Андрей Дышев - Пустой
Ей показалось, что в этой фразе прозвучал едва скрытый намек, но разгадать его она не смогла.
Участковый, следуя за ними на почтительном расстоянии, кинул прощальный взгляд на избу с выбитым окном, перекрестился и тотчас сплюнул.
9
Чем дальше заходила Даша в деревню, тем тревожнее становилось у нее на душе. Она уже не прислушивалась к разговору Воронцова и участкового и все чаще кидала по сторонам настороженные взгляды. Ведь где-то здесь недалеко, может быть, за этим серым забором, или за этими хлипкими дверями, или в этом сарае, откуда доносился звон молочной струи, ударяющей в дно ведра, скрывается убийца – хитрая, расчетливая, опасная женщина. «Я знаю больше, чем Юра, и мне было бы намного легче найти ее, – размышляла Даша, невольно входя в роль следователя. – Что я знаю об убийце? Во-первых, что это одинокая женщина. Возраст? Валера говорил, что она старше его. Ну, предположим, ей сорок пять, может, даже пятьдесят. Работает, как и я, телятницей на ферме. Характер у нее не сахар, нрав крутой… Что еще? Еще я знаю, что у нее большой двор, куда запросто умещается «КамАЗ». И еще, что у нее есть баня… Вот, пожалуй, и все«.
Даша тотчас решила, что этих сведений вполне достаточно для того, чтобы с легкостью отыскать преступницу. «Это проще пареной репы, – думала она. – Надо только прийти на ферму к утренней или вечерней дойке и найти там женщину в возрасте около сорока пяти».
Следом за Воронцовым и участковым Даша подошла к колонке. В этом месте тропинка упиралась в центральную деревенскую улицу, которая из-за прошедшего ливня больше напоминала обмелевшую реку. Повыше дороги почти у каждого палисадника стояли скамейки, кое-где на них сидели старушки. Белые платочки, руки лодочкой на коленях, полная неподвижность и статичность. Можно было подумать, что это сделанные из воска декорации.
– Здрасьте! – первыми здоровались старушки и, едва Даша и Воронцов удалялись от них на несколько шагов, начинали перешептываться.
– Здорово, бабули! – за всех отвечал участковый. Своей формой и комплекцией он олицетворял государственную власть, законность и правопорядок и потому шел по центральной улочке так, как генерал перед строем солдат.
– Зловив убивцу, Михалыч? – сиплым голосом спросил высохший седой старик с большим малиновым носом, похожим на мочалку. – Говорють, шо будут повальные обыски и аресты? Правда чи брешут?
– Болтаешь много! – недовольным голосом буркнул участковый, не удостоив старика вниманием. Через недолгое время, словно извиняясь, сказал Воронцову: – Деревня, Юрий Васильевич! Шила в мешке не утаишь… Сам до сих пор не понимаю, как это они успевают так быстро новости разносить?
«Вся деревня уже знает и про убийство, и про следователя! – мысленно ахнула Даша. – Еще день не прошел, а уже прогнали телегу по всем дворам! А вдруг та телятница подумает, что я свидетельница? И снова возьмется за топор…»
Даша живо представила себе худую женщину, с длинными, как у ведьмы, волосами, с безумными вытаращенными глазами, в длинной, до пят, ночной сорочке, и как она идет по туманному лугу, крепко сжимая в руке огромный окровавленный топор. От этой фантазии ей совсем стало не по себе, и Даша начала поминутно оглядываться – не идет ли кто за ней по пятам?
Участковый смотрел на Дашу и улыбался.
– Нравится Упрягино?
– Очень, – сквозь зубы ответила Даша.
Наконец милиционер остановился у деревянной калитки, открыл ее и зашел в узкий дворик, зажатый с двух сторон густым садом и избой, обвитой диким виноградником.
– Заходите! – кивнул он Воронцову и Даше.
Из сада, глядя влажными подслеповатыми глазами на вошедших, вышла старушка в бесцветной телогрейке с торчащими из обшлагов рукавов клочьями ваты. В одной руке она держала ржавый серп, а в другой только что срезанную свекольную ботву. Положив все это на лавку, она протянула вперед руки, растопырив пальцы, и уткнулась в грудь участковому.
– Вот, мамаша, познакомься, – сказал участковый, протягивая руку в сторону Воронцова. – Это главный прокурор. Приехал в Упрягино по важному государственному заданию.
– Батюшки-светы! – произнесла старушка, не сводя глаз с Воронцова, и покачала головой, выказывая свое почтение столь высокому чиновнику.
– А эта девушка поживет у тебя пару дней, – участковый кивком головы представил Дашу. – Постели ей в большой комнате.
Подвижная, излучающая неподдельный интерес к гостям старушка торопливо пошла к дому.
– Проходь в хату, проходь… – повторяла она, открыв настежь дверь терраски.
Даша улыбнулась, взглянула на участкового, и он махнул рукой, мол, иди и ни о чем не думай. Воронцов, словно приглашение касалось и его, зашел в дом вслед за старушкой.
В гостиной было прохладно и чисто. Стены были обклеены обоями, потолок побелен. Воронцов посмотрел на диван, на часы с кукушкой, на шторку, закрывающую кровать, и сел на большой сундук, стоящий у стола.
– Располагайтесь, – сказала старушка, с некоторым недоумением глядя на Воронцова. Она подумала, что неправильно поняла сына и гостить у нее будет не только девушка, но и этот красивый молодой человек. И теперь она мучительно гадала, кем они друг другу приходятся. От этого зависело, стелить им вместе или порознь.
Боясь, как бы ее не попутал бес, старушка невнятно пробормотала еще что-то и скоренько вышла из комнаты, чтобы уточнить все нюансы у сына.
Даша ходила по крашеному дощатому полу и с интересом рассматривала черно-белые фотографии в дешевых картонных рамках, развешенные повсюду. Воронцов подошел к девушке, взял ее за плечи и повернул лицом к себе. Даша смотрела на маленькую ямочку на его подбородке и боялась дышать.
– Не торопись сегодня ложиться спать, – сказал Воронцов тихо. – Дождись меня. Пойдем с тобой следить кое за кем. Только смотри, об этом никому…
10
Они выпили еще по одной. Воронцов хоть и морщился, но не отказывался.
– Самогонка-то твоя? – спросил он, внимательно рассматривая то, что осталось на дне стакана.
– Моя, – солгал Шурик. Ему не хотелось признаваться, что самогонку ему всегда поставляет Евсей.
Они сидели в саду под грушей за деревянным одноногим столиком. Солнце катилось к западу, небо полностью очистилось от облаков, и теплые солнечные лучи, пробиваясь сквозь ветви, разливались золотыми лужами по траве. Большую часть стола занимала тяжелая сковорода с яичницей, желтки которой были оранжевыми, словно вечернее солнце. На разных тарелках лежали крупно порезанные соленые огурцы, кусочки сала с красной мясной прослойкой, хлеб, стрелки лука, томленная в чугуне картошка и похожие на обломки корявых черных веток кусочки крепкой домашней колбасы.
Шурик поднял с земли трехлитровую банку и снова наполнил граненые стаканы.
– Круто вы работаете, Юрий Васильевич, круто, – признал участковый, поднимая стакан. Наверное, он хотел выпить за их общее дело.
– Да брось ты, Михалыч, – как от зубной боли скривился Воронцов. Он решил, что участковый ему льстит. – Разве это работа? Разве такая работа может принести удовлетворение?
– Чем же вам эта работа не по душе? – удивился участковый.
Воронцов усмехнулся, хлопнул ладонью по колену милиционера и покрутил головой. – Если бы ты знал, какие я дела раскручивал! Какие бабки через мои руки проходили! Каких авторитетов я сажал! Когда мы вели дело о коррупции, передо мной министры на цыпочках ходили! А что тут? Навоз, мухи и опять навоз… И ходим мы с тобой из дома в дом, топчем помет, нюхаем дерьмо, и все ради того, чтобы найти эти проклятые телевизоры и вернуть их зажравшемуся торгашу. Мы стараемся ради его прибыли, понял?.. Наливай!
Тут к столу подошел босоногий мальчишка лет четырех-пяти в коротких оттопыренных шортах. В руках он держал трехлитровую банку с какой-то мутной жидкостью и безостановочно тряс ее.
– «Донских» не було, – сказал он участковому, опуская банку на землю, – и я узяв две пачки «Хвеймейских«.
С этими словами мальчишка вытащил из кармана две пачки сигарет и положил их на стол.
– Это что за чудо? – спросил Воронцов, с щелчком разламывая колбасное кольцо.
– Безрукого сын, – нехотя ответил участковый. – Я его в магазин посылал за сигаретами.
– Безрукого? – начал вспоминать Воронцов. – Это тот, который отморозил кисти на Рождество?
– Тот самый, – кивнул милиционер и, торопливо наполняя рот картошкой, отмахнулся от мальчишки, как от мухи: – Все! Быстро пошел!
– Ну-ка, мальчик, подойди сюда! – остановил паренька Воронцов. – Скажи «ферма».
– Хвейма, – ответил малыш.
– А твой папа сегодня утром на ферму ходил? – не меняя ласкового тона, спросил Воронцов.
– Хто? – не понял мальчишка.
– Батька твой, – перевел участковый.
– Не! Не на хвейму, – ответил мальчишка и покрутил стриженной наголо белой головой.
– А куда? – вкрадчиво спросил Воронцов.
