Игорь Афонский - Грозовой перевал
Иванов довольно потёр руками:
– Это наши клиенты! Правда, есть ещё грабители! Прошу выслать ориентировки на них!
Иванов прикинул, что очень приметную машину, как «водовозку», могли бросить, вероятно, что у них был другой транспорт. Теперь они «залягут на дно» или попытаются вырваться в другую область. «Его» парни, а он называл их именно так и не иначе, тоже воспользовались другим транспортом, следовало искать попутку, которая их подвезла! Иванов решил во что бы то ни стало взять реванш, это был его приз!
* * *Связанный «Фиксатый» с облегчением почувствовал, что кто-то появился и снял петлю с его шеи. Потом его подняли за руки и выволокли на воздух, там уже темнело. Ему развязали глаза. Такого он не ожидал: несколько человек в милицейской форме сновали по хозяйственным надстройкам станции, тщательно всё обыскивали. Один «старлей», сидя, развязывал их рюкзак с драгоценной породой. Ещё один, капитан милиции, стоял к нему лицом. Это был уже немолодой офицер с тяжёлым, не предвещающим ничего хорошего взглядом. Он внимательно смотрел на них. Напарник лежал на носилках, с прикованными к ним руками, его уже стал осматривать врач из бригады скорой помощи. Тот сначала возмутился, пытался потребовать снять наручники! Но ему объяснили, что это подозреваемый, возможный убийца человека. Пожилой узбек в очках покачал головой, стал отдавать короткие распоряжения своей медицинской сестре. Та быстро вколола ампулу с обезболивающим лекарством. Металлический шприц с морфием блеснул струйкой, впился в тело, чтобы унять боль. Тут же наложили новую повязку, пулевое ранение требовало обработки, возможно операции. Капитан:
– Что вылупился, «Сизый»? Сам всё расскажешь или подождёшь, когда твой «кореш» заговорит? Охранника ты завалил или «подельник»? Говори, падла! А то по пути к сослуживцам заедем на полчаса, не больше! Ты и полчаса там не выдержишь! «Чёрные волки» тебя как барабан воздухом надуют! Молить о смерти будешь! Молчишь! А кто тебя так спеленал, не знаешь? Или тоже не помнишь? Ничего, теперь у тебя много будет времени, если живой до КПЗ доберёшься! вам теперь на полную «катушку» судья выдаст! Намотали, уроды!
Согнувшись, «Фиксатый» отдышался. На него было больно смотреть, синяки на всём лице. Ушибы по всему телу, ныла затёкшая от неподвижности нога. Но после тряпки во рту было легко дышать, он этим пользовался, легкие работали как компрессор.
«Да, здорово его отделали!» – только и пронеслось в голове. Эти ребята лихо пинали его ногами, пока не сняли стресс. Должно быть, всю свою злобу выплеснули на него. И это за короткие минуты унижения и страха, когда «Фиксатый» угрожал им оружием. Если бы они знали, что у него всего два патрона в обойме, он бы получил своё ещё раньше. Ему повезло, что появились они неожиданно, но успели рассмотреть оружие в руках. Не стали лезть, послушались приказов. Так получилось, что по инерции они готовы были вступить в схватку, и только молчаливый приказ от старшего их группы остановил этих бойцов. «Старший» оценил обстановку, решил, что им ничего пока не угрожает, ему нужно было проверить, где находятся остальные люди. Ещё недавно, на поезде они вели себя свободно и раскованно, ели дыню, рассказывали друг другу интересные истории. Потом дорога несколько утомила их, они приуныли в пути. Шутки закончились при входе в здание так же неожиданно, как и появились эти двое.
«Но где же «Кореец» с радистом? Неужели это они их так? Ничего не понятно!»
Глава четвёртая, в которой мы возвращаемся в провинцию Кабул. Осень. 1979 год
Хаким держался одной рукой за рукав кителя военного, другой рукой придерживал свой заплечный мешок с продуктами. Они шли уже очень долго, редко попутные машины подвозили эту парочку, чаще проезжали мимо. Военный – это смуглый паренёк из нового военизированного подразделения народной милиции. Он сопровождал этого подростка, оставшегося без родителей, в детское распределительное учреждение. За последние дни тот успел многое пережить, порой ложился спать голодным, порой просто не мог уснуть. Бои и обстрелы в этом районе прекратились. Стали разбирать руины. Из завалов ещё вытаскивали трупы, потом относили в сторону для захоронения и искали следующих. Его тогда оставили возле этих развалин, передали на руки документы, сказали, что следует расстаться, что «аллах присмотрит за ним», что скоро они встретятся, обязательно встретятся, что теперь его зовут «Хаким ибн Садди из рода Намиди». Что жили они в горах, а переехали недавно, потом все родные попали под обстрел.
– Малыш! Отныне ты – Хаким! Ты должен найти себя в этом, новом времени, ты должен вырасти и стать мужчиной! Сохрани тебя Аллах! И потом мы встретимся, и ты отомстишь за смерть своей семьи! За смерть своего отца и брата! А пока ты будешь Хакимом из далёкого рода Намиди! Помни, что сейчас тебе следует просто выжить. Сейчас, когда меня ищут, я не в силах отправить тебя к родственникам, но потом мой хозяин навсегда примет тебя как родного сына. Попадёшь в интернат, я дам тебе знак, ты только жди там моего появления.
Так близкий, знакомый ему человек оставил несовершеннолетнего подростка одного, на улице. Домой ему возвращаться было нельзя, там слишком хорошо знали его отца и его семью. Отца расстреляли в первые дни революционного путча, слишком одиозной фигурой он был на политической арене. Потом отряд революционеров прибыл экспроприировать их поместье. Родных должны были арестовать, но по воле случая так не случилось. Старший брат оказал сопротивление. В доме всегда хранилось оружие, и все мужчины рода умели им хорошо пользоваться. Брат и его верный слуга Сухлим расстреляли в упор прибывших солдат. Те не ожидали сопротивления и поплатились за свою беспечность. Мальчик впервые в жизни увидел смерть. Сквозь дым пороховых газов к нему шагнул бледный как воск старший брат и увёл в сторону от места бойни, сжимая окровавленную руку в локте. Брата тогда только слегка ранили. Нападавшие лежали и корчились в предсмертных муках, потом их добили, резали тупыми наградными клинками из семейной коллекции холодного оружия.
* * *Нужно было бежать! Их было пятеро. Все стали собираться в дорогу. Разделились. Но это не помогло. На выезде из города раненого юношу опознали на «блокпосту» и просто изрешетили из пулемёта, так погибли мать и братья Муссы. Вместе с ним попал в засаду старый слуга дома, который после нескольких ударов по голове проговорился обо всех. Теперь всё было против преследуемых беглецов. На всех постах стали искать мужчину с подростком. Как бы предвидя это, беглецы пересекли несколько соседних районов и решили разделиться. Вечером Сухлим ненадолго отлучился, а когда вернулся в заброшенный дом, то принёс с собой еду и документы на имя Хакима. Он повесил на шею подростку металлический амулет с изображением полумесяца и звезды.
– Тебя не должны узнать! Теперь ты Хаким! Запомни! И если получится, я увезу тебя! Ты сам знаешь, куда! вы там были с отцом год назад! Аллахом клянусь! Увезу!
Через несколько дней оборванного и голодного Хакима выловил командир стрелков революции и отправил с молодым милиционером в детский распределитель. Хаким не знал, что ранее, в результате ночной облавы, в развалинах был найден человек с подростком. А когда тот оказал сопротивление, то с ним уже не церемонились, закидали дом гранатами.
* * *Огромная лампа вспыхнула. Щелчок. Это фотоаппарат сделал очередной снимок, вспышка от мощной аккумуляторной батареи, которая помещена в кожаный футляр, так удобный для плечевого пояса. Фотоаппарат – огромный, широкопленочный. Снимает молодой писарь. Объекты для его съёмки – несколько трупов в прозекторской полутёмной комнате. Все они накрыты серой тканью. Тот, которого снимают, обезображен осколками гранат. Вдруг за спиной движение. Это привели пожилого человека. Охранник коротко сообщил об этом, толкнул человека за порог. Писарь сам представился, попросил опознать труп лежащего перед ним человека. Следовало подписать нужные бумаги. Старик был одет в оборванный форменный китель и грязные штаны, ноги обуты в старые сандалии. Он впился глазами в лежащего на столе человека.
Потом подошёл поближе, прищурился, взял труп за руку, неожиданно заплакал. Тихо и беззвучно. Попросил помолиться над братом. Писарь охотно дал согласие, вышел, чтобы не мешать молитве. Старик запричитал свою молитву, сам тревожно протянул руку убитого человека к свету. На одном пальце было знакомое кольцо, но палец невероятно распух. Старик сплюнул, продолжая молитву, растёр слюну, провернул кольцо, сдвинул его в сторону. Полоски под ним не оказалось. Ему стало ясно, что брат совершил подмену. Значит, он жив. Значит, он хочет, чтобы его опознали. Кольцо вернулось на место. Он успел закончить вторую суру в добрую память об этом человеке, когда вернулся молодой писарь. Тот сказал, что пора подписать акт опознания. Протянул документ, старик расписался своим причудливым вензелем. В отсутствие писаря он успел посмотреть на другой труп. Подросток имел неухоженные, нестриженые ногти на руках. Это тоже был не тот человек, но его труп старику не предъявляли.
