Эльмира Нетесова - Клевые
Он сдал экзамены, поступил в институт. Дома его поддерживали мать и сестра. Они даже стол накрыли по случаю поступления Егора в Пироговку. Отмечали как семейное торжество.
Егор хотел стать хирургом. Он аккуратно ходил на лекции и не сразу приметил хрупкую, большеглазую девчонку, ставшую любимицей курса.
Она как-то по-особому звонко смеялась. Именно этот смех и разбудил дремавшее сердце Егора. Он полюбил. Но Наташа признавала дружбу со всеми и никак никому не хотела отдавать предпочтение. Ее всей гурьбой провожали в общежитие. В кино или в столовой, на катке и лыжне она не оставалась одна. Егор никак не мог уединиться, объясниться в любви. И ходил следом за девчонкой вместе со всеми, как на привязи, теряя надежду.
Вот и в тот день он шел на каток после занятий. И вдруг его остановили.
— Стой, кореш! Своих не узнаешь? С чего загонорился? Иль не иодходим теперь в кенты? Хиляем в сторону! — позвали Егора прежние друзья.
Поговорив, пригласили с собой на вечеринку. Пообещали кле- III,IX телок, кайф. Егор пытался устоять, но друзья уговорили, как нсегда.
— Балдежка была знатной! — даже через много лет вспоминал
I'J'Op.
Девки сами висли на шее. Их не пришлось уламывать, неРнужно было даже знакомиться. Все пили, пели, плясали до одури. Что-то хрипло орала магнитола. В слова никто не вслушивался. Егору не нужно было прилагать усилий. Его уронили на диван две девахи. Утром он смутно что-то припоминал и, стыдясь самого себя, едва сдерживал удушливую тошноту.
— Послушай, кент, девочкам отбашлять надо. На халяву с тобой кто станет кувыркаться всю ночь! — назвали сумму.
У Егора внутри заледенело. Пока был жив отец, куда как проще жилось. Теперь совсем другое. Просить деньги у матери, да столько, было свыше его сил.
— Чего прокис? Иль за собственный хрен платить нечем? — не поверили друзья.
И назначили встречу у метро. Там по старой памяти, едва войдя в электричку, полезли по карманам. Егора поймала за руку худая, костистая баба. Сдавив кисть Егора в цепких пальцах, вытащила из электрички. И так избила на станции, что парень неделю не вставал. Друзья не вступились, не пытались отнять. Убежали. А Егор едва дополз домой.
Лишь через неделю его навестили кенты. И словно не было в метро ничего, предложили опять пойти на вечеринку.
— Телки по тебе сохнут. Спрашивают, куда делся? По кайфу им пришелся. Особо Верке! Ох уж эта шмара! Любого уделает и укатает. Она просила передать, будто полюбила тебя!
— Не пойду! Завязал с балдежками! — хмуро ответил Егор. Решил и впрямь порвать с друзьми.
Но через пяток дней на него налетели трое незнакомых парней, почти у самого дома. Для начала попросили закурить. Едва полез в карман за сигаретами, тут же сбили с ног. Деньги, часы — все исчезло у Егора. Он запомнил их. Но знал, что в одиночку не одолеет. Нашел своих друзей. Те сразу согласились помочь. И на следующий день разыскали всех обидчиков. Поначалу завязалась драка. Но внезапно вынырнувший из переулка милицейский патруль заставил всех пуститься наутек. Удирали вместе, одной кодлой, не разбиваясь на своих и чужих. Так и оказались в знакомом притоне.
Егор только потом понял, что избившие были знакомы с его друзьями. И не случайно напали на Егора.
Он понял, его затягивают в «малину», пытался уйти, но не получилось…
…Его взяли в милицию прямо из дома. Хорошо, что ни сестры, ни матери на тот момент не оказалось.
Мужать ему пришлось в зоне, где вместе с ним отбывали срок его друзья. Их раскидали по разным баракам и Егор редко виделся с подельщиками. Они работали в других бригадах, их смены почти никогда не совпадали. Однажды в клубе встретил обоих. Тоже при
шли посмотреть фильм после смены. Но… На середине оборвали показ. В шахте случилась авария. Подвела подгнившая стойка. Не удержала кровлю. Накрыла всю бригаду. Зэков тут же погнали на спасательные работы.
Егор уцелел тогда. Но из его бригады не вернулись в барак трое. Пытаясь спасти других, погибли сами.
Неделю пласты гремели. То тут, то там обваливались, сыпались на головы людей. Но администрация распорядилась продолжать добычу угля.
Егор шел на смены не без страха. Случалось, не раз в полушаге, грохнув, будто от взрыва, сползал за спиной иль впереди обвальный пласт.
Тусклая лампа на каске вырывала из темноты бледные лица зэков. Кто-то, неуверенно перекрестившись, просил, словно из преисподней:
— Господи! Помоги! Смилуйся и сохрани нас!
Егор, возвращаясь в тот день со смены, радовался предстоящему выходному. Можно сходить в баню, выспаться, написать письмо домой. Все же жив, увидел во дворе шахты толпу ээков. Хотел обойти, но любопытство подтолкнуло. Увидел лежавших на земле покойников. Их было несколько. Двоих узнал сразу. Даже неотмыты- ми. В уголках губ стыла кровь. Еще совсем недавно она была теплой. А теперь почернела, запеклась, подчеркнув неестественную бледность.
Егор снял каску. В тот день он простил им все и остался без друзей…
В зоне он приобрел то, чего не имел на воле. Стал упрямым, злым, мстительным. Приобрел свой, особый стержень и уже ни с кем не поддерживал приятельских отношений.
Многое переосмыслил, пережил и передумал, многому научился. Умел постоять за себя и держался независимо. Не заискивал перед операми, не унижался в своем бараке, не позволял никому высмеивать себя. Умел постоять за себя и словом, и кулаками.
Лишь одного человека уважал во всей зоне — старого «голубятника», прижившегося в бараке.
Тот, случалось, приносил почту. И отдавал письмо Егору, говорил:
— Радуйся, человек! Тебя еще помнят и любят на воле. Пишут! Значит, ждут! Ради того стоит потерпеть…
— А разве тебе вернуться некуда? — спросил как-то Егор.
— Мне надо сдохнуть, чтобы потом родиться вновь. Уж тогда я ничего не посею, никого не потеряю! Верно, умными рождаются люди потому, что первую жизнь прожили дураками…
Егорку смешила такая философия человека. Он не верил в загробную жизнь, последующие рождения, считая все эти разговоры
бредом больной фантазии. И нередко подшучивал над мужиками, любившими послушать "голубятника".
— Дед! Ты в прошлой жизни не иначе как в бабах канал!
— Это почему ж?
— Иначе ума еще тогда набрался б, с запасом на нынешнюю жизнь! Ох и брехливой бабой был! Ну, расколись, зачем ты мужикам на ночь всякие страсти плетешь? К чему? Это все от прежней старухи, какую дед забывал розгой пороть за неуемность!
— Сам говно! — огрызался старик.
— Внучат у тебя не было. Иначе знала бы, что на сон страшное рассказывать нельзя. Дети обоссутся, себе морока! А раз внуков не имел, детьми тоже судьба обошла. Выходит, бесплодным дышал. Либо — в старых девах кончился!
— Кто? Я? В перестарках? Ах ты, змей! — хватался старик за полено.
— Не горячись, дед! Может, был мужиком! Но запойным и бездомным. Потому что с такими историями тебя не только из дома, со двора прогнали б!
— Шалишь! Это не я, то ты в бабах канал, коль даже слушать дрожишь! Мужики, глянь, не дергаются, сидят спокойно. А ты мандражируешь! Вот где баба! — спохватился дед.
Егор не упускал случая подначить, разыграть человека. Не верил, что тот рассказывает все всерьез.
— Ты, Егорка, бестолковый! Нет света в душе твоей. От того маешься! Пусто, глупо живешь. Сам не ведаешь, зачем в свет объявился?
О том всяк понятие иметь должен. Чего желает, ради чего мучается? А ты, как пыль! Никому тепла не дал! В земь корни не пустил! А ведь и с тебя спросится в свой час! И ответ держать будешь! Того не минешь!
— Перед тобой что ли? — смеялся Егор.
— Кто громко смеется, тот горько воет! Ох и накажет судьба! Погоди! Заставит твою слепую душу прозреть! Все вспомнишь… За все взыщется.
… Егор ворочается в постели. Пытается отогнать воспоминания, но они не отпускают. На счастье в комнату Алешка забрел. Некуда стало деться, вот и заглянул.
— Сбежал от мамки и бабки? — спросил пацана.
Тот носом шмыгнул:
— Не я, они от меня ушли! Тебя выручить хотят, чтоб опять не забрали из дома!
Егор скрипнул зубами, молча выругав свою беспомощность, а мальчонка, придвинувшись поближе, спросил:
— А ты взаправду насовсем тут останешься? Не сбежишь, как папка?
— Если не прогонят меня, не уйду! — выдохнул тяжко.
Алешка внимательно посмотрел в лицо человека, сказал тихо, грустно:
— Нам нельзя без мужика в доме. Я — покуда маленький! Вот вырасту, тогда сам стану хозяином. А теперь ты самый главный в доме! Всех защищать будешь. На то ты мужик, так мамка говорит,
— сопнул носом пацан.
— Самый главный! — Егор крутнул головой и услышал крик в коридоре. Поспешно встал, выглянул.
Неопрятная, взлохмаченная соседка, держа Антона за ухо, вопила на весь дом:
— Понаехало сюда всякое ворье! Житья не стало от вас никому! Проходу нет от гадов! Ишь, сволочь! Вздумал велосипед украсть прямо со двора! Завтра машину угонишь, змей ползучий! — тузила Антошку в бок тугим кулаком.
