Виктор Гончаров - Записки наемника
Мы попали в Грозный, не дождавшись темноты. Простреливался город уже будь здоров. Мне повезло: я со своими «дикими гусями» из Литвы присоединился к группе ополченцев, поехал на передовую, чтобы там узнать, где Яраги и мои ребята из первой группы. Мне удалось поговорить с ополченцами. Я встретился с людьми, которым оставалось жить час, может быть, сутки. Потому что тот район потом был взят федеральными войсками. Там были не только чеченцы, но и много людей других национальностей.
Опять я видел большое количество трупов. Откуда только берутся? И погибают все молодые… В холодные глаза погибших русских ребят я смотрел двое суток. Это были не те парни, которые погибли в минувших боях. Эти погибли за последние двое-трое суток. Я их насчитал в Грозном больше двухсот.
Такой кровищи я, кажется, еще не видел. Я прекрасно помню, с каким дикарским наслаждением в Москве снарядами точно так же расстреливали людей. Это был всем хорошо известный российский гуманизм. Цена ему – грош. Шла настоящая гражданская война. Никто не считает отрезанные головы и руки солдат, не считает снаряды, которые летят на мирных жителей. Неужели есть люди, которые считают, что ради сохранения единства России нужны трупы? Но предъявить претензии к войне – это не в моих правилах.
Яраги не узнать. Он зарос, почернел еще больше. Глаза лихорадочно блестят. Он отводит меня в сторону и без обиняков предлагает:
– Тебе задание – убить Ису Далгаева. Он командует Шалинским танковым полком.
Я соглашаюсь.
В эти дни Грозный напоминает город, разрушенный в годы минувшей войны. Так говорят ветераны, избежавшие в сорок пятом фашистской пули на той войне и чудом не попавшие пятьдесят лет спустя под российские бомбы на этой.
Мне дают проводников. Мы едем на двух старых «Жигулях». Ополченцы родом из Пригородного района в Ингушетии.
– Мы уже попробовали русского свинца. Мы знаем, что такое российские танки – два года назад, в Пригородном районе… Все повторяется: там тоже были «незаконные вооруженные формирования», – говорит наш водитель Муса, депортированный из Пригородного района. – Все повторяется… Ельцин хуже Сталина. Ведь Чечено-Ингушетия отдала Борису Николаевичу на выборах в президенты девяносто шесть процентов голосов. Мы сами выбрали свою гибель.
Многие ингуши, воевавшие в Пригородном районе, едут сражаться в Грозный.
Дороги забиты беженцами. Здесь, в Ингушетии, только-только сумели разобраться со своими семьюдесятью тысячами из Пригородного района. И вот новые тысячи чеченских мирных жителей.
По мусульманским обычаям, покойный должен быть захоронен в день смерти. Поэтому убитых ополченцев и тех, кто погиб в ходе российских бомбардировок в столице Чечни, быстро увозят родственники. Россия потеряла уже более тысячи военных. Некий местный инспектор ГАИ на трассе, ведущей в Назрань, якобы сумел приоткрыть брезентовый тент армейского грузовика, остановившегося на одном из постов. В кузове инспектор увидел тела военных в форме, плотно уложенные на полу.
Я видел не один грузовик, а три КамАЗа. Причем точно известно, что в каждом КамАЗе можно разместить более пятидесяти тел российских военнослужащих.
Оружия у нас нет. Мы приехали в Нальчик, а потом пристроились за колонной российской бронетехники из тридцати пяти БТРов, которая двигалась по старой дороге из станицы Слепцовская в Грозный. Так нам удобнее попасть в Шали. Навстречу нам ехала колонна беженцев из Чечни. Неожиданно со стороны беженцев раздалась автоматная очередь. Несколько русских солдат свалились с брони. Тогда четыре БТРа выехали из колонны и обстреляли автобусы и машины. Боже, что творилось! Мои проводники скрежетали зубами. Когда люди побежали, солдаты стали добивать их из автоматического оружия. Убитые валялись прямо на дороге. Те, кто успел упасть в кюветы, спаслись.
Мы отстали от колонны бронетранспортеров и заехали в одно из селений. Всех нас одиннадцать человек – я, как командир, и десять моих подчиненных, включая проводников.
Все бойцы переоделись в маскировочные комбинезоны грязно-зеленого цвета, за плечами – вещмешки, в руках – автоматы. Оружие и амуницию проводники достали у местных жителей.
Быстро вытянувшись в одну шеренгу, отряд спешно скрылся в небольшом лесу.
Пройдя около километра в северном направлении, я остановил отряд, достал карту и, внимательно разглядев ее, сказал:
– Если все правильно, через два километра должен быть бывший военный полигон, переоборудованный под небольшой аэродром, куда садятся самолеты с оружием и наркотиками. Это хозяйство оппозиции. Его надо уничтожить. Всем быть предельно внимательными и осторожными.
И отряд опять двинулся вперед.
Через пятнадцать минут деревья неожиданно расступились, и впереди действительно показался аэродром. Правда, если его так можно назвать, поскольку единственными признаками этого были лишь небольшое взлетное поле да одинокий АН-2 на его краю.
Несколько человек, военных, на деревянных ящиках у домика, напоминавшего русскую баню, играли в карты. Рядом лежали автоматы.
– Ратомкин? – едва слышно прошептал я, и один из парней моей команды осторожно развязал вещмешок, достал из него сверток, немного повозился с ним и так же неслышно прошептал:
– Готово.
– Иванаускас, Горулев – прикрытие. Ратомкин – вместе с Пузыней, – снова приказал я.
Четыре человека, прячась за деревьями, осторожно начали обходить аэродром, чтобы подобраться к самолету с той стороны, с которой их вряд ли смогут обнаружить охранники.
Остальные бесшумно, словно змеи, поползли поближе к кромке поля.
Время для меня, казалось, остановилось. Я вслушивался в тишину, боясь нарушить ее даже вздохом, готовый в любую секунду нажать на курок и всадить целый магазин в любого из охранников, который попытается нарушить мои планы.
Прошла минута, две.
Пот выступил на лбу, но я не вытирал его, боясь пошевелиться. Хорошо быть предоставленным самому себе, отвечать только за себя. Но если ты командир, ты в ответе за жизни других. От этого появляется напряжение.
Прошло пять минут. Десять. Наконец, вернулись Пузыня и Ратомкин, за ними – Иванаускас и Горулев.
Уже по их лицам легко было догадаться, что все прошло хорошо.
– Все ко мне! – приказал я и, выждав, когда все соберутся, нажал на кнопку пульта дистанционного управления.
Раздался мощный взрыв. Самолет мгновенно взорвался, его части разлетались далеко в стороны. Охранники, сидевшие метрах в тридцати от самолета, даже не успели сообразить, что случилось – сотни горячих осколков мгновенно пронзили их тела.
– Уходим! – я впервые здесь, на этом задании, отдал приказание громко, ничего не боясь.
Теперь мне предстояло убрать Далгаева. Однако приехал гонец от Яраги, который отозвал группу с задания. Ситуация изменилась. Яраги остался доволен даже частью выполненного задания. Как я понял, были убраны конкуренты в торговле наркотиками.
– Знаешь, – сказал Яраги, когда я с ним увиделся, – предатели чувствуют себя здесь хозяевами. Так я пришел к тебе, чтобы сказать, что завтра после обеда в Знаменском состоится встреча представителей российского Министерства обороны с Автурхановым и ему подобными.
– Откуда тебе это известно? – спросил я.
– Московская птичка рассказала, – хитро улыбнулся Яраги. – Так вот, тебе надо наделать там шума. Я не могу приказать кого-нибудь убить, охрана там будет, что надо. Но пошуметь со своими «дикими гусями» нужно. Ты пошуми.
– Да. Настоящая гражданская война. Не правда ли?
– Не мы эту войну развязали! – неожиданно со злобой сказал чеченец. Потом отвернулся, уставился в окно с выбитыми стеклами.
– Я пойду, если ты не против?
Яраги ничего не ответил. Он стоял возле окна и молча смотрел в черные глаза ночи. И ничего не видел там.
В эту ночь авиация нанесла удар ракетами и бомбами по Урус-Мартану, где сосредоточено сорок пять тысяч жителей и пятнадцать тысяч беженцев. Там многие друзья Яраги. Этой же ночью Грозный пережил шесть ракетно-бомбовых ударов. Рано утром ракетами разрушены дом для сирот и жилой дом рядом. Дети находились в подвале и не пострадали. В пятнадцать часов нанесен ракетный удар по микрорайону «Минутка». Бойня! Это была настоящая бойня!
Во время бомбардировок мы отсиживаемся в подвалах, а в остальное время пытаемся вырваться из Грозного. Потом необходимо совершить налет на указанную цель.
Обстановка ежедневно меняется, что усложняет выполнение задания. Судя по всему дудаевская цитадель в Грозном – президентский дворец, или, как его еще называют здесь, Белый дом Чечни – Ичкерии, доживает последние часы. Вместе с теми, кто в нем находится. Пока у нас нет возможности выбраться из Грозного. Мы нужны здесь. На российских солдат ведется настоящая охота. Нам эта охота удается более удачно, чем самим чеченцам.
Едва темнеет, мы выбираемся наверх из подвала и идем по развалинам. С нами всегда кто-нибудь из ополченцев. Для того, чтобы мы не напоролись на самих же чеченцев. Сегодня в сопровождении идет сам Яраги. У него в руках автомат. У нас – у каждого вещмешки с минами-ловушками, которые мы должны установить на улицах, в кварталах домов, заминировать трупы. Яраги ведет нас по известному только ему маршруту. Иногда его окликают по-чеченски, он отвечает.
