Александр Звягинцев - Естественный отбор
— Так вот, слушай!.. «Потопай» туда, где мы виделись в последний раз. Встань перед главным входом и жди меня там через три часа. Не забудь захватить паспорт, все деньги и отдать ключи своей больной соседке. Поняла? И никому ни слова о моем звонке.
— Поняла…
Аня поняла одно: она не должна ничего говорить и броситься с паспортом на Белорусский вокзал, чтобы встретить Скифа… и пойти с ним в ЗАГС, а затем уехать на край света. Иначе зачем паспорт?
…Она встречала их с цветами и радостной улыбкой. Но вместо долгожданного признания в любви и предложения руки и сердца получила карту Белоруссии с помеченным маршрутом до Лунинца, двести долларов и краткое напутствие.
Засечный вприпрыжку, как круглый мячик, принес из кассы билет, и вся троица буквально внесла ее в вагон отъезжающего поезда Москва — Брест.
* * *Ни поцелуя, ни слова путного, ничего не объяснили. Втолкнули вот так, как куклу бесчувственную, абы с рук сбыть…
Горькая обида подкатила к горлу. Аня скомкала платочек и закрыла рот, чтобы не разреветься.
Соседка по купе, видная дама лет пятидесяти, участливо принесла ей чаю.
— Спасибо, — сказала Аня, не разжимая губ.
— Я доктор, — степенно представилась попутчица. — Поверьте мне, нет более бесполезного и губительного занятия, чем пережигать в себе пепел отлютовавшей беды. Поделитесь своим горем. Если не со мной, то с зеркалом. Поругайте обидчика, пожалейте себя. Выревитесь, как девчонка. Положитесь на мой опыт — полегчает.
Аня вытерла слезы и недоверчиво глянула на соседку.
— Ей-богу, он не стоит ваших слез.
— Стоит, — упрямо, как шестнадцатилетняя девчонка, пробубнила Аня. — Только не учите меня, я сама врач.
— Тогда поздравляю! Вы непременно будете вместе, вы сделаете его и себя счастливыми. У вас прочная установка на счастье.
Аня тяжело вздохнула и отвернулась к окну. «Зыбко земное счастье…» — подумала она и вспомнила Лешу Белова.
А ведь это она не Лешу, а Скифа в нем полюбила. Это Скиф в лихой десантной форме заезжал к ним домой с подарками и письмами от отца. Тогда ей и десяти еще не было. Это Скиф глядел на нее со всех фотографий на стенах рядом с отцом. А Леша Белов был просто чем-то похож на него и всегда открыто ему подражал…
После Афганистана Леша сильно изменился. Почернел лицом, похудел. Частенько повторял ей: «Хорошо, что у нас нет детей»… И чего тут хорошего? Но ему другое виделось… То же самое повторил он ей перед вылетом в Чечню. Наверное, то же самое сказал сам себе, когда его роту оставили на смерть в Грозном.
Ане говорили, Леша мог вырваться из окружения, но он усадил на свое место в бронетранспортере раненых…
Она снова поплакала немножко, потом успокоилась и вытащила на свет фото Ники, которую уже сейчас полюбила за брови Скифа…
«Там Ника, — только и сказали ей вместо прощания. — Береги сироту…»
На обратной стороне фотокарточки была короткая надпись на немецком языке, выписанная круглым ученическим почерком. Аня поняла только одно слово «мама».
Она вспомнила, как люто возненавидела Ольгу в тот самый последний ее приход. Теперь же корила себя за черствость.
— Вот и чудненько, — снова отозвалась соседка по купе. — Стоит только дать волю эмоциям, как вы тут же забываете про горе. Давайте-ка лучше перекусим. На пустой желудок с любовной напастью не справиться.
* * *Отправив Анну, Скиф, Засечный и Лопа тут же нашли лихача и покатили в крепость Ворона.
— Дурак ты, Скиф, — задумчиво сказал Засечный. — Я бы на твоем месте плюнул на все, схватил своих под мышку и укатил за два моря, куда рука московских живоглотов не дотянется.
— Что ж ты от своих из Африки в Россию дернул?
— Черт меня с этим самолетом попутал, — с досадой признался Засечный. — На Нику твою посмотрел, дочь свою Саньку сразу вспомнил.
— Вы шо, с дурня сговорились? — встрял Лопа. — Нашли время болтать о бабьих юбках на веревке. Вон Воронова хата! Там вам сейчас зададут перцу за деда.
Но сам он первым делом спросил у парней-охранников про Баксика. Когда тот пришел, велел ему готовиться к отъезду.
— Тебя в Ростове встретят, я позвоню.
— А дед мой что скажет? — протянул от удивления мальчишка.
— Дед твой не против. Он мне сам присоветовал тебя на юг отвезти, на фрукты, и настоящего казака сделать.
Пока Лопа разбирался с парнишкой, на виллу покойного Ворона слетелись все его «воронята» с многочисленной вооруженной охраной. Тут же вызвали душеприказчика и заставили прочитать завещание. Лощеный и благообразный, он тем не менее был на равной ноге с воротилами подпольного бизнеса и в любой момент мог осадить каждого.
— Ты нам фуфло не гони, скажи — на кого Ворон масть навесил? — спросил старый вор в законе Кача.
— Данный вопрос выходит за пределы моей компетенции. Меня лично касается лишь то, что входит в круг моей адвокатской практики, — без всякого заискивания ответил юрист.
Из всей команды только Скифу разрешили присутствовать на этой процедуре. Громадный дом действительно оставался за Баксиком, остальное Скифа не интересовало.
Гориллообразный «зам» Ворона после толковища отвел команду Скифа в подвал, идеально схожий со старорежимной тюрьмой. Очевидно, так у старика выражалась ностальгия по прожитым годам.
Сима оказался жив-здоров и нисколько не похудел за неделю, проведенную в подвале напротив своего дома. На цепи он не сидел, а находился все это время в пристойной камере с парашей и нарами. Даже номер на дверях камеры был — 197.
— Где эта сука Ворон? — чуть не бросился он на Скифа с ватными кулачищами. — Я тут в дерьме на нарах, а они…
— Скажи спасибо, что ты не там, где твой Тото и твои вертухаи, — осадил его Скиф.
— За что спасибо?
— Потом узнаешь.
— Смотри, Скиф. Ты еще придешь ко мне в телохранители наниматься, сапог кирзовый.
— Я покойников не охраняю, — презрительно ответил Скиф, отпуская Мучника на волю.
Наверху под мутными взглядами бизнесменов с лагерным загаром Сима вел себя до самых ворот весьма прилично, даже скованно, и лишь за воротами выдал такой трехэтажный мат, который теперь и по тюрьмам не услышишь. Перевелись старые мастера…
Дома Мучник усадил в машину водителя, двух охранников и, не переодеваясь, направился в офис, чтобы скорее привести в порядок бумаги и сдать их по описи новому хозяину фирмы «СКИФЪ» — отморозку Скифу, который за пару месяцев все, конечно, развалит, влезет в долги и позовет на помощь его, гения коммерции. Вот тогда-то он и выставит ему свои условия…
Довольный тем, что так все устроилось, Сима катил в черной «Ауди» по Можайскому шоссе.
«Тото Походин, Хряк, Бабахла, хохлы и даже старый Ворон на том свете, а значит, свидетелей нет, — рассуждал он. — Нет свидетелей — и дела нет. Деньги, конечно, жалко, со Скифа их не получишь. Но деньги — дело наживное, — мудро решил Сима. — Прокрутим еще одну дырочку в нефтяной трубе для компенсации финансовых потерь, и аля-улю…»
Но едва он переступил порог офиса, как услышал жесткую команду:
— Стоять! Руки за голову! Лицом к стене!
* * *Поминки по сербскому войнику Алексееву и священнослужителю Мирославу собрали в архиерейских покоях. Явилась вся местная элита. Прибыли газетчики и областные телерепортеры. Пришли даже несколько человек из уголовной братвы во главе с Пашей Колодой, вырядившиеся по этому случаю в яркие двубортные пиджаки с блестящими пуговицами. Плечистые молодые хлопцы в золотых цепях и перстнях робко сбились в кучку и, стоя в конце длинного коридора, переминались с ноги на ногу, ловя на себе испуганные взгляды присутствующих. Но, как говорят, смерть есть смерть, и не дело на поминальной тризне выяснять отношения.
Не успели еще по православному обряду выпить по первой и съесть по поминальному блину, как вошел в покои взволнованный служка и сообщил архиерею на ухо, что найдено тело кем-то застреленного Ленчика, зама главы администрации.
— Выходил из дома любовницы Ксеньки Бизюки, и… и пуля попала ему точно в лоб. Видно, по заказу снайпер-профессионал орудовал, — произнес он все это драматическим шепотом, но так, что услышали все присутствующие за столом.
Владыко поднял руку, чтобы перекреститься, но передумал и опустил ее, а старый участковый Иван Васильевич, услышав новость, молча опрокинул в рот рюмку водки.
— Васильч, в натуре, — протянул ему поминальный блин Паша Колода. — Блины хавают горячими…
— Истинно так, — согласился участковый и, подняв глаза, встретился с опечаленным, мудрым взглядом архиерея.
«Выстрелы в подъездах, взрывы в поездах, машинах, метро, бандитские разборки на улицах… Каждый день сотни убитых и искалеченных… А чеченская бойня сколько унесла? И каждый день без отдыха перевозчик Харон перевозит через Лету все новые загубленные души. В стране, напичканной ядерным оружием, война между ее гражданами принимает причудливые, странные формы… Каждый воюет против всех, и все против каждого. Ибо в одночасье всех стравили между собой дорвавшиеся до собственности циничные внуки комиссаров, тех самых: «в пыльных шлемах», с той «далекой гражданской». Куда же летишь ты, потерявшая веру в Господа Бога и в свое великое предназначение, Русь-матушка?.. Куда сломя голову гонят тебя Чичиковы конца двадцатого столетия от Рождества Христова?..» — горько подумал владыко и, подняв рюмку, речитативом провозгласил:
