Кирилл Казанцев - Маска ангела
— Мне надо забрать вещи брата.
— Вон ящик, — Пономарева показала авторучкой на подоконник, где стояла коробка из-под бумаги. В ней лежали автомобильные журналы, наушники, складной ножик, флешка, толстая книжка на английском и ежедневник. Илья неторопливо перебрал эти вещи, потом повернулся к столу. Пономарева сосредоточилась над таблицами, вдумчиво изучала их и, кажется, не замечала Илью. Но он перехватил ее косой взгляд, заметил, как та дернула плечом, и сказал:
— Извините, но мне нужна эта девушка. Вы не знаете, где ее можно найти?
Ответа не ожидал, действовал наудачу, и получил достойный ответ.
— Понятия не имею! — выкрикнула Пономарева. — Я вам не справочная, я заместитель председателя правления! Зачем она вам? Какое вам до нее дело?
— Надо поговорить, — старательно сдерживаясь, чтобы не заорать в ответ, сказал Илья, чувствуя, что еще немного, и он сорвется. Эта Пономарева — тупая яркая личность, чья-то любовница или жена — другого объяснения, почему она оказалась в этом кабинете, нет и быть не может. Ей ума не хватит картошку пожарить, а уж руководить и подавно. Макс несколько лет этой должности ждал и получил заслуженно, а тут эта кудрявая курица, сидит в его кресле, за его столом… Или ее сюда посадили за заслуги известного свойства, или… Больно странно она себя ведет: орет, срывается и постоянно врет, и врет неумело, хотя кто бы говорил…
— Я ничего не знаю! — уже откровенно визжала Пономарева, она раскраснелась, кудряшки растрепались, прилипли ко лбу, от чего она стала еще привлекательнее. Злость шла ей, как прическа и макияж, и даже резкий голос не портил картинку.
— Уходите, или я вызову охрану! — Пономарева схватила трубку, принялась нажимать на кнопки. Илья быстро вышел из кабинета, прихватив с собой коробку, пошел к лифту. В голове тем временем крутилось одно: дело здесь нечисто. Эта взбалмошная красотка не просто так заняла место Макса, и ей есть что скрывать. Уж очень странная у нее реакция, агрессия так и хлещет, причем защитная агрессия, ответная, так сказать. И плевать бы на нее, но не тянет Пономарева на эту должность, хоть убейте, не тянет, тут не известным местом, а и головой хоть немного работать надо. Да и к чему любовнице богатого человека ходить на работу, спрашивается? Ни к чему, тогда в чем дело? А тут еще и секретарша так удачно «по собственному» ушла, все одно к одному…
Он так задумался, что едва не сбил с ног серьезного молодого человека в темном костюме. Ушел от столкновения в последнюю секунду, пошел дальше, но юноша снова оказался у него на пути, и на этот раз «подрезал» уже откровенно, своих намерений не скрывая. За что и поплатился — по инерции Илья двинул дальше, отдавил парню обе ноги, довольно чувствительно толкнул в грудь, и только после этого остановился.
— В чем… — Илья не договорил. На пути между собой и лифтом он увидел еще двоих, тоже спокойных и серьезных до невозможности. Молодые люди просто стояли в коридоре, пропускали сотрудников и не сводили с Ильи глаз. «По мою душу. Кто ж такие?» — Пока он разглядывал оппонентов, тот самый молодой человек с отдавленной ногой сказал недружелюбным голосом:
— Пошли, тебя Артемьев зовет.
И отошел в сторонку, пропуская Илью вперед, причем, судя по тому, как перестроились двое его коллег, идти предстояло по лестнице. Но невысоко, всего-то на два этажа вверх, и проскочили их единым махом, причем Илья хоть и тащил в руках коробку, но дыхание не сбил и даже на полшага опережал «конвоиров». И в кабинет начальника службы безопасности банка вошел бы первым, наплевав на субординацию, но рывок за рукав заставил сбавить шаг.
— Полегче, — буркнул рослый, очень коротко стриженный юноша, невежливо сдвинул Илью с дороги и первым шагнул через порог, встал у двери. Второй через пару мгновений оказался рядом, затем пропустили Илью, последним зашел юноша с отдавленной ногой и загородил собой выход. Действовали все трое слаженно, быстро, не суетились, друг другу не мешали и «держали» объект так плотно, что Илья ловил на себе взгляды всех троих одновременно. Впрочем, нервничать по этому поводу не стал, вопросов не задавал, а нахально, без приглашения, уселся на единственный свободный стул, поставил коробку на колени и посмотрел на Артемьева.
Он помещался напротив, сидел, привалившись к стене, и крутил в пальцах незажженную сигарету. Илью Артемьев будто и не замечал, целиком сосредоточился на действиях подчиненных и непонятно — довольным остался или личный состав ждала выволочка. Потом глянул на гостя, на дверь, снова на Илью и сказал спокойно, таким тоном, точно они расстались полчаса назад:
— Здоро́во. Чего пришел? На работу?
В последних словах прозвучала усмешка, но в лице Артемьев не изменился, и оттого Илье показалось, что эсбээшник посмеивается втихомолку. Не обида — злость кольнула сердце, но Илья виду не показал и ответил Артемьеву в тон, то есть без малейшей эмоции:
— Вещи Макса забрал. Ольга просила…
— Понятно. Дай-ка сюда. — Артемьев быстро глянул вбок, и «конвоир», что стоял у двери, молниеносно выхватил у Ильи из рук коробку и поставил на стол перед шефом. Тот сунул в рот незажженную сигарету и подтянул коробку поближе, открыл, полез внутрь. У Ильи перед глазами даже свет малость померк и дыхание на миг перехватило от такой наглости. Но от первого порыва ткнуть Артемьева носом в эту самую коробку, вернее, голову эсбээшника туда поглубже засунуть и подержать с пару минут, чтобы тот понял, как себя в приличном обществе принято вести, удержался и сказал, стараясь не показывать злости:
— Что за хамство, господин начальник департамента. В каком хлеву вас мама родила? Вещи чужие, между прочим, и у них хозяин имеется…. Вам в детском саду не говорили, что чужое брать нехорошо? Или вы, пардон муа, в дикой местности выросли и о хороших манерах только по телевизору слыхали?
Сработало — Артемьев малость обозлился, глаза сощурил, мельком глянул на Илью и принялся перелистывать ежедневник Макса. Брат по старой привычке предпочитал планировать дела вручную, то есть записывал на бумаге самой простой синей шариковой ручкой и при этом таким почерком, что позавидовал бы хирург или терапевт, то есть нечитаемым. В чем Артемьев и убедился, перелистнув пару страниц, потом отложил ежедневник в сторону и сказал, закинув сигарету в угол рта:
— А ты мне не указывай. Скажи спасибо, что повесткой тебя полиция не вызвала, а пока я с тобой по-свойски беседу веду.
Илья напрягся, чувствуя, как изменился тон Артемьева. Эсбээшник смотрел на него в упор и даже в лице переменился при слове «повестка». И взгляд не отводил, ждал реакции собеседника и дождался.
— Спасибо, — сказал Илья и улыбнулся при этом, — век твою доброту не забуду. Но я вот что тебе скажу: есть что — предъявляй, как положено, через полицаев, а нет — так я пойду, у меня дел полно. Заявление на увольнение, сам понимаешь, писать я не буду, придумай что-нибудь сам, напряги фантазию и в кодексе покопайся, там есть пара вариантов. Ну, бывайте.
Илья поднялся со стула, взял ежедневник, положил его в коробку, обнял ее и шагнул к двери. Троица моментально сошлась в «стенку», преградила ему путь, Илья поглядывал на них из-за коробки, прикидывая, с кого бы начать. Сподручнее выходило с самого рослого, он торчал строго напротив и был до краев преисполнен служебным рвением, точно Артемьев им тут проверку на профпригодность закатил, не больше и не меньше. Илья совсем уже было собрался использовать классический ход: сунуть коробку в руки ближайшему оппоненту, ухватить за грудки второго и, прикрываясь от третьего, пробиться к выходу, как из-за спины раздалось:
— Сядь. Сядь, кому сказано. Разговор есть.
На этот раз Артемьев был зол до чертиков, и непонятно, на кого больше — на Серегина-младшего или подчиненных, что так бездарно и близко подпустили к себе противника. Эсбээшник остервенело грыз сигарету, позабыв поджечь ее, и только что ядом не плевался, но держался как мог, изображал спокойствие. Да и ребятки у двери тоже сообразили, что чуть было не допустили роковую оплошность, разошлись, взяв Илью в «коробочку», и тому ничего не оставалось, как вернуться на стул. Артемьев бросил изжеванную сигарету в пепельницу, выбил из пачки вторую, отправил в рот и неожиданно ухмыльнулся. Илья сидел в обнимку с коробкой и ждал, что будет дальше. Артемьеву надо что-то узнать, это к гадалке не ходи, но вот тон, который он выбрал, ничего хорошего не сулит. А раз тон такой, то и козыри, скорее всего, на руках имеются. И не ошибся.
— Ты в курсе, что брат твой деньги из банка выводил? — сказал Артемьев, не сводя с Ильи взгляд. Помолчал, и добавил веско: — Большие деньги. Вором был твой братец, туда ему и дорога…
— Рот закрой. — Илья чувствовал, что губы еле двигаются, а язык точно не свой, присох к небу. Это не злость — ярость в виски ударила, еще немного, и заткнул бы Артемьева любым подручным средством, той же пепельницей, к примеру, а тот реакцию Ильи просек и дальше свое гнул, точно бессмертный или заговоренный:
