Алистер Маклин - Кукла на цепи. Одиссея крейсера «Улисс»
– В течение часа, – поправил его Моргештерн. Лицо его скривилось, не от вида куклы, а от того, что с ней сделали. – И такая прекрасная кукла!..
Моргенштерн не преувеличивал. Кукла и впрямь была прекрасна – и не только, и даже не столько из–за отлично сшитых и замечательно гармонирующих лифа и юбки. Хотя шея была сломана я ужасно разодрана крюком, лицо осталось нетронутым – удивительное лицо, истинное художественное произведение, в котором тонко сочетались цвета темных волос, глаз и кожи, а при взгляде на тонкие черты, трудно было поверить, что это лицо куклы, а не человека с собственной жизнью и выразительной индивидуальностью. И не я один так считал.
Де Граф взял куклу из рук Муггенталера и присмотрелся к ней.
– Прекрасна, – шепнул он. – Как она прекрасна! Как живая! Ведь она живет, – он повернулся к Муггенталеру. – Вы не догадываетесь, кто сделал эту куклу?
– Никогда такой не видел. Наверно, она не из наших, но надо бы спросить мастера… Да нет, наверняка не из наших…
– И этот точный колорит, – продолжал де Граф задумчиво. – Так хорошо, так безошибочно подобранные цвета. Никто не мог бы сделать такого по памяти. Он должен был иметь живую модель, кого–то, кого видел и знал. Как вы думаете, инспектор?
– Иначе это сделать невозможно, – коротко ответил ван Гельдер.
– Мне кажется, что я уже где–то видел это лицо, – добавил де Граф. – Кто–нибудь из вас видел подобную девушку?
Все медленно покачали головами, и никто не сделал этого медленнее, чем я. Свинцовое чувство в желудке снова вернулось, но на этот раз свинец был покрыт толстым слоем льда.
Кукла, впрочем, не просто отличалась поразительным сходством с Астрид Лимэй: она давала такой верный портрет, что, в сущности, это была Астрид Лимэй.
Через четверть часа, когда основательный обыск дал, как и можно было предвидеть, нулевой результат, де Граф попрощался с Моргенштерном и Муггенталером на крыльце магазина в присутствии нас с ван Гельдером. Муггенталер снова сиял, а Моргенштерн стоял рядом с ним, улыбаясь со снисходительным удовлетворением. Полковник по очереди сердечно пожал им руки.
– Тысячу раз извиняюсь, – де Граф говорил почти искренне. – Наша информация оказалась примерно столь же точна, как всегда. Все записи, карающиеся этого визита, будут изъяты из дела, – он широко улыбнулся. – Списки мы вам вернем, как только некоторые заинтересованные лица убедятся, что, вопреки ожиданиям, не сумели там найти никаких нелегальных поставщиков алмазов. До свиданья, господа.
Вслед за ван Гельдером попрощался и я, особенно сердечно сжав ладонь Моргенштерну и подумав про себя: как хорошо, что ему очевидно недостает умения читать мысли и что несомненно он явился на белый свет без моей врожденной способности чувствовать, когда смерть или опасность вблизи, – ведь это именно Моргенштерн был прошлой ночью в «Новом Бали» и первым покинул ресторан, когда Мэгги и Белинда вышли на улицу. Обратную дорогу до Марниксстраат мы провели в частичном молчании, это значит, де Граф и ван Гельдер вели непринужденную беседу, в которой я не участвовал. Казалось, их куда более заинтересовал инцидент с покалеченной куклой, чем предположительная причина нашего визита в магазин, что, вероятно, и выражало их мнение об этой причине, а у меня не было охоты подтверждать их правоту.
По возвращении в бюро де Граф снова стал любезным хозяином:
– Может, кофе? Тут есть девушка, которая готовит лучший кофе в Амстердаме.
– Это удовольствие мне придется отложить до другого раза.
– У вас возникли какие–то планы? Или наметилась линия действий?
– Примерно. Хочу лечь в постель и подумать.
– В таком случае, зачем…
– Зачем я сюда приехал? Две маленькие просьбы. Узнайте, пожалуйста, не звонили ли мне?
– Звонили?
– Человек, с которым я должен был увидеться, когда мы были в магазине… – я уже начинал путаться, когда говорю правду, я когда лгу.
Де Граф кивнул, снял трубку, коротко поговорил, выписал длинный список букв и цифр и вручил листок мне. Буквы не имели значения, цифры же – в условленной с Мэгги очередности – были новым номером телефона обеих девушек. Я сунул листок в карман.
– Спасибо. Должен это расшифровать.
– А другая маленькая, – он чуть растянул это слово, – просьба?
– Не могли бы вы одолжить мне бинокль?
– Бинокль?
– Хочу поразвлечься наблюдением птиц, – пояснил я.
– Конечно, – со вздохом согласился ван Гельдер. – Вы, верно, помните, что мы должны тесно сотрудничать?
– Ну и что?
– Вы не слишком, если можно так сказать, коммуникабельны.
– Я свяжусь с вами, когда буду иметь что–нибудь стоящее. Не забывайте, что вы работаете над этим с прошлого года, я же здесь неполных два дня. А теперь я должен идти – лечь и подумать.
Но ни лечь, ни подумать не пришлось. Доехав до телефонной будки, находящейся, на мой взгляд, на разумном расстоянии от комиссариата, я набрал номер, данный мне де Графом.
– Отель «Тауринг», – отозвался голос в трубке. Я знал этот отель, но никогда не бывал в нем. Не такого класса, чтобы соответствовать моим командировочным, однако я сам выбрал бы для обеих девушек что–нибудь именно в этом роде.
– Моя фамилия Шерман. Поль Шерман. Кажется, сегодня утром у вас остановились две молодые девушки. Не мог бы я с ними переговорить?
– Очень сожалею, но их сейчас нет.
Это меня не встревожило: если они не заняты поисками Астрид Лимэй, то, вероятно, выполняют мои утренние поручения. Голос в трубке предупредил мой следующий вопрос:
– Они просили вам передать, что отыскать вашу общую знакомую не удалось и что теперь они ищут других знакомых. Боюсь, что это звучит немного неясно, но повторяю почти слово в слово.
Мне ничего не оставалось, только поблагодарить и положить трубку. «Помоги мне, – сказал я Астрид, – а я помогу тебе». Похоже, я действительно ей помог – помог добраться до ближайшего канала или могилы. Наверно, за время недолгой езды до скромного квартала по соседству с Рембрандтплейн мне удалось нажить кучу врагов.
Дверь квартиры Астрид была заперта, но снова выручил мой пояс с незаконными скобяными изделиями. Жилище выглядело так же, как тогда, когда я увидел его впервые: опрятно, чисто и убого. Никаких признаков насилия или внезапного спешного ухода. Правда, в шкафу было маловато одежды. Но вряд ли это имело значение: ведь Астрид упоминала, что оба они не больно–то богаты. Перетряхивание всей квартирки в поисках места, где могла быть оставлена весточка для меня, тоже ничего не дало, да и занимался я этим скорее из добросовестности, чем в надежде что–либо найти. Наконец, заперев дверь, я отправился в «Новый Бали». Для ночного ресторана это был, разумеется, слишком ранний час, так что, как и следовало ожидать, двери оказались запертыми. Двери эти были достаточно массивны, но, к счастью, мне все же удалось достучаться; в замке повернулся ключ и одна створка чуть приотворилась. Я всунул ногу в эту щелку и слегка расширил ее – настолько, чтобы заметить голову и плечи выцветшей блондинки, целомудренно придерживающей халат высоко под шеей. Учитывая, что в последний раз я видел ее одетой единственно в тоненький слой прозрачных мыльных пузырей, это можно было признать немного неестественным.
– Я хотел бы повидаться с управляющим.
– Мы открываем только в шесть.
– Не собираюсь заказывать столик. И не ищу работы. Мне надо увидеться с управляющим. И сейчас же.
– Его нет.
– Ах так… Надеюсь, следующее место вашей службы будет таким же прибыльным, как это.
– Не понимаю… – Ничего удивительного, что вчерашней ночью освещение в ресторане было таким приглушенным – при ярком свете это покрасневшее лицо выгнало бы людей из заведения так же успешно, как известие, что у одного из клиентов чума. – Что вы хотите этим сказать?
Я понизил голос, что полагается делать, когда говоришь с доверительной весомостью:
– Попросту то, что вы потеряете место, если управляющий узнает, что я приходил по крайне срочному делу, а вы меня к нему не допустили.
Она посмотрела на меня неуверенно, потом решилась:
– Подождите, – и попыталась закрыть дверь, но я оказался значительно сильнее, так что она вскоре сдалась и ушла, чтобы через полминуты вернуться в сопровождении мужчины, еще не успевшего сменить вечерний костюм на что–нибудь более подходящее для бела дня.
Не могу сказать, что он пришелся мне по вкусу. Подобно большинству людей, я недолюбливаю ужей, а именно ужа он мне навязчиво напоминал. Очень высокий и очень худой, он двигался со змеиной грацией. Изнеженно элегантный и мускулистый, он отличался нездоровой бледностью, свойственной любителям ночной жизни. Алебастровое лицо, гладкие черты, почти неразличимые губы, расчесанные на пробор и плоско приклеенные к голове волосы. Смокинг его был скроен недурно, однако с портным ему повезло меньше, чем мне: выпуклость слева под мышкой была явственно заметна. В худой, белой холеной руке – нефритовый мундштук. На лице застыло пренебрежительное и немного брезгливое выражение, вероятно, постоянное. Одно это было, на мой взгляд, достаточным поводом, чтобы дать ему в зубы. Он выпустил тонкую струю сигаретного дыма.
