин - Игра без правил
Капитан осмотрелся.
Экономно освещенный тусклыми плафонами коридор тянулся влево от дверей метров на десять, а дальше поворачивал под прямым углом. Справа он заканчивался тупиком, в торце которого была еще одна дверь. Распахнув ее, Французов увидел рыжий от ржавчины унитаз, в который из старомодного ржавого бачка, расположенного под самым потолком, непрерывной струйкой бежала вода. Капитан аккуратно, без стука прикрыл дверь и двинулся по коридору, настороженно вслушиваясь в тишину. Проходя мимо урны для мусора, он высыпал в нее патроны.
За поворотом коридор упирался в еще одну дверь, на этот раз вполне приличную, изготовленную, что называется, по евростандарту и, что было гораздо важнее, незапертую и неохраняемую. Капитан повернул ручку и толкнул дверь от себя, подумав мимоходом, что воротилы подпольного бизнеса на поверку оказываются наивными лопухами: доверить охрану клуба одному-единственному человеку было непростительной небрежностью. Это обстоятельство зародило в душе капитана смутные сомнения. Пока все получалось чересчур легко. Что это за подпольный клуб, о котором знает первый попавшийся таксист? Открывшийся перед ним коридор, в отличие от предыдущего, был отделан с неброской элегантностью, недвусмысленно намекавшей на большие деньги. Бесшумно ступая своими расшлепанными кроссовками по керамической плитке, Французов миновал лестницу и открыл следующую дверь, оказавшись в небольшом тамбуре, единственным украшением которого служили еще три двери. За одной из этих дверей с плеском текла вода – похоже, там располагалась душевая. Из-за другой доносились звуки ударов, тяжелый топот ног по дощатому настилу и резкие выкрики рефери. Судя по всему, за этой дверью располагался спортзал. Третья дверь, за которой было тихо, оказалась запертой. Следуя простейшей логике, капитан решил, что она ведет в раздевалку. Это подтверждал и едва уловимый запах пота, витавший в тамбуре.
Юрий распахнул ведущую в спортзал дверь и оказался на узком балкончике, который опоясывал небольшой, но прекрасно оборудованный зал, располагавшийся в полуподвале. Здесь было четыре ринга, и на всех работали боксеры. На балкончике тут и там по одному и группками стояли люди. Появление Французова оставило их вполне равнодушными, что немало удивило ожидавшего скандала и драки капитана. Кое-кто, окинув его мимолетным взглядом, тут же отвернулся, большинство же даже не повернуло головы. В целом это больше всего напоминало обыкновенную тренировку в каком-нибудь обществе "Урожай" или "Трудовые резервы" – никакой повышенной секретности, никаких угрюмых мордоворотов с израильскими автоматами под полой. "До чего же обнаглели, твари, – подумал капитан, – даже не прячутся."
Аккуратно прикрыв за собой дверь, он покинул балкон и вернулся в коридор. Если таинственные хозяева клуба были где-то здесь, то искать их следовало на втором этаже. Снова мельком подумав о том, что занимается совершенно не своим делом, Французов стал подниматься по лестнице.
* * *Алексей Иванович Ставров проснулся, как обычно, в половине шестого утра. Он давно перестал пользоваться будильником: выработавшаяся за долгие годы привычка и так поднимала его точно в назначенное заранее время. Еще будучи нищим студентом института физкультуры, Алеша Ставров изобрел собственную систему, позволявшую ему обходиться без будильника, на который у бывшего детдомовца в ту пору просто не было денег. Засыпая, он во всех подробностях представлял себе циферблат этого несуществующего будильника и старательно устанавливал стрелку звонка на выбранное время. В ту пору у него не было способа проверить, насколько точно работают его внутренние часы, но, во всяком случае, на занятия он не опоздал ни разу. Позднее, когда ему удалось скопить денег на скромную "Победу" в хромированном корпусе, которой он гордился так, как ни один из "новых русских" не гордится своим золотым "Пульсаром", он убедился в том, что его внутренний будильник отсчитывает часы и минуты не хуже кремлевских курантов. С тех пор прошло много лет, но Алексей Иванович так и не удосужился приобрести настоящий будильник. Более того, он перестал носить наручные часы, определяя время без их помощи с точностью до двух минут. Боксируя на ринге, он всегда точно знал, сколько осталось до конца раунда, ни разу не взглянув на табло. Это помогало лучше рассчитывать силы, и многими своими победами боксер-тяжеловес Алексей Ставров был обязан именно этой особенности своего организма.
Впрочем, объяснять это какой-то биологической аномалией Алексей Иванович был не склонен. Это была простая дисциплина, – дисциплина ума и тела, без поблажек и выходных дней. "Организм, – объяснял он своим ученикам в те дни, когда работал тренером, – тварь безмозглая. Ему наплевать на ваши спортивные достижения и вообще на все на свете. Он хочет жрать, спать и трахаться, а все остальное он в гробу видал. Можно, конечно, жить и так. Посмотрите вокруг: все эти сорокалетние брюханы, страдающие одышкой и варикозным расширением вен, жили в свое удовольствие. Этот путь прост, но он не имеет ничего общего со спортом."
Алексей Иванович быстро шел в гору и к сорока пяти годам достиг вершины тренерской карьеры – был назначен тренером сборной. Здесь он с некоторым удивлением обнаружил, что жизнь тоже не стояла на месте и большой спорт стал неотделим от большой химии.
Наблюдая за тем, как молодые талантливые спортсмены калечат себя ради достижения сиюминутного результата, Алексей Иванович чувствовал, что начинает терять веру в человечество. В конце концов он ушел из сборной и, пользуясь старыми связями и помощью некоторых своих высокопоставленных поклонников, открыл собственное дело. Дело, вопреки ожиданиям, пошло хорошо и очень быстро стало приносить ощутимый доход в твердой валюте. Самозванная "крыша", конечно, сильно досаждала Ставрову, но, учитывая специфику его бизнеса, рэкетиры не особенно наглели и вели себя сравнительно пристойно. Алексей Иванович вынужден был терпеть "крышу": все-таки лицензии на проведение боксерских боев с тотализатором он в мэрии не получал, хотя и надеялся со временем на окончательную легализацию наиболее доходной части своего бизнеса. В конце концов, ничего предосудительного в этом он не видел: почему бы, в самом деле, ребятам не подзаработать в свободное время? У себя на ринге Ставров старался не допускать грязных штучек, которыми с некоторых пор стал изобиловать большой спорт. Правда, менеджер клуба Погодин в последнее время стал вызывать у него определенное беспокойство. Слишком жаден был Федор Андреевич до денег, слишком неразборчив в средствах и как-то подозрительно легко находил общий язык с опостылевшей Алексею Ивановичу "крышей". Впрочем, менеджеры приходят и уходят, а бокс остается – таково было мнение экс-чемпиона Союза в тяжелом весе Алексея Ставрова, и мнения этого он ни от кого не скрывал.
Алексей Иванович встал, стараясь не разбудить жену, натянул на отяжелевшее тело адидасовский спортивный костюм, в прихожей надел родственные костюму кроссовки и, спустившись с седьмого этажа по лестнице, выбежал на улицу. Несмотря на свои почти шестьдесят лет, он совершал трехкилометровую пробежку каждое утро. С каждым годом эти три километра становились все длиннее, и Ставров подозревал, что в один прекрасный день его принесут с пробежки ногами вперед, но сдаваться он не собирался. Это тоже был вопрос самодисциплины и, если хотите, самоуважения.
Добежав до сквера, он проделал разминочный комплекс упражнений, нимало не заботясь о том, что может выглядеть смешным, и немного побоксировал с тенью. Двигался он довольно тяжело и неповоротливо, но каждый из его ударов, будучи направленным в цель, более осязаемую, чем воображаемый противник, мог бы свалить быка.
Как всегда, вернувшись с пробежки, он обнаружил, что Дарья Васильевна уже встала и успела приготовить ему плотный, по всем правилам науки, завтрак. Он сто раз предлагал жене завести домработницу, средства это позволяли, но супруга оставалась непреклонной. У нее были свои понятия о порядке и дисциплине, и содержание дома в чистоте, а мужа в сытости тоже было для нее вопросом самоуважения.
Приняв душ, владелец и управляющий ночного клуба "Атлет" Алексей Иванович Ставров направился на кухню, где уже дожидалась его скворчащая на сковороде яичница с колбасой и неизменная чашка круто заваренного чая с большим бутербродом. Голода Алексей Иванович не испытывал, но с завтраком расправился решительно и быстро. Он не собирался принимать во внимание возрастные изменения в организме, по крайней мере в собственном, и мысль о том, что хотя бы на закате жизни можно было бы немного расслабиться и дать телу покой, даже не приходила ему в голову.
Покой для него означал распад и смерть, к которой он вовсе не стремился.
