Андрей Дышев - Миллион в кармане
– Вот видите! – обрадовался профессор. – Вы сами, кажется, приходите к правильному выводу… Ну! Смелее!
Опасаясь, как бы профессор в запальчивости не схватил меня за грудки, я на всякий случай отошел от него на шаг.
– Ну-у, – протянул я, лихорадочно стараясь понять, что Курахов от меня хочет. – Вывод, естественно, однозначный… Правильнее было бы сказать, что в этом вопросе все ясно, как днем…
– Правильно! Правильно! – на удивление высоко оценил мои познания в истории профессор. – Все ясно, как днем: никаких сношений у последнего консула Солдайи[2] Христофоро ди Негро с графиней Аргуэльо не было и быть не могло. Все это легенды, лженаучные представления о жизни вельмож генуэзских колоний.
– В самом деле! – пробормотал я.
Профессор оборвал мои потуги выразиться умно, взял меня под руку, прижался к моему плечу и горячо зашептал:
– Так объясните это, милейший, своим подельщикам, этим варварам и двоечникам, в особенности Уварову, неизлечимо страдающему высоким самомнением! Объясните им, что негоже опускаться до того, чтобы копаться в вещах своего учителя. Обещаете?
Я проникся таким благоговейным уважением к профессору и его познаниям, что с огромным трудом посмел огорчить его:
– Я бы с радостью, Валерий Петрович! Но вся беда в том, что я не знаю, о ком вы говорите.
Профессор вмиг оттолкнул меня от себя. В темноте я смог увидеть лишь, как гневно блеснули в свете луны его глаза.
– Что значит, вы не знаете, о ком я говорю? Вы все продолжаете упорствовать? Вы же только что ехали с ними на машине!
– Клянусь, я оказался там случайно, и знать не знаю ваших двоечников, и не имею никакого отношения к обыску в вашем номере!
Профессор помрачнел. Глядя себе под ноги, он неторопливо прошелся по тропе вперед-назад, потом встал напротив меня, смерил долгим взглядом и холодно произнес:
– Но у вас же есть запасной ключ от моего номера!
– Да, есть. Но это еще не говорит о том, что я причастен к обыску.
– А что вы делали у моих дверей во время обеда?
– Искал следы, которые мог оставить преступник.
– Вас кто-нибудь об этом просил? Вы уполномочены вести расследование?
– Меня просила об этом Марина.
– Марина? – удивился профессор, и мне показалось, что упоминание о падчерице было ему неприятно. – Но я, собственно, не просил ее об этой услуге.
– Она мне сказала, что вам угрожали, пытались шантажировать и вы нуждаетесь в защите.
Кажется, профессор не ожидал, что я был настолько осведомлен в его делах. Он надолго замолчал, подобрал с земли сухую веточку и стал нервно постукивать ею себя по ноге.
– Хм-м, Марина, – произнес он, глядя в море. – Она, конечно, девочка хорошая, но иногда проявляет излишнюю активность и инициативу. Вся в мать… Так что она вам сказала?
Он повернулся ко мне. Я понял, что разговор переходит в выгодное мне русло. Кажется, я знал то, о чем профессор предпочитал не распространяться.
– Она мне рассказала, что в Киеве вам угрожали по телефону, – повторил я. – Требовали от вас какие-то исторические документы.
– Болтун – находка для шпиона, – резюмировал Курахов. – А почему она рассказала об этом вам?
– Когда-то я возглавлял частное сыскное агентство.
– Ах, вот оно в чем дело! Значит, вы – сыщик?
– Бывший сыщик, – уточнил я.
– И никаким образом не связаны с этими, так сказать… Впрочем, мне и так уже ясно, – за меня ответил Курахов. – Я вас не разглядел. В истории вы действительно полный ноль.
– Но, может быть, не совсем полный, – чувствуя себя задетым, попытался возразить я.
– Полный, милейший, полный! – заверил меня профессор. – Впрочем, вы должны быть этому только рады, так как ваша неандертальская ограниченность в вопросах истории стала для вас же неопровержимым алиби… Ваши сыскные потуги прошу приостановить, я в них не нуждаюсь. И впредь все вопросы, касающиеся меня, решайте со мной, а не с Мариной.
Он в самом деле намеревался подвести черту под нашим разговором, но я еще не выяснил главного: что он успел увидеть до того, как окликнул меня из-за дерева.
– Извините, Валерий Петрович, – произнес я, – но приостановить свои сыскные потуги, как вы сказали, я не могу.
– Что?! – Курахов вполоборота повернулся ко мне. – Что значит – не можете? Я не желаю, чтобы вы совали нос в мои дела!
– Хочу напомнить, что сегодня пострадал не только ваш номер.
– Правильно! – со злой улыбкой ответил профессор. – Вот и занимайтесь только этим номером! И чтобы я вас не видел под своими дверями!
– Хорошо, – устало ответил я, понимая, что Курахов под угрозой смерти не станет слушать меня. – Я буду говорить только о том, что напрямую касается вас. Мне нужно задать вам несколько вопросов, касающихся вашей падчерицы…
– Стоп, стоп, стоп! – снова перебил меня Курахов. Разговаривать с этим человеком было совершенно невыносимо. – Сколько можно вам повторять: не суйте нос в мою личную жизнь. Оставьте меня и Марину в покое!
От бессильной злобы я стиснул зубы, отвернулся и сел на песок. Черт с тобой, подумал я. Жлоб! Трус! Эгоист! Обойдусь без твоей вшивой помощи.
Большую часть пути мы шли молча.
Глава 12
Гостиничный корпус встретил нас безмолвным сфинксом с пустыми глазницами – почти все постояльцы спали с открытыми настежь окнами. Утомленные дорогой и поздним часом, мы тяжело поднимались по ступеням.
– Постойте-ка, господин директор! – негромко произнес он и, не опуская лица, медленно добавил: – Я снова к вопросу о веселеньких нравах в вашей, так сказать, пятизвездочной ночлежке…
Я остановился, повернулся к нему. Своей неостроумной иронией он несколько притомил меня, и я не был готов снова вступить в очередной бесплодный спор, потому как смертельно хотел спать.
– Потрудитесь приподнять чело и взглянуть на окна моего номера… Да-да, единственные, которые закрыты… Не кажется ли вам, что там мерцает свет?
– Это, должно быть, отблески луны, – ответил я, даже не разглядев как следует профессорские окна.
Курахов мельком взглянул на меня и уничижительным тоном произнес:
– Я в восторге! И вы смеете называть себя частным сыщиком?
Кажется, я в самом деле попал впросак: в черных окнах пятого номера плыли тусклые блики то ли фонаря, то ли свечи, но я настолько устал от череды странных и зловещих событий сегодняшнего дня, что мне уже было наплевать на то, что сейчас происходило в профессорском номере.
– Я уже давно не сыщик, – ответил я равнодушно. – К тому же, это ваши проблемы.
– Что?! – возмутился профессор.
Я мстил ему, и он этого еще не понял.
– Валерий Петрович, я стараюсь не затронуть вашу личную жизнь… Спокойной ночи!
С этими словами я первым дошел до калитки и уже протянул руку, чтобы взяться за ручку, как профессор сильным рывком за плечо остановил меня.
– Стоять!! – сдавленным голосом произнес он. – Что вы, в самом деле?! Позер! Кокет! На вас бутылок не напасешься – вы в каждую намерены влезть.
– Что вы от меня хотите? – спокойно спросил я.
– Чтобы вы убрали с лица эту высокомерную маску! – продолжал шипеть профессор. – Она вам очень не идет. Если вы не в состоянии сейчас помочь мне, то не надо было предлагать свои услуги.
Я мог бы еще поторговаться, набить себе цену, но в этом случае мы бы потеряли драгоценное время и наверняка упустили бы непрошеного гостя. Не раздражая более профессора своим гордым видом, я склонился к его уху и спросил:
– Вы когда-нибудь брали преступника голыми руками?
– М-да, – не сразу ответил он, и это было нечто среднее между «За кого вы меня принимаете?» и «Не хотелось бы получить пулю в живот».
Я кивнул головой, словно был вполне удовлетворен этим ответом, и подтолкнул профессора в тень забора.
– Слушайте меня, – зашептал я. – Сейчас я перекину вас через забор. Запрете снаружи ножкой от стула дверь и будете ждать меня во дворе. А я сам поднимусь наверх по пожарной лестнице.
Профессор полез на забор. Получилось не так тихо, как мне хотелось, – Курахов спрыгнул на молодое абрикосовое дерево, листва зашуршала, вдобавок диким голосом взвыл спавший под деревом кот. Я с укором покачал головой, на что профессор пожал плечами и пробормотал что-то насчет притона для бездомных животных.
Пожарная лестница, точнее, ее символический огрызок, свисающий с крыши в двух метрах от земли, прогнулась под моей тяжестью и скрипнула. Я поморщился, мысленно отругал сам себя за то, что стал неловким и суетным, и полез наверх. Форточка торцевого окна, как всегда, была заперта – в коридоре работали кондиционеры, и мне пришлось брелком от ключей отдирать крепежные рейки и вынимать стекло. Через квадратный проем я уже без проблем открыл оконные замки.
В ночное время коридор освещался лишь одним бра, но этого было достаточно, чтобы я увидел узкую щель между дверью и косяком профессорского номера, и в этой щели плавал слабый желтый свет, словно разогревалась и остывала нить накаливания лампы.
