Борис Бабкин - Удавка из прошлого
– Да ментам это кайф, и ничего они искать не будут.
– Ошибаешься. Это им как бельмо на глазу. Вешают в городе, и даже подозреваемых нет. Такого, пожалуй, нигде и не было. И Москва будет давить на наших. Тем более что это дело прокуратуры. Следователь по особо важным делам Борисов его ведет. Прожженный мент, чекист, как его за глаза называют коллеги. Честен до безобразия. Но работать умеет. Помнишь пять лет назад маньяк появился? Борисов его вычислил и взял. А до этого кто только не пробовал. Дураков ловить всегда труднее.
– А чего же этот умник не может вешателя хапнуть?
– Если уж и уголовный мир не знает, кто бы это мог быть, чего ты от ментов хочешь? Они же почти всегда берут преступников с помощью стукачей. Свидетели сейчас очень редко дают показания. Я говорю о серьезных…
– Хорош читать лекции! Что сейчас делать? Или ты намерен всегда у меня жить?
– А ты выгонишь?
– Да мне-то что, живи. Просто дела сейчас не делаются. Надо бабки с рынков брать, а вылезать как-то не хочется. Вот хреновень началась, хоть у ментов защиту проси. Если эти вешатели сюда сунутся, мои будут шмалять. Выстрелы услышат мусора, подкатят – и вилы нам всем, за хранение оружия пойдем. Мочить этих вешателей кулаками не получится. Они вон у Чусаны скольких уделали. А там мужики были ого-го, бойцы в полном смысле этого слова, парнишки постоянно на грушах работали. И их всех спокойно отметелили. – Топорик вздохнул. – Короче, не знаю, что и делать. Чувствую я, на меня зарятся. Знать бы хоть кто, а тут… – Он выматерился и выпил водки.
– Снова лес перехватили! – раздраженно говорил толстый узкоглазый мужчина. – Мы выбрасываем деньги на ветер. Уже в третий раз не отправляем…
– Кто перехватил? – зло спросил Китаец.
– Таможня. Остановили пять машин и начали проверять документы. Кончилось тем, что машины с лесом забрали, водителей и сопровождающих задержали.
– Ван, почему…
– А это не ко мне вопрос. Нас убеждали, что все будет хорошо и машины пройдут…
– Все из-за этих повешенных.
– Послушал бы Сун Тибетца, он не раз предлагал…
– Рано. Кровь прольем, нас быстро ликвидируют. Об этом сейчас и говорить нечего. Тибетец, кстати, не выполняет своих обязанностей. Вчера разгромили кафе Чуна, а он… – Не договорив, Китаец махнул рукой. – Надо искать безопасный путь для вывоза леса. И я постараюсь это сделать.
– Федька! – войдя в прихожую, испуганно позвала молодая женщина.
– Да здесь я, – отозвался из ванной мужской голос, – отмокаю после вчерашнего. А ты чего так рано?
– Тольку Прошникова убили. Повесили. И табличка на груди: «Так будет с каждым». Ты бы пошел в милицию и…
– Чего? – Из ванной вышел голый и мокрый мужчина. – Как?
– Да вот так! Его нашли возле заповедника. Повешенным нашли.
– Мать честная! Так, выходит…
– Да. Я тебя, дурака, предупреждала.
– Ага, предупреждала. Ты и уговорила меня дать показания. Мол, денег-то сколько дают и еще охранять от других бандюков станут. Вот и наохранялись, мать честная!
– Надо тебе уехать на время, пока не поймают этих…
– Думаешь, не найдут? Мать честная, это ж надо так! Выходит, и меня могут… – Он передернул плечами. – И что делать-то?
– Надо тебе уехать, – повторила женщина, – к моим, там тебя никто не найдет.
– А что я на работе скажу? Место-то какое…
– Тогда нужно к Топорику идти, пусть охрану дает.
– А не Топорик ли вешать начал, чтоб не платить?
– А Чусану тоже он повесил? И Тупика, которого месяц назад утащили. Кто-то другой это. Но к Топорику идти надо.
– Ты, Тайка, и сходи, поговори с ним. Ведь ты его хорошо знаешь. И ты меня втянула в это. Пусть отмазывает теперь, или я в милицию пойду и все расскажу. Тогда его по-новой упрячут, да и тебя заодно.
– Глеб, – нервно проговорил пожилой мужчина в очках, – тебе необходимо взять охрану. Свидетеля по делу…
– Знаю я! – отрезал мужчина лет сорока. – Но мне опасаться нечего, защита Топорикова и Чусанова представила свидетелей, которые…
– Которых начали вешать, – перебил его пожилой. – И, поверь моему жизненному опыту, на этом не закончится. Всех участников процесса, кто так или иначе способствовал оправданию Чусанова и Топорикова, вздернут.
– Спасибо тебе, папа, – иронически поблагодарил Глеб, – утешил. Но я судил по закону. А почему, собственно, я оправдываюсь?
– Знаешь, – вздохнул отец, – ты, без сомнения, прав. Но вешают преступников, которые ушли от наказания, и их приспешников, а значит, тоже преступников. Эти свидетели…
– Папа, – перебил Глеб, – ты оправдываешь вешателей?
– Нет, разумеется. Просто представил, что это случилось бы в то время, когда работал я. Понимаешь, уничтожают преступников и лжесвидетелей. А ты вынужден был их освободить.
– Скажу честно: я растерялся. Отправлять дело на доследование не было причины. Свидетели Топорикова появились после того, как была дана санкция на его арест. Следователь отработал все версии, к нему претензий нет. Все говорило о том, что было так, как рассказали Прошников, Сарины и Лировы.
– Ладно. Но ответь честно: ты же понял, что все это…
– Я честно вынес оправдательный приговор. Я судил по закону. Мы не смогли доказать вину Чусанова и Топорикова в убийстве сына Лопатиных. Сейчас началось следствие.
– А почему только сейчас? Обвинение считало, что вина Топорикова и Чусанова не вызывает сомнения.
– А я судил по закону. Вердикт присяжных – невиновны. Прокуратура опротестовывает приговор, но результат будет тот же. Ты же знаком с делом.
– Все правильно, и все-таки…
– Хватит, папа, и давай больше к этому не возвращаться.
– Не получится. Сейчас это тема номер один. И тебе, хочешь ты этого или нет, придется говорить об этом, причем не со мной одним.
– К сожалению, ты прав, – вздохнул сын.
– Зачем вы так, Андрей Павлович, – проговорила вышедшая из спальни стройная женщина. – Глеб…
– Перестань, Лида, – остановил ее Глеб. – Папа прав. Об этом сейчас говорят все. И самое неприятное – обвиняют меня. Хотя их судил суд присяжных. А виноватым оказался судья Кравцов. – Он ушел в другую комнату.
– А ты, Лида, говоришь – хватит, – пробормотал Андрей Павлович. – Представь, каково ему сейчас. Он освободил тех, кого большинство считает убийцами. И сейчас, если поймают тех, кто повесил Чусанова и одного из свидетелей, вполне возможно, Глебу придется судить их.
– Вот как раз поэтому и не надо говорить с ним об этом.
– Я считаю иначе, – произнес Андрей Павлович.
– Так, – вздохнул Соколов, – и что мы имеем? Любимов, Лобиков, и все. Не густо. И нам придется искать этих двоих.
– Для начала доложим Борисову, – улыбнулась Варвара. – И поверь, сами мы их искать не станем. Ну а если найдут, возможно, придется работать с ними.
– А я считаю, – заявил Андрей, – никчемное это дело. Ну и что мы можем узнать у этих Любимова и Лобикова? Ну привлекались они, их отпустили. Значит…
– Более подходящих мы не нашли, – перебила Ва-ря. – Мне кажется, ты как-то…
– Тебе только кажется, – улыбнулся Андрей.
– И черт его знает кто, – недовольно проговорил Борисов.
– Да, – задумчиво произнес сидевший с чашкой чая полный лысый старик. – Тут и сказать не знаешь что. И ты думаешь, это, как говорится, эхо девяносто первого года? Может, и правильно мыслишь, все один к одному – тоже вешали и плакатик на шею. Но там, кажется, из-за золота это произошло. По крайней мере такова была версия. В этом случае, конечно, золота нет, хотя кто знает…
– А что ты, дядя Юра, думаешь о некой тайной организации? – перебил Борисов.
– Про такое даже думать неохота. Ладно там террористы или клан киллеров. Но чтоб вот так справедливость восстанавливали, да еще организация – быть такого не может. И ты себе голову ерундой не забивай. Слишком все это серьезно. Уже трое повешенных, так что…
– Вот именно, – не дал ему договорить Борисов. – Начали с Тупикова, причем никто ничего не знал. А тут Чусанова вздернули. И сразу труп Тупикова появился. Через два дня свидетеля вешают. И я уверен – на этом не остановятся.
– Извини, но ты мелешь чушь. Я уверен, что это просто разборка, концы надо искать среди тех, с кем особенно не ладили Топорик и его кенты. Рынок делили, путан, какой-нибудь банк, да мало ли что…
– Зачем тогда повесили свидетеля? – спросил Борисов.
– Да чтоб так, как ты думаешь, думали все. Это же ясно как божий день.
– А как же повешенные в девяносто первом?
– Наконец-то начал соображать. Там и начались эти разборки. Смотри, кого повесили. – Дядя положил перед Борисовым исписанный убористым почерком лист. – Вот, взгляни на третью фамилию.
– Угаловский Сергей Петрович, – прочитал Борисов. – И что?
– Помнишь дело о кассе в аэропорту в девяносто третьем?
– Черт возьми! Угол! Он, кстати, освободился два года назад. Вениамин Сергеевич Угаловский. Он сын…
