Илья Деревянко - Обелиск для фуфлыжника
Обзор книги Илья Деревянко - Обелиск для фуфлыжника
Илья Деревянко
Обелиск для фуфлыжника
Фуфлыжник – на криминальном жаргоне человек, не вернувший карточный долг. В более широком понимании – тип, не возвращающий любые долги. В местах заключения – существо крайне презираемое, бесправное. Зеки могут опустить фуфлыжника, заставить его взять на себя чужое преступление и т. д.
Пролог
Май 1997 г. Москва
– Удивляюсь я тебе, Антон! Ей-Богу, удивляюсь! – раздраженно говорил Игорь Снегирев по прозвищу Снежок – грузный тридцатичетырехлетний мужчина с жесткими глазами цвета вороненой стали, обращаясь к своему непосредственному начальнику Антону Соболеву (погоняла[1] – Соболь) – стройному сорокалетнему человеку среднего роста, с правильными аристократическими чертами лица. Соболь ни в коем разе не напоминал тех уголовных авторитетов, которых со смаком описывают авторы некоторых известных детективов, удостоенных премий МВД. Авторитеты там (в противовес мужественным интеллектуальным сыщикам) – гадкие дебилообразные антропоиды с синими от наколок шкурами, золотыми фиксами в слюнявых пастях, с косяками анаши в корявых пальцах и со спрятанными за щеками бритвенными лезвиями. Они (детективные паханы) дурно воспитаны, беспрестанно хлещут чифирь[2] и разговаривают исключительно на перемешанной с матюгами фене[3].
Между тем Антон Соболев был именно бандитским авторитетом, широко известным в криминальном мире, однако наколок с фиксами не имел, лезвий за щеками не держал[4], и изъяснялся нормальным русским языком, почти не употребляя ни блатных, ни матерных выражений. Снегирев тоже выглядел вполне благопристойно. Оба бандита сидели не на загаженной блатхате (ох уж мне эти горе-детективщики!), а в маленьком уютном кафе, курили не анашу, а обычные сигареты и вместо пресловутого чифиря пили кофе со сливками.
– Елкин – натуральный фуфлыжник! – постепенно распалялся Снежок. – Полгода не возвращает тебе двадцать тысяч долларов, за крышу не помню когда последний раз платил, а тут еще долг для него выбивай! Бескорыстно, разумеется, по старой дружбе! – Снегирев презрительно скривил губы.
– Ты не прав, Игорь! – примирительным тоном возразил Антон. – Серегу Елкина я знаю давно! Он вовсе не фуфлыжник, деньги отдает, а с сегодняшнего дела, кстати, не сложного, свою долю мы получим!
– Сколько именно?! – скептически поинтересовался Снежок.
– Десять процентов!
– Тьфу! Жалкие гроши! Мы что, блин, тимуровцы?![5] – Лицо Снегирева отразило крайнюю степень негодования.
– Общая сумма долга триста тысяч зеленых! – заметил Соболев. – Тридцатка наша, а работа, повторяю, плевая!
Речь шла о Сергее Игнатьевиче Елкине, владеющие совместно с неким господином Иволгиным фирмой «Ажур», промышляющей торговлей чем придется. Лет двадцать с лишним назад Елкин, обладавший черным поясом по школе «Киу-ка-шинкай», вел секцию карате, где тренировался молодой Соболев. Антон подавал большие надежды, его постоянно ставили в пример другим ученикам. Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая судьба Антона (сам он мечтал служить Родине, готовился к поступлению в погранучилище), но в возрасте семнадцати лет Соболева надолго упрятали за решетку за нанесение тяжких телесных повреждений прицепившемуся к нему на дискотеке подвыпившему хулигану. Хулиган, на беду, оказался сыном влиятельного папаши, и Антон получил по максимуму. Пройдя кузницу уголовных кадров, коей являлись (и по сей день являются) отечественные «исправительные учреждения», он прочно стал на криминальную стезю, к сорока годам сделавшись крупным бандитским авторитетом, не желающим жить по государственным законам, а предпочитающим законы иные, безусловно волчьи, но, пожалуй, более справедливые. Выйдя на свободу, Антон Соболев, к тому времени уже Соболь, продолжал поддерживать приятельские отношения с бывшим тренером, жившим неподалеку от него. Шли годы. Рухнула Советская империя. На ее руинах воцарилась рыночная демократия. Елкин занялся коммерцией и вскоре, осознав реалии современной действительности, попросил у Антона поддержки. Сергей Игнатьевич быстро понял две элементарные вещи: первое – черный пояс это, конечно, очень хорошо, но без надежной крыши коммерсанту в нашей стране чисто физически не выжить, не отбиться от наездов расплодившихся как кролики рэкетиров. Ну расквасишь морду одному-другому-третьему, а толку? Все равно задавят. Будь ты хоть точной копией Брюса Ли, в бараний рог свернут! Недаром в определенных кругах говорится: «Даже из самого здорового быка можно сделать тушенку!» Нет, встречаются порой люди, которые, ни на кого не опираясь, плюют на всех и вся, ничего не боятся и заставляют самых крутых бояться себя, причем панически[6]. Но, чтобы стать таким, нужно собственную жизнь ни в грош не ценить. Господин же Елкин, напротив, тело свое бренное любил чрезвычайно, и ему отнюдь не улыбалась перспектива схлопотать однажды пулю в голову или внезапно воспарить к небесам вперемешку с обломками взорванного «Мерседеса». Во-вторых, демократическое государство упорно не желало защищать права налогоплательщика. Кинул[7], допустим, вас деловой партнер на кругленькую сумму, а государство не мычит, не телится. Оно, государство то есть, само кидает граждан направо-налево и посему, вероятно, кидалам сочувствует. При царе-батюшке пройдоху-неплательщика мигом бы запихнули в долговую яму, имущество описали, а нынче «официальные инстанции», поджав губы, скажут: «Обращайтесь в Конституционный суд в установленном порядке». Конституционный суд! Насчет «эффективности» работы данного заведения (если оно не отстаивает в очередной раз права Президента) распространяться не стану.
Лучше спросите тех, кто имел глупость туда сунуться в наивной надежде вернуть «свои кровные». Вам та-а-акое расскажут! Со смеху околеете! Короче, как ни крути, без крыши бизнес не пойдет, забуксует. Правда, за нее платить нужно, а вот этого господин Елкин не любил. Скуповат был изрядно! Однако соображалка у Сергея Игнатьевича работала. Пораскинув мозгами, он нашел приемлемый выход из положения. «И рыбку съел и... на трамвае прокатился». Используя добрые отношения с Соболем, он сумел обзавестись крышей надежной, но в финансовом плане необременительной. Елкин отстегивал бандитам сумму чисто символическую, да и ту задерживал по нескольку месяцев, исходя из принципа: «Есть настроение – отдам, нет настроения – обождут! Чай не баре!» Полгода назад он занял у Антона 20 000 долларов «на раскрутку», возвращать которые не торопился, а сейчас обратился с просьбой вытрясти долг из господина Говоркова, хозяина фирмы «Созвездие», в недалеком прошлом тесно и взаимовыгодно сотрудничавшей с «Ажуром». Две недели назад союз распался по причинам личностного характера. Коммерсанты рассорились и как взбалмошные супруги принялись скандально делить «совместно нажитое имущество». Сергей Игнатьевич определял причитающуюся ему долю в триста тысяч долларов. Говорков не соглашался. Мол, сотни за глаза хватит! В результате бывшие компаньоны насмерть разругались, причем Петр Иннокентьевич крикнул в запале: «Вообще ни хрена не получишь, молокосос! Гуляй на все четыре стороны!» Тогда взбешенный Елкин решил прибегнуть к силе и обещал крыше десять процентов за восстановление справедливости...
– Не нравится мне этот расклад! – хмуро ворчал Снежок. – И десяти процентов не увидим! Фуфлыжник твой Елкин.
– Хорош бубнить, Игорь! – оборвал товарища Антон. – Все будет путем! Вот увидишь!
– Ладно, – обреченно вздохнул Снегирев. – Ты старший, тебе решать!
– Правильно, – улыбнулся Соболь. – Вон, кстати, Серега подъехал. Для начала прогуляемся к Говоркову втроем – я, ты, Елкин. Попробуем договориться полюбовно.
– А если не подействует? – спросил Игорь.
– Тогда задействуем вариант номер два. Да перестань ты кукситься! Серега нормальный мужик, не подведет!..
* * *Елкин – плотно сложенный темноволосый мужчина лет сорока пяти сызмальства отличался экспрессивностью, нетерпеливостью и горячностью. Ворвавшись в кафе, он чуть не сбил с ног зазевавшегося посетителя, не извинившись, подбежал к столику, где сидели бандиты, торопливо поздоровался и с ходу принялся костерить нехорошими словами «паскуду-Петьку» (так Сергей Игнатьевич именовал теперь Говоркова).
– Падла! Гнида! Прохвост! Проходимец! – возбужденно размахивая руками, выкрикивал он. – За яйца гада подвесить! Паяльник в жопу вогнать! Я, считай, его из грязи вытащил, а этот пидер...
– Остынь, Серега! – мягко остановил бывшего тренера Соболев. – Не жги понапрасну порох! Говорков в настоящий момент дома?
– Да, я звонил ему час назад!
– Ну и?
– Бросил трубку, козел!
– Тогда не станем терять понапрасну времени, – Соболь, а вслед за ним Снежок поднялись из-за стола. – В путь!..
* * *Петр Иннокентьевич Говорков – мелкий, лысый, тощий, но бодрый старичок (до перестройки крупный обкомовский деятель) проживал в элитном загородном дачном поселке, где испокон веку гнездились государственные чиновники, добившиеся «степеней известных», и партаппаратчики. В 1991 году они в подавляющем большинстве либо сменили коммунистический окрас на демократический и остались на госслужбе, либо, используя прочные связи на разных уровнях плюс кой-какие прилипшие к рукам деньжата, по-дались в бизнес. В общем, население поселка практически не изменилось. Говорков, облаченный в адидасовский спортивный костюм, устроился в саду на кресле-качалке, нежился под лучами теплого майского солнышка, дышал свежим воздухом и с удовольствием поглядывал на трех недавно нанятых дюжих боксеров-телохранителей, прогуливающихся в отдалении. В их присутствии Петр Иннокентьевич ощущал себя надежно защищенным от разного рода неприятных сюрпризов. На днях, когда Говорков с Елкиным беседовали о разделе имущества (если, конечно, можно назвать беседой истошные матерные вопли с обеих сторон), боксеры одним своим видом спасли организм господина Говоркова от серьезных увечий. В разгар перепалки Сергей Игнатьевич, кровно обидевшийся на слово «молокосос», сжав кулаки, заорал: «Кости тебе переломаю, старый хрыч! Всю оставшуюся жизнь будешь на инвалидной коляске кататься!» Повинуясь знаку Петра Иннокентьевича, вооруженные кастетами телохранители быстрым шагом приблизились, обступив Елкина полукругом.
