Дон Пендлтон - Боевая маска
— А шрамы меня не выдадут?
— Нет, если не будешь пренебрегать моими советами! Во всяком случае, никто, кроме хирурга, занимающегося эстетической хирургией, ничего не заметит.
Болан снова уставился в зеркало.
— Обалдеть можно, — произнес он, наконец. — Даже с этими штуковинами, — Мак коснулся пальцем ленты, — я, как две капли воды, похож на рисунок. Но ведь это маска, разве не так? Не совсем обычная, но все же маска. В зеркале не мое отражение.
Брантзен согласно кивнул.
— Ну, если тебе так хочется, считай свое лицо маской. Но за такой маской ты можешь провести остаток своей жизни.
— Или сражаться, — негромко произнес Болан.
Хирург опустил глаза и, не скрывая волнения, сжал руки.
— Я подозревал, что ты подумаешь именно об этом.
— Это не просто мысль, Джим.
Болан уронил зеркало на колени.
— Это мой долг. У меня нет выбора. Я буду драться до победы или до гробовой доски.
— Мы словно снова вернулись во Вьетнам, — с горечью произнес Брантзен.
— Почти что так, — согласился Болан.
— Смиренным в наследство достанется земля, — с серьезной улыбкой сказал хирург.
— Верно, — отозвался Палач. — Но не раньше, чем ее освоят жестокие.
Он поморщился, поднес руки к лицу и осторожно прикоснулся к скулам.
— Чувствуешь, как отходит заморозка?
— А-а! Вот оно что, — скривился Болан. — Впечатление такое, будто кто-то бьет по голове молотком.
— Когда тебе покажется, будто ты угодил в камнедробилку, позови меня. Я помогу тебе пережить эти трудные часы.
— Только без наркотиков, — запротестовал Болан.
— Ничто другое не поможет, Мак.
— Тогда я обойдусь без них, — Болан, покачиваясь, поднялся на ноги. — Я должен сохранять ясное сознание.
— Чтобы не стать слишком уж смиренным, а?
Брантзен вовсе не хотел, чтобы в его словах прозвучали саркастические нотки, но вышло именно так.
— Ты угадал.
Болан сжал зубы, почувствовав острый приступ боли, и, чтобы отвлечься, осмотрел пистолет-пулемет и вставил новый магазин.
— Я задержался у тебя слишком долго, — заявил он.
— Но ты же не можешь уйти в таком виде!
— Вполне. Я научился чувствовать их, Джим. Они где-то близко, можешь поверить мне.
— Кто? — спросил хирург, заранее зная ответ.
— Свора. Псы мафии. Они здесь. Я знаю.
Брантзен вздохнул.
— Полагаю, ты прав. Они уже приходили. Я не хотел тебе говорить об этом, но… ну, ладно… если ты решил уйти, Мак, то не заводи разговоров с книготорговцами.
— А-а, вот, значит, какое прикрытие… — протянул Болан, собирая свои вещи.
— Да. Только те два типа, что приходили ко мне, очень плохо вошли в свою роль. Они предложили мне серию книг для комнаты ожидания в обмен на разрешение взглянуть на моих пациентов. Правда, я ответил им, что в настоящий момент в клинике никого нет. Собственно, так оно и есть. Потом они…
— Они поняли, чем ты здесь занимаешься? — быстро спросил Болан.
Брантзен покачал головой.
— Сомневаюсь. Мне кажется, они приняли клинику за санаторий или дом отдыха. Расспрашивали о вчерашней стрельбе… Не беспокоила ли она моих «стариков»… Думаю, они пытались поймать меня на слове, ведь я уже сказал им, что был один. Мои ответы, должно быть, их удовлетворили. Я видел, как они вошли в дом напротив.
— А ты видел, как они оттуда вышли? — спросил Болан.
Промолчав, Брантзен растерянно покачал головой.
— Покажи мне этот дом. Потом покажи, как выйти отсюда так, чтобы меня нельзя было видеть из того дома, затем…
Кто-то легонько постучал в дверь. Болан замолк и прижался к стене, прячась за дверью, пока Брантзен разговаривал с посетителем — симпатичной молодой женщиной в белом халате.
— Начальник полиции хотел бы поговорить с вами, доктор. Я попросила его подождать в вашем кабинете…
— Иду, — коротко ответил Брантзен, закрывая дверь.
— Черт! — прошептал он. — Это Канн. Принесла же его нелегкая!
За дверью послышались громкие голоса — мужской спорил с женским, — затем дверь распахнулась и в комнату вошел высокий мужчина в форме защитного цвета с широкополой шляпой из серого фетра.
— Я сказал дамочке, что пришел с неофициальным визитом, док, — спокойно произнес гость.
Он дружески улыбнулся Брантзену, потом устремил прищуренный взгляд на Болана, застывшего у стены, скользнул глазами по его оттопыренной куртке, прикрывавшей оружие, и, наконец, обернулся к встревоженному доктору.
— Спокойно, дети мои, — улыбнулся Канн. — Я пришел не для того, чтобы играть в героев. — Он метнул быстрый взгляд на Болана. — И не для того, чтобы похоронить одного из них, — добавил он.
— Я… У меня пациент, Чингиз, — произнес, наконец, Брантзен.
— Вижу, док.
Канн бросил шляпу на стол и рухнул в кресло. Он вытащил из кармана сигару и откусил ее кончик, не сводя глаз с Болана.
Мак подошел к шезлонгу и сел, почти вытянулся на его подушках, по-прежнему прикрывая «Узи» полой куртки.
— Все в порядке, Джим, — пробормотал он.
— Конечно, — подтвердил полицейский. — Я зашел, просто чтобы убить время. Мы с доком немало говорили о войне и мире. Не так ли, док?
Брантзен холодно кивнул и, притянув к себе ближайший стул, уселся, скрестив руки на груди.
— Мы оба ненавидим насилие, — продолжал Канн, тихонько посмеиваясь.
Он обкусил сигару с другой стороны и сунул ее в рот.
— Странно, не правда ли? — полицейский наклонился к Болану. — Фараон, который ни о чем другом, кроме мира и спокойствия и слышать не хочет? Но… э-э… видите ли, поддержание порядка — единственное ремесло, знакомое мне. Так что я пришел в пустыню, чтобы обрести то, к чему стремится большинство людей. Покой…
Он засмеялся.
— Я не слуга правосудия… Я слуга мира и покоя.
Глаза Канна блеснули и уткнулись в хирурга.
— Мы говорили об этом прошлым вечером, а, док? Помните?
Брантзен снова кивнул.
— В вашем городе царит полный покой, Чингиз, — натянуто подтвердил он.
— Именно так! И я хочу, чтобы так было и впредь.
Полицейский кольнул взглядом Болана.
— А вы, мистер? Вы не совершали в моем городе преступлений?
— Насколько мне известно — нет, — ответил Мак.
Канн закивал головой, придерживаясь, очевидно, того же мнения.
— Именно так я и думал, — он вздохнул, задумчиво пожевал сигару и добавил:
— Разумеется, насилие расцветает пышным цветом, захлестывает и традиционно спокойные районы. Мне бы очень не хотелось, чтобы оно проникло и сюда… Как долго вы рассчитываете гостить в моем городе, мистер?
— Я уже собираюсь уезжать, — ответил Болан.
Канн поднялся на ноги.
— Может, вас куда подбросить?
Болан и Брантзен переглянулись. Хирург незаметным жестом сделал Болану знак, чтобы тот соглашался.
— Соблюдай мои указания, и все будет в порядке… Сухой пузырь со льдом снимет боль и опухоль. Только ничего не мочи. Ленты пусть остаются на местах, пока не отвалятся сами. Если начнется воспалительный процесс, немедленно обратись к врачу.
Он встал и поднял чемодан Болана.
— Я помогу тебе.
— Я поставил машину за домом, — подсказал Канн.
Он пошел к двери, за ним последовал Болан, временами осторожно прикасаясь к своему новому лицу.
Брантзен догнал своего пациента в холле и пошел с ним рядом. Он протянул Болану большие солнцезащитные очки и сказал:
— Держи. Они скроют большую часть перевязки.
Болан проворчал слова благодарности и, стараясь говорить потише, добавил:
— Странный тип, этот полицейский.
— Я о нем практически ничего не знаю, — хриплым шепотом ответил Брантзен. — Мне никогда не удавалось раскусить его. Думаю, он знает, кто ты.
— Совершенно очевидно, — пробормотал Болан. — Посмотрим, чем это кончится. Еще раз спасибо, Джим… Возьми этот конверт. Ты сумеешь найти применение его содержимому.
Хирург резко качнул головой.
— Меньше часа тому назад я звонил в клинику. Старик выкарабкается.
— Тем лучше. Ему понадобятся деньги.
Они остановились перед выходом. Канн уже был на улице и открывал дверцу машины со стороны пассажира. Болан схватил друга за руку.
— Джим… не знаю, как и благодарить тебя.
— Ты уже сделал это. Много лет тому назад. Будь осторожен с Канном. Кто знает, что у него на уме.
О нем у меня сложилось самое хорошее впечатление, — ответил Болан.
Он подхватил чемодан и вышел к машине. Канн взял чемодан у него из рук и поставил на заднее сиденье. Болан помахал рукой своему благодетелю и сел вперед. Канн обошел машину и устроился за рулем.
— Куда едем?
— Решайте сами, — ответил Мак напряженным голосом. — В вашем городе полно нежелательных лиц.
— Можно подумать, что я не знаю, — вздохнул Канн, заводя машину.
