Сергей Зверев - Компромат на президента
«Странное дело, он тоже силен, хорошо сложен и, наверное, не полный дурак, но какое отвращение я к нему испытываю», – Лада подошла к столику и взяла еще один бокал с сухим вином.
Клим тем временем распластался на алюминиевом навесе. Его спасало то, что палуба ярко освещалась, поэтому его силуэт не просвечивался. Больше всего Клим опасался, что его могут заметить из рубки. Он видел профиль мужчины в фуражке, положившего руки на штурвал. Мужчина сосредоточенно смотрел вперед, на темную воду, подсвеченную ярким прожектором, боясь пропустить мель или сбиться с курса.
Бондарев подполз к тыльной стороне рубки и уселся, прислонившись к ней спиной. Стекло проходило в сантиметрах двадцати над его головой. Даже если бы мужчине, ведущему теплоход, пришлось бы носом уткнуться в стекло, то самое большее, что он смог бы увидеть, так это носки ботинок Клима.
Рядом с рубкой из надстройки выходила металлическая труба, прикрытая конусом-колпачком, – вентиляция каюты. Клим чуть отогнул жестяной край и заглянул в нее. В межпотолочном пространстве вращал лопастями небольшой вентилятор. Его тихое гудение наверняка не дало бы расслышать разговор, происходящий внизу.
Бондарев вытащил из кармана пиджака зажигалку и, просунув руку в трубу, остановил лопасти вентилятора, осторожно разжав пальцы. Теперь вентилятор бездействовал. Крыльчатка прижала зажигалку к арматуре. Вентиляционный канал располагался прямо над столом.
Теперь Бондареву оставалось лишь ждать, когда появятся хозяева жизни и этого праздника, на котором он был незваным гостем. На всякий случай он расстегнул кобуру и чуть приподнял пистолет, чтобы выхватить его, если придется, без всякой задержки.
Лада стояла у парапета с бокалом вина и смотрела на Хайновского. Тот, ощутив на себе пристальный взгляд, повернул голову и улыбнулся женщине.
«Хороша, чертовка, – подумал он, – но слишком умная, с дурами проще. Им много не надо: дорогой, с их точки зрения, подарок, немного внимания, пара ласковых слов. Ей же этого всегда было мало».
Но тем не менее Михаил Хайновский любезно улыбался, будто пытался напомнить улыбкой о нескольких счастливых днях из прошлой жизни.
«Вид у нее такой, будто заготовила ножик и хочет всадить его мне под ребра», – подумал он.
– У тебя с ней не заладилось? – спросил Липский у Хайновского. – Лада такая штучка, что ее, кроме тебя, никто потянуть не сможет.
– В каком смысле – потянуть? – зло осклабился олигарх.
– О женщинах – потом, – коротко оборвал его Липский. – Время. – И он подозвал начальника охраны: – Скажешь Братину, чтобы зашел в кают-компанию через десять минут. – Сказав это, Липский даже не дождался подтверждения, поняли его или нет, свое время он ценил.
Кирилл Андреевич любезничал с молоденькой девушкой, устроившись за стойкой бара. Та заливисто смеялась, запрокидывая голову и картинно рассыпая светлые волосы по оголенной спине. Чувствовалось, она привыкла работать на камеру. На экране и на фотографии ее ужимки смотрелись бы натурально, но в жизни выходил явный перебор.
Хайновского это коробило. Братин же был непритязательным, любил простые удовольствия. И если большинство гостей пили вино и шампанское, он то и дело прикладывался к высокому стакану, до половины наполненному водкой, в которой позванивали крупные кубики льда.
– Извините, но я хотел бы переговорить. Пара минут.
Девушка сперва недовольно обернулась, ей не хотелось прерывать флирт, но, увидев, что перед ней начальник охраны олигарха, тут же посчитала за лучшее соскользнуть с высокого никелированного табурета и отойти к борту, на прощание послав Кириллу Братину воздушный поцелуй и короткую фразу:
– Я буду ждать вас.
Братин нервничал, ему не нравилось, что начальник охраны попросил его задержаться на палубе.
«Неужели я промахнулся? – подумал чиновник Совбеза. – Неужели он не поверил в искренность моего предложения, думает, что это подстава?»
Хайновский даже не глянул в сторону Братина, будто они не были знакомы.
– Все в порядке? – спросил олигарх, проходя мимо охранника, стоявшего возле угла надстройки.
– Никто подозрительный не крутился, – тихо произнес охранник.
– Никто подозрительный? Или вообще никого?
– Была тут парочка, от чужих глаз прятались, – добавлять, что это была Лада, любовница хозяина, охранник не стал.
Это объяснение вполне устроило Хайновского.
Трое мужчин с серьезными лицами зашли в кают-компанию, расселись за овальным столом.
Девушка, с которой еще минуту назад любезничал Братин, попробовала было перебраться на корму, но охранник преградил ей дорогу.
– Попрошу вас вернуться, – тихо, но твердо проговорил он.
– Мне туда надо.
– Через полчаса пожалуйста, но не сейчас.
Фотомодель обиженно поджала губы и, вильнув бедрами, пошла к гостям.
Братин положил перед собой сжатые кулаки.
– Я не могу присутствовать здесь как официальное лицо, – сказал он, – я сделал для вас, Михаил Изидорович, все, что мог.
– Слабо в это верится, – вздохнул Хайновский, – вы не предупредили меня, что придут грабители.
– Я намекал, ведь и сам не знал толком, у меня нет прямого доступа к планам операции. Они ищут документы. Компромат на самом деле так опасен для президента?
Хайновский улыбнулся:
– А вы как считаете?
– Я бы постарался обходиться с ним осторожней.
– Взрыв бомбы – ерунда по сравнению с документами, которыми я располагаю. Они единственная гарантия моего нахождения на свободе.
Липский прикрыл глаза:
– Михаил, ты обязан подстраховаться. Ты слишком доверяешь своей охране, среди твоих людей уже наверняка внедрены агенты ФСБ.
– Согласен. Доверять можно только равным, человек, работающий за деньги, открыт для того, чтобы его перекупили.
– Вам, Михаил Изидорович, лучше уехать за границу, – предложил Братин.
– Бесполезно. Меня выдадут, уже есть договоренность.
Семен Липский вращал в пальцах монетку:
– Тебя могут арестовать в любой момент и потребуют отдать документы. И тебе ничего не останется, как расстаться с ними.
Михаил Изидорович засмеялся.
– Страховка. Сегодня я уже могу сказать вам, где они находятся. Я переправил их за границу, и если со мной что-то случится…
– Не думаешь ли ты, что документы не отдадут властям, если уже существует договоренность выдать тебя самого.
– Они в швейцарском Берне, в депозитной ячейке банка. Отдадут их только в трех случаях. Первый – мне лично.
– А если с тобой что-нибудь случится? – осторожно поинтересовался Липский.
– Если я погибну, то документы будут немедленно опубликованы. Поэтому власть заинтересована, чтобы ни один волос не упал с моей головы. Если же меня посадят, документы сможет забрать кто-нибудь из вас двоих. Я написал доверенности. Вас найдут, не беспокойтесь, – предусмотрительно взбросил руку Хайновский. – Я знаю про каждого из вас достаточно, чтобы вы постарались распорядиться ими с умом – вытащить меня на свободу, иначе мне придется рассказать на следствии много интересного.
Кирилл Братин пожал плечами.
– За мной стоит государство, и мне опасаться нечего. Но я все же благодарен вам за доверие, – он бросил красноречивый взгляд на олигархов.
Хайновский улыбнулся:
– Мы с Семеном люди состоятельные. Для нас самая большая угроза – потерять доверие руководства страны. А это, к сожалению, сейчас и происходит.
– Что вы, – возмутился Братин, – временные трудности. Если бы вы не конфликтовали с администрацией, не пытались проводить свою собственную политику, то проблема отпала бы сама собой. Мы бы начали сотрудничество и закрыли вопрос прежде, чем он получил бы огласку.
– С этого дня, Кирилл Андреевич, можете считать себя свободным от прежних обязательств передо мной. Можете требовать любую разумную помощь. Я доверяю вашему чутью. И считаю, что, несмотря на короткий разговор, день вами потрачен не зря. Теперь можете немного отдохнуть. – Хайновский поднялся и протянул руку Братину.
Тому тоже пришлось встать в полный рост, мужчины обменялись рукопожатиями.
– Видите, – продолжил Хайновский, – теперь нет ни противников, ни врагов, мы все играем в одной команде. Всегда бы так, на благо России.
– Пригласи, Михаил Изидорович, кого-нибудь разлить спиртное по бокалам.
– Момент торжественный, – благостно улыбаясь, отозвался Хайновский, – я, как хозяин праздника, сделаю это сам.
Липский глянул на Братина:
– Вам раньше приходилось пить в такой компании? – обратился он к Кириллу Андреевичу.
– На службе я вообще не пью.
– Служба кончилась минуту тому назад. Теперь мы, можно сказать, партнеры.
Хайновский продемонстрировал этикетку дорогого французского коньяка. Понемногу плеснул его в широкие бокалы.
– Мне, если можно, водочки. В гастрономии я консервативен до крайности.
– Сейчас исправим.
