Александр Золотько - Рождество по-новорусски
Зал затаил дыхание, ожидая развлечения.
Его ожидание было одновременно оправданно и обмануто. Развлечение было, но длилось оно от силы секунд пять.
Гринчук уронил папку, она упала на сцену. Потом на сцену упали Митя и Витя. Гринчук наклонился и поднял папку. Витя и Митя остались лежать.
Пауза.
Потом кто-то неуверенно зааплодировал.
Гринчук оглянулся, заметил за сценой конферансье и поманил его рукой:
– Не могли бы вы извлечь из этих господ оружие? Пожалуйста.
Гринчук улыбнулся. Конферансье вздрогнул, затравленно оглянулся и подошел к лежащим охранникам. Гринчук подождал, пока он расстегнет смокинги охранников и выложит на сцену два пистолета.
– Там еще есть и запасные обоймы, – подсказал Гринчук, – подмышкой, справа.
Конферансье достал обоймы и положил их рядом с пистолетами.
– Спасибо, – сказал Гринчук. – Далеко не отходите, еще можете понадобиться.
Конферансье кивнул и отошел в глубь сцены, чуть не перевернув от сильной растрепанности чувств стойку микрофона. Ударник врезал палочкой по медной тарелке, конферансье схватился за сердце. Ударнику из рок-группы все происходящее очень нравилось.
Полковник его чувств не разделял.
– Теперь, – сказал Гринчук, заглянув в свои записи, – я хотел назвать еще трех охранников, но не стану. А лишь попрошу своего помощника, прапорщика Бортнева подобрать с полу три единицы огнестрельного оружия.
Браток, также как и Гринчук, выбритый, отутюженный и парадный, быстро прошел вдоль столиков и, извинившись, поднял с паркетного пола лежащие там пистолеты.
– А обойм там случайно нет? – спросил Гринчук.
Из-под столов, словно от удара ноги, на середину зала скользнуло несколько обойм. Все посмотрели на охранников, стоявших там возле стены, но лица у тех были бесстрастны и даже безмятежны.
– Очень хорошо, – одобрил Гринчук, – а ношение кобуры под одеждой нарушением закона не является. Для всех остальных, интересующихся, скажу, что все оружие и снаряжение ваших телохранителей и охранников нужно регистрировать. И тогда неприятностей не будет. А в знак своей доброй воли и в ознаменование приближающегося праздника, я не стану привлекать вот этих вот граждан…
Один из лежащих на сцене охранников пошевелился и застонал.
– Вот этих граждан за нападение на сотрудника милиции, да еще при исполнении им служебных обязанностей, – закончил свою мысль Гринчук и снова углубился в изучение своих бумаг.
Зал напряженно ждал.
Полковник вдруг с изумлением понял, что все сидящие в зале неприкасаемые сейчас лихорадочно перебирают в голове свои прегрешения, за которые странный и таинственный начальник оперативно-контрольного отдела может прямо сейчас сделать их прикасаемыми. И личные телохранители уже не выглядели такой уж надежной защитой.
Полковник почувствовал, как у него на лице начинает расползаться неуместная, нелепая и совершенно искренняя улыбка. Вам нужен был мент, подумал Полковник, их есть у меня.
– Это подождет, – пробормотал Гринчук про себя, но так, что все услышали. – Макаровы…
Все быстро посмотрели в сторону столика, за которым сидела семья Макаровых. Глава семьи явственно напрягся и ослабил галстук. Его жена прижала руку к груди.
– Это мелочь, – пробормотал Гринчук, – это потом.
Макаровы облегченно вздохнули.
– Месропян, Калинины, Райзман, Махмутов… – скороговоркой перечислял Гринчук, и названные вздрагивали и замирали, даже не пытаясь возмущаться или требовать объяснений.
Они просто боялись, понял вдруг Полковник. Боялись самым пошлым и беспомощным образом.
– Да, – оторвался от записей Гринчук, – я не буду называть имен, но если я еще раз узнаю, что некоторые дамы из здесь присутствующих…
Гринчук обвел взглядом зал, и под его взглядом все почему-то стали опускать глаза.
– …будут садиться за руль в нетрезвом состоянии, – кто-то выдохнул с явным облегчением, – то я приму меры, чтобы лишить их такой возможности. Если уж мужьям не жалко жен, то хотя бы пожалейте машины.
– Всем понятно? – спросил Гринчук, и зал ответил нестройным и каким-то блеющим «Понятно».
Полковник почувствовал, что сейчас захохочет. Сдерживаться было с каждой секундой все трудней. Краем глаза он заметил шевеление за соседним столиком и увидел, что двадцатилетняя дочь одного из самых влиятельных людей города торопливо, под столом, выбрасывает из косметички несколько сигарет. Уронив их на пол, девушка растерла сигареты ногой и облегченно вздохнула.
– В мои обязанности входит также ведение профилактических мероприятий, по предотвращению преступлений, – Гринчук говорил казенные слова казенным тоном, и это превращало все происходящее в какую-то абсурдную постановку.
– Лишне будет напоминать, что небольшие правонарушения могут привести к правонарушениям серьезным, а то и к преступлениям. В этом случае лучше перебдеть, чем недобдить. В связи с этим, я прошу господина Липского, – все посмотрели на Липского, – обратить особое внимание на своего сына. Если вы в ближайшее время не угомоните его…
– Да пошел ты! – выкрикнул семнадцатилетний Липский-младший.
– Сидеть! – повысил голос Гринчук, мальчишка замер, а возле него вдруг появился Михаил, тоже парадный и ухоженный.
Михаил чуть коснулся плеча мальчишки, и тот быстро сел на место.
– Это, кстати, еще один сотрудник моего отдела – лейтенант Михаил Иванович Мухачев, – представил Гринчук, и барабанщик поддержал представление дробью.
– Леня Липский повадился распускать руки по отношению к обслуге, к людям обеспечивающим его быт, – голос Гринчук стал ледяным. – Особенно ему нравится бить девушек, особенно когда этого не видит никто, кроме его охранников. Если подобное произойдет еще раз, я приму меры. И поверьте, это будут очень действенные меры.
Липский-старший зверем посмотрел на сына, а Липская-жена, в шикарном розовом платье, наклонилась к мужу и многие услышали, как она сказала: «Я тебе говорила, что он подонок». Липская была мачехой Лени, и то, что они друг друга не любили, знали многие.
– И, наконец, – Гринчук сделал паузу.
Долгую паузу.
Барабанщик понял, что пауза эта перед чем-то важным и разразился длинной дробью.
Полковник понял, что сейчас действительно произойдет нечто важное, и напрягся. Гринчук просто обязан был закончить свое выступление чем-то эффектным. Даже пришедшие в себя Витя и Митя оценили напряженность момента и тихо ретировались со сцены.
Гринчук чуть качнул головой, и дробь прекратилась. Тишина была просто звенящей.
– Я вынужден прямо сейчас задержать и удалить с праздника одного человека.
Гости переглянулись.
– Я обращаюсь к господину Чайкину, – сказал Гринчук и добавил быстро, даже торопливо, – ни к нему, ни к членам его семьи у меня претензий нет. Но у меня есть серьезные претензии к одному из их охранников. Громову.
Дальнейшее происходило в очень быстром темпе.
Громов стремительно бросился к выходу. Михаил, который все еще стоял за спиной у Липского-младшего, шагнул в сторону, вроде бы легко зацепил охранника правой рукой, сделал еще шаг, и Громов вылетел на середину зала, оставленного свободным для танцев.
На пути летящего Громова, тоже как-то случайно оказался Браток, который принял его двумя руками и, не давая остановиться, направил его к сцене. А там его уже ждал Гринчук.
Словно сам собой Громов развернулся и упал на колени, вывернув руки за спиной. Щелкнули наручники.
– Еще раз напоминаю, – сказал ровным голосом Гринчук, – мы будем очень жестко пресекать всякую попытку не выполнения приказа работников нашего отдела, или, боже упаси, сопротивления им.
Михаил и Браток подошли к Громову.
– Я приношу свои глубочайшие извинения семье Чайкиных, – сказал Гринчук, – но я не думаю, что они потерпели в своем ближайшем окружении торговца наркотиками.
Гринчук рывком поднял Громова на ноги, расстегнул на нем пиджак.
Михаил аккуратно извлек из внутреннего кармана пиджака увесистый пакетик с белым порошком.
– Суки! – взревел Громов, дернулся и застонал, снова опускаясь на колени.
Михаил передал подполковнику пакет.
– Мы можем полагать господина Громова уволенным? – спросил Зеленый.
Чайкин встал из-за стола. Его дочь, симпатичная девочка лет четырнадцати, попыталась вскочить, и даже выкрикнула что-то неразборчиво, но мать обхватила ее за плечи и удержала на месте.
– Да, конечно, – сказал Чайкин. – Я благодарен вам… э-э…
– Юрий Иванович, – подсказал, вставая Владимир Родионыч.
– Да, Юрий Иванович, – сказал Чайкин, – большое вам спасибо.
Михаил и Браток подняли Чайкина на ноги и вывели его из зала. Полковнику показалось, что тот пытается что-то кричать, но отчего-то не может.
В полной тишине Владимир Родионыч подошел к подполковнику Гринчуку.
– Вот, пожалуй, и все, – сказал Зеленый и добавил веско. – На сегодня.
