Вячеслав Денисов - Трибунал для судьи
«Нужно взять себя в руки», – я окинул квартиру взглядом. На двери висела НЕТРОНУТАЯ МАНТИЯ.
Я сунул визитку в карман и толкнул ногой пожирателя дармового кефира.
– Подъем, мурло.
Но очнулся другой. Поняв, что он прикован, пистолета нет, а нос сломан, ярость на лице он сменил на смирение.
– Вот так-то лучше, – поощрил его я. – Долго разговаривать у меня нет ни желания, ни времени. Зачем вы меня ищете – я знаю. Кто вы такие – я знаю. Кто вас нанял – я знаю. Поэтому ни о чем спрашивать не буду. Если хотите сохранить здоровье, забудьте про меня и мою собаку. Продолжайте выколачивать «бабки» у кого-нибудь, создайте какую-нибудь фирму. На худой конец, займитесь кражами, только не вынуждайте меня делать из вас инвалидов. Это хоть и приятно, но занимает много времени…
– Ты – труп… – тихо выдавил из себя парень, осторожно ощупывая свободной рукой сломанный нос. – Ты разве не понимаешь, что теперь ты – труп?
– Ты на себя посмотри. И на соседа слева. Кто из нас ближе к трупу?
– Ты ведь понимаешь, что такое не прощается?
Я вдруг вспомнил про телевизор и рассвирепел.
– А кто из вас Енот?
Со мной никто не хотел разговаривать. Будь по-вашему, молчите. Я наклонился и поднял с пола водительские удостоверения.
– Так… Это кто? Ага, постоянно молчащий господин справа от меня. Стадницкий Альберт Наумович. И фамилия не подходит, и Алик похож, скорее, на муравьеда, чем на енота. Отпадает. – Я отшвырнул удостоверение в сторону и занялся другим. – А этот фанатик, обещающий меня убить, кто он? Читаем… Енотович Максим Егорович. Ну, что, Макся, с фамилией Енотович да не иметь погоняла Енот – практически невозможно. Согласен? Это – за телевизор.
Сделав шаг вперед, я всадил ботинок в живот Еноту. Нечестно, конечно, с моей стороны. Но после утреннего избиения и постоянного разбора ежечасно получаемой информации, я уже стал плохо разбираться в том, где честно, а где нет.
Енот отключился, а злость не проходила. Оставлять подонков в квартире было нельзя. Во-первых, обнаружить их здесь и освободить могу только я. Во-вторых, перед смертью (Енот ведь обещал…) хотелось сделать им приятное. Пока Максим Егорович с Альбертом Наумовичем искали своих мам в темных закоулках подсознания, я раздел их догола и поволок к выходу. Проверив, чтобы никого из соседей не было на площадке, я стащил двоих аборигенов на пролет между первым и вторым этажами, и пристегнул наручниками к перилам. Интересно, кто первым приедет – «02» или «03»? И еще любопытно, что они в милиции объяснять будут? Не будут же они утверждать, что пришли разгромить квартиру судьи федерального районного суда, да заодно – лишить его жизни. И все это за то, что он прячет собаку, которая стоит пять миллионов евро. А судья неожиданно пришел домой, побил их маленько, раздел и на площадку вывел голых… Да любой опер им за этот бред расшибет голову телефонным справочником! Менту из УР, конечно, можно плести какие угодно истории, он все поймет, простит и посадит, вот только не нужно ему объяснять свое нахождение в костюме Адама в общественном месте древностью происхождения собачьего рода Штефаниц. Не стоит. Максим Егорович и Альберт Наумович, безусловно, объяснят это так: шли к знакомой на пятый этаж, напали восемь человек в черных полумасках, избили, забрали деньги, документы и раздели.
Я положил деньги и документы пленников в сумку, повесил ее через плечо Еноту и, ядовито улыбаясь, поднялся наверх. Скоро они встретятся с Иванычем. Вот будет удивлен старый козел…
Теперь уже точно не было времени.
Нажав на кнопку звонка Альбины Болеславовны, я услышал ее торопливые шаги.
Рольф встретил меня урчанием и тут же вцепился в ботинок. Альбина Болеславовна с волнением рассказала о странных звуках, которые несколько часов подряд раздавались в моей квартире и затихли перед самым моим приходом к ней. Я спешно ее поблагодарил, забрал Рольфа и поторопился уйти.
Глава 5
Прошло четыре дня с того момента, как я покинул свою квартиру. Теперь моя жизнь делилась на два этапа – до подполья и в подполье. Я уже не беру в расчет развод с женой, расставание с которой считал исторической вехой в своей судьбе. Встречу с Сашенькой, вынужденную отставку и новое назначение я вообще считаю малозаметным событием. Теперь все сосредоточилось на совместном проживании мирового судьи Антона Струге и начинающего наглеть пожирателя всего, что имеет органическое происхождение – Рольфа. Интересно, что скажет Саша, если к ее приезду все это не закончится и она увидит меня на аэровокзале с этим зверем? Нет, нет! Это исключено.
Вадик Пащенко, прокурор, услышав про мои злоключения, сначала хохотал, как безумец, а потом проникся чувством жалости, причем – к щенку, и за два часа решил все проблемы. Сейчас я жил на руоповской «кукушке», на другом конце города. У Вадима двоюродный брат работал заместителем командира СОБРа, вот он и разыскал для меня приют на ближайшие полгода. По восточным обычаям, однажды отведя от меня смерть, он теперь владел моей жизнью. В данном случае – продолжал спасать.
Квартира ранее принадлежала рецидивисту с плотным стажем отсидки, а после его смерти сразу объявилось не менее двух десятков наследников в виде теть, внучатых племянников и троюродных братьев. В этой же когорте в первой шеренге в ногу шагали несколько начальников ЖЭУ, мастеров и работников собеса. На их беду однокомнатная квартира всех не могла принять при всем желании, поэтому ее «взял в аренду» РУОП, разрубив, таким образом, этот гордиев узел. Но, как известно, до всех новости доходят по-разному, поэтому мне часто приходилось открывать дверь, пряча «газовик» за спиной, алкоголикам, жуликам, бабам и бывшим подельникам усопшего вора. Человека нет, а память о нем жива. Причем жива настолько, что некоторые приходили по несколько раз, хотя еще в первый им было растолковано, что «Вован на небе».
Я по-прежнему находился в отпуске, если такое существование можно таковым обозвать. Отпускные таяли в два раза быстрее. Теперь мужиков в доме было двое, причем один из них ел, словно в последний раз. И это был не я.
Пес рос прямо на глазах. В его голосе явственно ощущались баски, которых я раньше не слышал. Очевидно, полученное мною сотрясение мозга излечивалось. Рольф, если это выражение приемлемо для собак, мужал.
Практически весь запас денег, кроме выданных в суде отпускных и премиальных, я передал Петьке Варфоломееву. УВД денег просто так бродячим судьям и собакам не дает. Собственно говоря, оно, Управление, и своих-то собачек не слишком балует. Во-вторых, мне нужно было искать варианты покупки квартиры. Причем, не просто квартиры, а более просторной, чем была до этого. Теперь я буду жить уже не только с молодой женой, а и с довольно объемным питомцем. А этому хулигану необходим свой угол.
Процесс продажи квартиры, в которой произошло сражение за мою независимость, проходил весьма своеобразно. После того, как я бежал из дома и рассказал все Пащенко, он немедленно отправил в мой адрес Александра Пермякова и Валерку Куст. Пока они ходили в разведку и собирали мои вещи в разоренной квартире, я пил кофе, а Рольф грыз туфли транспортного прокурора. Вадим матерился, пес рычал, и ни у одного не хватало ума пойти на мировую. Пермяков с Валеркой появились через два часа. Они волокли два баула с моими вещами и не могли успокоиться от потрясения. Дело в том, что процесс пленения Альберта Наумовича и Максима Егоровича, а также их нахождение в недвусмысленном виде на лестничной клетке совпал по времени с приездом из «белокаменной» Председателя Облисполкома. Если бы я знал, что эти два события окажутся так сильно связаны между собой, то, возможно, поступил бы с Альбертом Наумовичем и Максимом Егоровичем иначе. Но я поступил так, как поступил, а Председателя Облисполкома, по его же заданию, повели «в люди», демонстрируя дома Высокой Культуры. Это те дома, на стенах подъездов которых не пишут адреса местных проституток и не малюют свастик. Это дома с газончиками, цветами в подъездах и отсутствием запаха мочи. Я жил как раз в таком доме. И в тот момент, когда Главе Исполнительного Комитета старший дома уже рассказал на улице о бабушках-цветочницах, о ежегодном ремонте дома силами самих жильцов (я сам красил стены в зеленый цвет), о порядке на площадках и высокой культуре проживающих, комиссия приближалась к подъезду. Главу вели в гости к Альбине Болеславовне. Затем случилось то, что должно было случиться. Старший дома все еще продолжал рассказ о чистоплотности жильцов и высоких нравственных устоях, не видя, что творится за его спиной, а главный экскурсант уже разглядывал в упор архитектурный ансамбль, состоящий из двоих аполлонов. В тот момент на Альберте Наумовиче и Максиме Егоровиче из одежды была только одна сумка на ремне на двоих.
– А это что за композиция? – ткнул пальцем в сумку первый человек области. – Сфинксы?
