Андрей Дышев - Серебряный шрам
Что ты пристал ко мне, подумал я, ну сидел я у него, ну пили мы водку.
– Сейчас в Таджикистане очень неспокойно. Поверьте мне, я работал в ЮАР, в Боснии. Это очень надолго.
Хороший ты парень, тоже хочешь разобраться во всей этой мерзкой истории, думал я. Но вряд ли что-нибудь у тебя получится.
– Хотите выпить? – спросил Алекс.
Я отрицательно покачал головой. Передо мной сидел потенциальный союзник. Меня подмывало рассказать ему все.
– А что касается ситуации с Черноморским флотом, то я думаю… – снова начал было Алекс, но я положил свою ладонь на его руку и, перебив его, негромко сказал:
– Не надо о флоте. Я могу рассказать вам об убийстве полковника то, что еще никому не известно. Я случайно оказался свидетелем этого…
Глаза Алекса загорелись профессиональным блеском, он даже привстал от неожиданности.
– Вы?
– Тихо! – приказал я ему. – Давайте лучше побеседуем в вестибюле.
– Хорошо, хорошо, конечно! – закивал Алекс.
Мы друг за другом вышли из бара, я хотел было направиться в вестибюль, но Алекс молча взял меня под локоть, и мы свернули к лифту.
– Лучше у меня, – сказал он.
Мы поднялись на восьмой этаж. Алекс открыл дверь, пропуская меня вперед.
– Прошу, – указал он на кресло.
Я сел, мельком оглядев кровать, на которой лежали видеокамера, фотоаппараты, коробки, кассеты. Алекс поставил рядом со мной диктофон, но я знаком показал, что лучше обойтись без записи, и он послушно спрятал его в тумбочку.
В течение получаса я рассказал ему обо всем, что случилось со мной в Крыму и здесь, правда, упустил некоторые детали, касающиеся моей роли в истории с похищением денег из казино. Алекс был потрясен, когда я рассказал ему про телефонный звонок и анонимное предупреждение.
– Это мафия. Маковая соломка, пятьдесят тысяч долларов – это все мусор, поверьте мне. Все намного сложнее. – Он на минуту задумался. – Скажите, а сколько прошло времени между тем, как убили полковника и как зазвонил телефон?
– Минуты две-три.
– Значит, вам звонили из гостиницы.
– Может быть, даже с того же четвертого этажа, – добавил я.
– С четыреста… как вы сказали?
– Двадцать второго.
– Из четыреста двадцать второго номера. Вы говорите, что видели там свет, а номер, как говорит дежурная, стоит пустой, да?
– Да.
– Знаете что, Кирэлл? У меня есть маленькая идея, но надо быть немножко храбрым, чтобы ее сделать.
– Какая идея?
– Вы – работаете вместе со мной, вы – представитель «Нью-Йорк таймс» в Таджикистане. Нам надо сейчас взять интервью.
– У кого?
– У тех, кто здесь живет.
– Двенадцатый час ночи, Алекс!
– Это еще очень рано, Кирэлл! Мы заглянем только в один номер.
Он протянул мне видеокамеру, сам повесил себе на шею фотоаппарат, и мы вышли к лифту.
– В твоем распоряжении десять минут. Это время я буду задавать вопросы.
– А о чем будешь беседовать?
Алекс махнул рукой:
– Как зайдем в номер, я придумаю. Только ты будь осторожен, Кирэлл, это очень опасно.
Мы вышли на пятом этаже. При нашем появлении дежурная подскочила, вежливо спросила о цели нашего прихода и сама проводила к пятьсот двадцать второму номеру.
Нам повезло. В номере не спали, трое лиц «кавказской национальности», сидя вокруг столика, играли в карты. При нашем появлении они издали восторженный вой, смахнули карты со стола и на их место тут же водрузили бутылку и стаканы. Алекс представился и объяснил, что занимается проблемой карабахского кризиса. Услышав про Карабах, парни загалдели все сразу, перебивая друг друга и отчаянно размахивая руками. Я открыл настежь балконную дверь, вынес туда стул и принялся устанавливать на нем камеру, будто собирался оттуда снимать беседу.
– Только не надо снимать! – отрицательно покачал головой один из парней.
– А вы садитесь так, чтобы камера не видела ваших лиц, – подсказал Алекс, и парни согласились. Они сели спиной к балкону, а Алекс – перед ними, лицом ко мне.
Алекс здорово закрутил парней. Они забыли и обо мне, и о бутылке, и о том, что уже за полночь. Что-то горячо говорили ему, объясняли, доказывали. Я взял себя в руки, подавил мелкую нервную дрожь в ногах и точно так же, как несколько часов назад в номере Алексеева, закинул ногу на балконные перила.
Еще два-три раза спуститься мне с балкона на балкон – и я смогу работать на высоте не хуже монтажника-высотника. Я перебирал руками, опускаясь ниже и ниже, затем повис на последней перекладине, качнулся, пошел маятником вперед, и когда мои ноги оказались как раз над балконом, отпустил руки.
С мягким приземлением, сказал я себе. Всю эту процедуру я проделал достаточно бесшумно. Не вставая с четверенек, я осторожно приподнял голову и заглянул в приоткрытую балконную дверь.
Комната была пуста – в этом у меня не было никаких сомнений. На столике, поставленном между кроватями, тусклым светом горела настольная лампа. Кровати были прикрыты полиэтиленовой пленкой, засыпанной штукатуркой, на потолке в самом деле зияла оголившаяся раковина, из которой торчали провода.
Я, не выпрямляясь, чтобы меня случайно не заметили с улицы, проник в комнату и осмотрелся. Рядом с лампой – телефон, полиэтилен в одном месте примят – похоже, что кто-то сидел на кровати и звонил. Я внимательно осмотрел пол, заглянул под кровати. Под столиком я нашел скомканный обрывок бумаги. Я развернул его. Там были написаны четыре цифры, и я узнал их сразу, потому что ожидал их увидеть – это был номер телефона Алексеева.
Я обыскал шкаф и обе тумбочки, но ничего больше не нашел.
Оставалась душевая. Я вошел в нее, не касаясь ручек, прикрыл за собой дверь, зажег свет. Он показался мне ослепительно ярким после мягкого сумрака комнаты, и не меньше минуты я ждал, пока глаза привыкнут к нему.
Я склонился над раковиной. Она была влажной, на ее поверхности еще не высохли капли. Сантиметр за сантиметром я осматривал краны, ободок сливной воронки, полочки для мыла. Конечно, он постарался хорошенько смыть раковину, но, наверное, очень торопился и схалтурил. На покатом дне раковины я нашел несколько бледно-розовых капелек.
– Это то, что требовалось доказать, – вслух сказал я.
В мусорной корзине валялся газетный ком. Преодолев брезгливость, я принялся его разворачивать. Когда пошли бурые пятна, просочившиеся через бумагу, я стал разворачивать комок над раковиной.
В газету была завернута какая-то гадость, и я не сразу разглядел, что это была крысиная голова.
Я взглянул на часы. Надо было закругляться. Еще раз подошел к телефону, поднял трубку, свинтил крышку микрофона, отлепил от магнита стальной кружок мембраны, сунул его себе в карман, а крышку поставил на место.
Влезать наверх было намного труднее, чем спускаться. Мне пришлось карабкаться по горизонтальной перегородке, удерживаясь буквально на одних пальцах, прежде чем я сумел ухватиться за перекладину. Подтянулся, закинул ногу на перила.
Беседа была в самом разгаре, сигаретный дым густым туманом выплывал из комнаты на балкон. Алекс увидел меня и, чтобы прервать словоохотливых парней, спросил:
– Что-нибудь случилось?
– Да, шеф, – ответил я. – Аккумулятор сел, надо подзарядиться.
Алекс посмотрел на парней, виновато развел руками:
– Если не возражаете, мы продолжим наш разговор завтра?
Парни не возражали, но тотчас вспомнили о бутылке и, как мы с Алексом ни отнекивались, вынудили нас выпить по стакану какой-то кислятины. Они оставили нам свои грузино-армянские адреса, долго жали руки и клялись в вечной дружбе.
Мы вернулись в номер к Алексу. Он выслушал меня, потом сказал:
– Скорее всего официально будет сказано, что это политическое убийство. А что это на самом деле – мы с тобой знаем. Опасная игра, Кирэлл. Но, если мы найдем истину, я сделаю интересный фильм о русской мафии в ближнем зарубежье. Разумеется, пятьдесят процентов – твоя доля.
– Как ты думаешь, дежурная по этажу, Мария Васильевна, может нам что-нибудь рассказать?
– Думаю, что она, как вы говорите, наберет в рот воды. Хотя, ты прав, она знает кое-что.
Он принялся было готовить кофе, как я внезапно почувствовал смутную тревогу на душе. Прошло уже почти полтора часа, как я оставил Валери одну. Предчувствиям я никогда не верил, но сейчас мне почему-то стало неприятно. Я пожал руку Алексу, пообещал прийти завтра утром и пулей вылетел в коридор. Не дожидаясь, пока придет лифт, я побежал по лестнице, прыгая, как горный козел. Дверь в номер была заперта – я сам запирал ее перед уходом. Мне казалось, что я ковыряюсь ключом в замке слишком долго, и в моем воображении уже стали появляться зловещие картины, о которых лучше не рассказывать.
Наконец я распахнул дверь и ввалился в комнату, попутно зажигая свет. Валери неподвижно лежала на кровати, накрывшись одеялом с головой. Мне казалось, что если она спит, то ее сейчас разбудит бешеный стук моего сердца. Я схватил одеяло за край и рванул его на себя.
