Михаил Серегин - Облава на волка
– А как же?! – усмехнулся Щукин. – Такую прелесть и не курить…
«Ништяк, – подумал, внимательно проследив за тем, как старик тщательно застегнул карман куртки, хотя Николай еще не отдал ему его пачку, – бумажник-то в кармане… Вместе с куревом бабки держит – прижимистый типчик, больше стреляет, чем свои курит, лишний раз за сигаретами в застегнутый карман не полезет. Удивляюсь, как он меня угостил… В счет обещанного стольника? Ага, сейчас… Пусть тебе, куркуль, Европа гуманитарную помощь таранит, а я не Организация Объединенных Наций…»
Старичок-мухомор искоса глянул на дорогой костюм Щукина, но ничего не сказал.
Николай ловко вытащил сигаретку и ткнул пальцем в провалившуюся кнопочку прикуривателя, а через минуту, когда прикуриватель выскочил из паза, подхватил его и поднес к сигарете, прикурил и, внезапно взвыв, уронил прикуриватель между сиденьями.
– Лови его, лови! – закричал старичок, будто увидел огромную мышь в своем автомобиле. – Лови, а то сиденье прожжет!
Но Щукин уже наклонился в сторону старичка и, пошарив рукой под сиденьем, извлек прикуриватель.
– Все в порядке, – констатировал он, пыхнув сигареткой, – пожар ликвидирован в зародыше.
– Баламут, – проворчал старик, вставляя прикуриватель в родной паз, – только и ездить с такими…
Щукин снова усмехнулся и опустил стекло, чтобы выпустить наружу серый дым грубой сигареты. А когда старичок-мухомор отвлекся на светофоре, переложил из рукава во внутренний карман небольшой, но туго набитый бумажник, который стырил у старика из кармана, когда шарил между сиденьями в поисках сбежавшего прикуривателя.
* * *
Щукин шагал по разбитой асфальтовой дороге Северной Пустоши. Вредный старик высадил его за добрый километр от предполагаемого места доставки, объяснив свой поступок тем, что на такой раздолбанной дороге добивать и так помирающую тачку из-за ста рублей не собирается.
«Хрен тебе, а не стольник», – мстительно подумал Щукин.
Он расплатился со стариком-мухомором, достав из его же собственного бумажника две купюры достоинством по сто рублей каждая. Одну он отдал старику, а вторую положил в свой карман. Плотно набитый бумажник же Щукин незаметно бросил под сиденье – не в его правилах было грабить стариков, пусть даже таких вредных, как этот мухомор.
Настроение Щукина несколько улучшилось. Весеннее солнце светило ярко и грело уже по-настоящему – так, что хотелось скинуть пиджак и тесные туфли и пройтись босиком по теплой земле. В кармане Николая хрустела сотня, а неизвестность будущего совсем не пугала его. Главное, что он был живой и невредимый – и на свободе, а такие вещи он привык ценить пуще материального благополучия, значение которого многим людям свойственно преувеличивать.
А зачем?
Деньги – штука зыбкая, и Щукин понимал это лучше кого бы то ни было. Главное в жизни – свобода и независимость, а независимость – это возможность самому определять свои предстоящие поступки; именно так Николай Щукин и поступал всю свою не очень долгую, но чрезвычайно насыщенную различными событиями жизнь.
* * *
Родители Щукина выросли и сформировались в эпоху советской власти – со всеми вытекающими последствиями. Николай почти с самого своего рождения уяснил, что какие бы то ни было идеалы – коммунистические или демократические – просто-напросто удобная ширма для удовлетворения собственных потребностей. Тогда зачем лицемерить и прикрываться какими-то высшими задачами, если ставишь перед собой задачу прямую и совершенно конкретную – обеспечить себе сносное существование. Николай прекрасно понимал, что все, творящееся в мире, дело рук людей, таких же, как он сам, и поэтому самое лучшее для человека не пытаться соответствовать определенным кем-то для кого-то стандартам, ведь никто не может построить твою судьбу, кроме тебя самого.
Такой сугубо практический подход к жизни органично переплетался в системе мироощущения Щукина с буйным полетом его фантазии и непреодолимой тягой к острым ощущениям.
После школы Николай пытался поступить в институт, но провалил экзамены, и ему не оставалось ничего другого, как пойти служить в армию. Он не ставил себе задачи каким-то образом откосить, ибо решил, что знания, которые он смог бы получить в институте, легко можно заменить тем опытом, какой наверняка появится у него после прохождения армейской службы.
И оказался прав.
Благодаря прекрасным физическим данным Николай получил направление на службу в разведроту одной из частей внутренних войск. Там его обучили искусству маскировки – всевозможным способам изменять собственную внешность, взрывным работам, различным методам проникновения в закрытые помещения, стрельбе и мастерству рукопашного боя. Всему, чему его научили в армии, Щукин незамедлительно нашел применение на гражданке – он побывал в шкуре «братка», работая на своего приятеля детства, который в то время активно и довольно успешно занимался рэкетом. Но через некоторое время Николай решил, что жизнь братвы не для него, и вышел из дела, прихватив с собой всю общаковскую кассу.
Конечно, после этого Щукину пришлось вести преимущественно кочевой образ жизни, мотаясь по стране, заводя новые знакомства и подыскивая новые жертвы, но, как оказалось, это было то, чего он всю жизнь желал. Как раз с этого периода, собственно, началась его деловая биография.
Только вот спустя примерно год с того момента, как Николай Щукин стал вольной птицей, с ним произошло то, после чего он потерял веру в любовь и свободу – на три года, – зато приобрел полезные связи в блатном мире, кучу бесценного жизненного опыта и бесконечно циничное отношение к окружающей действительности.
Впрочем, о том случае, приведшем его на тюремные нары, Николай вспоминать не любил.
Глава 4
Им пришлось дожидаться рассвета, чтобы въехать в Санкт-Петербург, миновав неизбежный пост КПП ГИБДД. Ведь раннее утро, как известно, самое благоприятное время для такого рода мероприятия – невыспавшиеся менты невнимательны еще и потому, что с рассветом не нужно вести утомительные процедуры регистрации для въезжающих.
Тем не менее Филин и Петя Злой заметно побледнели, когда впереди в запыленном пространстве лобового стекла вырос в синей утренней дымке контрольно-пропускной пункт дорожной инспекции. Семен же молчал, и что он чувствовал, когда джип проходил обязательный досмотр, никому не было известно.
Когда джип оказался в городской черте, Семен тут же позвонил по мобильнику человеку, которому в день отъезда из «Орлиного гнезда» посредством телефонного разговора рекомендовал его Седой, и уже через полтора часа джип стоял в подземном гараже одной из питерских многоэтажек, а Семен и его подручные сидели в близлежащем кабаке, отмечая все-таки состоявшийся въезд в город.
– До вечера подождем, – проговорил Семен, со стуком поставив пивную кружку на полированную поверхность столика. – Мне Кислый звонил – сказал, они уже на подходе, вроде все нормально у них, никакого шухера.
– Кислый во второй машине? – спросил Филин, обсасывая багровую рачью клешню.
Семен кивнул.
– А третья?
Семен вытер руки об узорчатую салфетку, предназначенную вообще-то для украшения столика, и полез во внутренний карман за телефоном.
– Я Сивого назначил за главного, – сообщил он, вертя в руках телефон, – Сивый себя сейчас виноватым чувствует, вот и лезет из кожи вон, чтобы доказать, что он еще… кое-что петрит в делах. Люди в таком состоянии – самые надежные. Вот Седой… – Семен понизил голос, – мне рассказывал про то, как у него по молодости – когда меня еще участковый из подвалов за уши вытаскивал – банда была. Так он часто специально сам своих ребят подставлял, а потом наезжал на них, чтобы они, чувствуя за собой вину и грех, пытались все это дело искупить. Понял? Психология.
– Да херня эта психология вся, – глотнув пива, выразился Петя Злой, – просто «братков» надо в ежовых варежках держать. Чтобы они не ширялись, не бухали и за бабами не очень-то бегали… И время от времени кого-нибудь лично мудохать. А Седой в этом плане… Я понимаю, что завалить кого-нибудь – ему по понятиям стремно, но перед пацанами надо пару раз хоть в нюхальник кого-то двинуть или еще чего в этом же роде. А то братва – я слышал – начинает Седого воспринимать уже как старика… Нет, все его уважают, и слово Седого – закон, но…
– Старик! – возмущенно пропыхтел Семен. – Думай, что базаришь! Попробуй с ним один на один выйти – он тебя в первую секунду уделает.
– Да я и не спорю, просто… – Петя Злой поднял руки, как будто собирался сдаваться в плен.
– Чего – просто?! – раздраженно перебил его Семен. – Тебя, Петя, один лишь раз прихватили – когда ты только школу закончил. Да и то по хулиганке – месяц в СИЗО отдохнул, а потом домой, условняк каждый день у участкового отмечать. Конечно, СИЗО – школа хорошая, но чтобы все понятия реально сечь, надо не только СИЗО, но и зону пройти. И не один раз. Понял?
