Анатолий Гончар - Однокурсник президента
– А, – махнул он рукой, – все равно отсюда уходим. Артем… Шальнев… – окликнул он старшего радиста, – пройдись по тройкам, скажи, я дал добро на разогрев пищи.
– Понял, – ответил радист, шикнул на своего напарника и, поеживаясь от утренней свежести, двинулся в обход занятых группой позиций.
– Вениаминыч, у тебя горелка с собой? – Есин с завистью уставился на продолжающего потягиваться зама.
– Есс-сественно, – лениво отозвался Маркитанов, медленно вытаскивая из рюкзака видавшую виды газовую горелку.Довольно заулыбавшись, старший лейтенант взял горелку, крутя ее в руках, сообщил о последовательности дальнейших действий:
– Вениаминыч, ты давай вылезай, а я пока кипяток на двоих вскипячу. – После этих слов он развернулся и растворился в зелени леса. А Дмитрий полежал еще минут пять и, еще разик как следует потянувшись, выбрался в зябкое, влажное утро. Чувствуя, как холодок стал настойчиво пробираться под тонкую ткань маскхалата, он несколько раз присел, пару раз развел руки в стороны, помассажировал ладонями лицо. Довольно ощерился, вновь присел, застыл в неподвижности и прислушался. До его чуткого уха долетали шорохи проснувшегося лагеря. Димарик распрямился, и с потревоженной ветки за шиворот упало несколько обжигающе холодных капель. Но это не испортило прапорщику настроения, поеживаясь, но все равно улыбаясь каким-то своим мыслям, он занялся утренним туалетом.
Пока Маркитанов ходил в ближайшие кустики, а вернувшись, чистил зубы прихваченной на БЗ щеткой, лес наполнился запахом сгорающих таблеток сухого спирта, разогреваемой тушенки, пластика и подгорелой каши. Можно было не сомневаться, что после промозглой ночи идею горячего завтрака разведчики воспримут с неописуемым энтузиазмом.
Понюхав воздух и почесав репу – «уж не оплошал ли он со своей кулинарной идеей?» – Дмитрий отправился к ожидающему его прихода группнику.
Нет, все же идея о горячем превосходна! После кружки горяченького напитка с намазанным на хлебцы паштетом настроение прапорщика, и без того не пасмурное, стремительно пошло к верхней точке блаженствования. Если ему сейчас чего и не хватало, так это еще парочки часиков ничегонеделания. Но, увы, выполнение боевой задачи требовало совершенно противоположного – сразу по окончании завтрака разведывательная группа снялась с дневки и двинулась дальше.
Холодные капли, падающие с веток, с кончиков сминаемой подошвами травы, стекали по брезентовому материалу горок, сочились по тонкой ткани маскхалатов, проникали сквозь черную, тщательно промазанную ваксой кожу ботинок. Штанины напитались влагой почти моментально, и теперь дождевая вода текла по мокрым носкам, наполняя собой хлюпающую обувь. Хотелось поскорее дойти до места назначения и, если повезет, устроить небольшую просушку.
На этот раз разведчикам повезло – к заданным координатам они добрались к полудню. Организовали засаду в сотне метров от старой, некогда раздолбанной базы и принялись ждать противника… Увы, противник обнаружен не был. Так что пятидневное нудное сидение на одном месте порядком надоело жаждавшему совершенно другого Димарику. И когда наконец группе был отдан приказ на эвакуацию, душу прапорщика Маркитанова преисполнило предвосхищение скорого блаженства – баня, обильная трапеза, спокойный сон на пружинистой кровати. Одним словом, рай. Правда, от этого рая их еще отделяло четыре часа пути по пересеченной местности, а это, как всегда, задача с кучей неизвестных. Решаешь правильно – наслаждаешься отдыхом в ПВД, решаешь неверно – и тут же следует множество путей без возможности выбора: от «остаться на неопределенное время в лесу», «оказаться на медсанбатовской койке» или «вообще»… Про это «вообще» думать не хотелось вовсе.
– Вениаминыч, – к собирающему шмотки прапорщику подошел командир группы, взглянул на часы, – в тринадцать ноль-ноль начало движения.
– Понял, – Дмитрий сунул в боковой карман рюкзака стоявшую на земле кружку. – Кстати, сегодня у Федина день рождения. Когда придем – поздравить надо.
– А сегодня какое число? – Есин наморщил лоб, пытаясь вспомнить дату.
– Двадцать седьмое, – подсказал Маркитанов, и старлей пару раз шлепнул себя по лбу.
– Да-да, точно, – согласился Есин, досадуя, как он мог забыть. – Поздравим, обязательно поздравим! И замполита надо будет растрясти на предмет подарка.
– Да мужики уже скинулись, – прапорщик покосился на копошащихся неподалеку бойцов.
– Это само собой, но и замполит что-нибудь подгонит, – заверил группник.
– Угу, тоже вариант, – согласился Маркитанов. Он уже закончил сборы вещей и теперь приторачивал к рюкзаку коврик.
– Сейчас двенадцать пятнадцать, выдвигаемся через пятнадцать минут, – напомнил Есин, прежде чем уйти, и, не дожидаясь привычного маркитановского «угу», поспешил к своей дневке.
А Дмитрий поглядел ему вслед и, накинув рюкзак на плечи, подошел к бойцам головной тройки.
– Давай в темпе, на все про все десять минут.
– Успеем, – лениво отозвался Осипов, как ни в чем не бывало продолжая поглощать сельдь из банки консервов.
– А куда вы денетесь! – уверенно заявил прапорщик, плюхнулся рядом и в ожидании назначенного времени закрыл глаза. Затем он словно очнулся, поглядел на облизывавшего ложку Григория, вздохнул, потянулся рукой к рюкзаку, влез в боковой карман и вытащил банку паштета. По здравому разумению времени было предостаточно. Естественно, с какой-то одной малюсенькой баночкой он управился вовремя…Движение на эвакуацию, если не считать найденного старого и, видимо, забытого самими чехами схрона с полусгнившим вещевым имуществом, оказалось ничем не примечательным. Вышли, погрузились, потряслись малость по колдобистой дороге, и вот он, родной ПВД, баня, горячая жрачка, спокойный сон. Кусочек рая на отдельно взятом участке местности… Еще несколько дней командировки канули в Лету.
Отряд Солты Газиева. 27.07 2008 года. 16 часов 10 минут. Время московское
В месте, бывшем некогда базой, если не придавать значения выросшему молодняку леса, почти ничего не изменилось, все так же валялись срубленные осколками стволы деревьев, разве что ямы воронок осыпались чуть сильнее да плескалась под ударами налетающего ветра наполнившая их едва ли не до краев вода. Цилиндр двигателя находился там же, где в прошлый раз Магомед едва не споткнулся о его сигарообразное металлическое тело.
– Это, – ничего дополнительно не объясняя, Хаджиев указал рукой на местами покрытую ржавчиной деталь ракетного корпуса и, сделав несколько шагов, остановился возле воронки, служившей могилой для его братьев. Жестокая маска слетела с лица Магомеда, явив свету дня вполне человеческую боль, белки глаз покрылись влагой. Подняв голову к небу, он что-то неслышно произнес. Но едва ли то было молитвой. Затем быстро провел ладонью по лицу, резко развернулся, едва не порвав брючину о выступающий из-под земли сук, и направился к суетившимся вокруг двигателя моджахедам. Некогда грозное железо уже завернули в плащ-палатку, спеленали веревкой и теперь прилаживали по бокам толстые, загодя заготовленные, высушенные и принесенные с собой слеги.
– Хорошо, – одобрительно покачал головой Магомед, глядя на копошащихся воинов.
Дело спорилось, и вскоре все было готово. Хаджиев встал во главе колонны, и отряд Газиева вновь двинулся в путь. Шли медленно, и дойти до места передачи груза в другие руки они до ночи не успели. Да судя по ничуть не огорченному виду Магомеда, и не очень-то стремились, так что пришлось снова заночевать в пути. На этот раз Хаджиев выбрал небольшую возвышенность, приказал Солте занять круговую оборону и организовать охранение. Когда все обустроились, Газиев лично проверил выполнение отданных указаний и, оставшись доволен, вернулся вместе со своими сопровождающими к помощнику эмира, расположившемуся в самом центре занимаемой позиции.
– Садись, брат, кушай. – Магомед показал рукой на разложенные на брезенте продукты.
Почтительно склонив голову, Солта сел и принялся за трапезу. Ужинали молча, и не столько потому, что опасались русских, сколько давала о себе знать накопившаяся усталость. Довольно быстро поев, Газиев постелил коврик и лег спать. В это время его заместитель устраивал себе дневку на противоположном конце лагеря. Джабраил и Солта придерживались твердого правила «не класть яйца в одну корзину». Мало ли что могло случиться, и надо было быть уверенными, что командира и его заместителя не накроет одной очередью или взрывом… Стемнело, с запада наползали тучи…
Джаба расстелил спальник поверх туристического коврика, лег и закрыл глаза. Спать он не собирался. Да сон бы и не пришел. Сегодня его одолевали воспоминания. Воспоминания не давали ему сомкнуть глаз, они давили, навевали тоску. Он не хотел засыпать при мыслях, устремленных в ЭТО прошлое. Он боялся. Боялся сам себя. Боялся заговорить во сне. Боялся проговориться. Раскрыть свою тайну. Боялся, но не мог убежать от собственных воспоминаний.
«…у, сука! – Подошва ботинка плотно припечаталась к щеке стоявшего на коленях плененного этим утром боевика, содрала кожу, оставив красный след. – Пришил бы падлу! – Сиплый голос выдавал едва сдерживаемую ярость. – Приказали не трогать, а то я бы тебе! – говоривший сплюнул. – С-сука!»
