Александр Золотько - Под позолотой — кровь
Тогда Симоненко впервые напился, а потом стал выполнять свои обязанности. Не работать, а именно выполнять обязанности по поддержанию порядка на улицах. Симоненко избегал лишних встреч с Королем, а Король принимал это как должное. В городе был порядок, жизнь города протекала спокойно, насколько это было возможно для курортного города.
До этого дня. До этого дня. До этого дня. Симоненко закурил, но после двух затяжек сигарету выбросил в окно. Вытащил из кармана бумажник, раскрыл паспорт.
Леонид Григорьевич Лазарев, сорока трех лет отроду, женат, трое детей. Хоронить его придется в закрытом гробу. Тут уж ничего не поделаешь. Бурную жизнь прожил Леонид Григорьевич, любил пошуметь. И умер шумно. Но по сравнению с тем громом, который грянет после его смерти – автоматная очередь будет не громче хлопушки.
Какого черта принесло Лазаря на чужую территорию? Король явно не знал, что его город осчастливил своим визитом такой уважаемый человек.
Обычно, приехав на чужую территорию, деловые предупреждали хозяина, иначе могли произойти самые разные недоразумения. Но вор в законе Леня Лазарь закон нарушил. И погиб.
Теперь Королю придется объяснять коллегам Лени, что именно произошло в кафе. А вот кто объяснит Королю, что именно делал в том же кафе один из бригадиров самого Короля, Мастер? Все это слишком походило на переговоры за спиной Короля, а Королю такие вещи не нравились. Не тот он человек, чтобы оставлять без внимания столь явные признаки возможной опасности.
Куда ни кинь – всюду клин. Симоненко прямо из машины отдал распоряжения по организации поиска убийц, но слишком уж профессионально все было сработано, чтобы рассчитывать на положительные результаты.
Оставалась еще слабая надежда на то, что стреляли по приказу Короля. Хотя… Слишком непохоже это было на него, да и в этом случае за кровь придется платить. Уже на пути от машины к мэрии Симоненко подумал, что обстоятельства, пожалуй, могут попытаться взять реванш.
И еще подумал, что на его памяти Король ни разу не проигрывал.
Мусор
Засуетился Симоненко. Ясное дело – теперь все придется объяснять начальству. Но это ладно. Опыт подсказывал Мусоргскому, что гнев начальства вещь проходящая.
Погремит-погремит и перестанет. Ну, влепит выговор. А нам на ваши выговоры насрать. Мы все перетерпим, потому, что человек тварь такая – вытерпит все, а если с этого еще и выгоду можно поиметь – тут уж человек вытерпит все и еще столько.
Вот только неуважения всякого быдла нельзя терпеть. Сегодня он тебя кликухой в глаза ткнет, а завтра вообще за человека считать перестанет. А этого Мусор никому не позволит, он привык, что его боятся и не собирался ослаблять хватку.
Плохо, конечно, что теперь его участок привлек к себе внимание начальства. Придется потерпеть. И пока все умные будут корячиться, можно спокойно обдумать все происшедшее и прикинуть, как на этом можно заработать.
Такие мысли требовали спокойствия, а спокойствия-то как раз и не было. Малявка хренова. Так обнаглеть! И блевотина эта, от туфель до сих пор воняло. И фуражка!
Тот, кто считал Мусора бездушным, глубоко ошибался. Была у Мусора душа, и сейчас душа требовала оторваться на ком-нибудь. Малявка смылся – с ним можно и потом разобраться, сейчас же нужно было дать волю злости.
Мусор посмотрел по сторонам. Как назло – никого. Попрятались, суки. Ладно.
Ладно. Когда Мусоргский протяжно произносил это слово, людям становилось не по себе. Это значило, что Мусор только ждет повода, ждет чьей-нибудь ошибки, чтобы выплеснуть все, что накопилось. Но даже тогда малоподвижное лицо Мусоргского не изменит своего выражения.
Его злость выражалась действием. Почувствовав себя уязвленным, Мусоргский сразу же старался унизить кого-нибудь. Не важно кого.
В эти минуты он был действительно страшен. Проститутки на его участке знали, что в обычном состоянии он их не тронет. В обычном состоянии хватало денег, чтобы Мусор отпустил их с миром. Все бабы одинаковы и если есть возможность вместо оброка натурой получить деньги – деньги лучше. Но в состоянии ярости Мусор на деньги не соглашался.
Мусор покосился на копошащихся в крови экспертов. Он знал, что дальше будет больше, он ведь не дурак и не слепой. Узнать в одном из убитых Мастера сможет любой, но только Мусор сумеет… Твою мать! Мусор встал и прошел по площадке кафе.
Он пока еще не мог уйти отсюда, и был вынужден терпеть клокотавшую внутри злость. Из пятиэтажки вышла Марина. Вот ее бы Мусор не отказался бы отыметь и в нормальном состоянии. Но нельзя. Блядь она конечно блядь, но слишком высокого полета. Тут можно и погореть. Это не то, что уличной потаскухе дать в рот на досуге. Эта себя как благородная держит. Ладно. Пошла к гаражу, сука. На машине они только катаются, автобус им не по нраву. Ладно, гуляй пока милая. Гуляй.
Значит, Мастера грохнули. А вот других покойников Мусор не признал. Чужие. Приехали поболтать с Мастером, а кто-то возьми да и достань автомат. Приехали. Стой. Они ведь на чем-то приехали. Скорее всего, на машине. Они тоже автобусов не любят, им тачку покруче подавай, а крутую тачку на дороге не оставишь. Если даже и не украдут, то пацаны запросто гвоздем разрисуют. И чего это они в таком голимом кафе встречу устроили? Духота, жара, мухи.
Мусор отмахнулся от лезущей в лицо мухи. Прятались они, точно прятались. От кого? От хрена моего! Понятно, что от Короля прятались. Значит и машину свою где-то недалеко заховали. Только пусть они это от умников прячут. От Мусоргского на его участке ничего нельзя спрятать.
Мусоргский всех здесь знает. Знает он и то, что Вася Кинутый спокойно мог тачку у себя во дворе спрятать. Он даже и ворованные иногда, дурилка, прячет, а просьбу Мастера покойного тоже выполнить постарается. И рядом здесь.
Мусор наконец решился. Вася Кинутый давно что-то не платил налога. Забыл, нужно напомнить, кто его за яйца держит. Прятанных машин ему не простят, если Мусоргский скажет кому нужно.
И, кстати, по дороге к Васе стоит будочка Нины Грищенко. Не повезло как-то Нине, у нее в шкафчике Мусор нашел наркоту и заставил написать объяснительную. Нинка девка молодая, глупая, но задница у нее что надо. Крепенькая задница. Нинка вздрогнула, когда Мусор заглянул в окошко.
– Как работа?
– Да какая там работа, Игорь Иванович, все на пляже. вечером, может.
– Значит, не очень занята, – удовлетворенно сказал Мусор.
Нинка почувствовала подвох, глаза ее испуганно расширились.
– Пора санитарный час устраивать, Ниночка, – сказал Мусор, – ты окошко закрой, я к тебе зайду, поговорить нужно.
– О чем?
– Полы у тебя грязные, о половом вопросе поговорим, – в голосе Мусора прозвучала интонация, которую Нинка знала слишком хорошо. Ее словно кипятком обдало, а потом накатила слабость. Она закрыла окошко, повернулась к двери и отодвинула засов. Мусор вошел, по-хозяйски закрыл за собой дверь.
– Мне сегодня нельзя, Игорь Иванович, – пробормотала Нинка, – я не могу.
– Не можешь? – спросил Мусор, положив руку ей на плечо.
– Не-не могу – еще больше слабея прошептала Нинка.
– А говорить ты можешь?
– Что?
– Рот не болит?
Нинка почувствовала, как рука Мусора сдавила ее плечо и стала пригибать к полу.
– Пожалуйста, не надо, – прошептала она, пытаясь заглянуть ему в глаза. Но блеклые глаза были спокойны, как будто сделаны из стекла, из мутного, чуть голубоватого стекла. Живыми были только зрачки. Они расширялись, расширялись, расширялись… Их чернота затопила глаза Мусора, и Нинка поспешила отвести свой взгляд. Ноги подогнулись и она, зажмурившись, опустилась на колени.
Суета
Король выслушал Симоненко молча. Не проронил он ни слова, пока подполковник перечислял меры, уже принятые или которые будут приняты в ближайшее время. Когда Симоненко положил на письменный стол паспорт Лени Лазаря, Король взял паспорт в руки, открыл его и минуты две внимательно смотрел на фотографию.
«Ничего он тебе не скажет» – подумал Симоненко. И пока не ясно сможет ли вообще кто-нибудь что-нибудь рассказать по этому поводу. Когда подполковник замолчал, Король закрыл паспорт и бросил его на стол, откинулся на спинку кожаного кресла и посмотрел в глаза Симоненко:
– И что, по-вашему, это может означать?
– Все, что угодно.
– Например.
– Я даже не исключаю, что это кто-нибудь из местных решил убрать Мастера вместе с Лазарем. Кто-нибудь, кому не понравилась эта встреча, – Симоненко внутренне напрягся, но взгляд Короля выдержал. Король пожал плечами, потом покачал головой:
