Михаил Март - Дама с простудой в сердце
Обзор книги Михаил Март - Дама с простудой в сердце
Михаил Март
Дама с простудой в сердце
ДОЛГИЙ ПРОЛОГ
Шел проливной дождь, сверкала молния. Самолет опаздывал на сорок минут. Юля переволновалась и грызла ногти, над которыми трудилась не меньше часа. Вся красота пошла насмарку.
Наконец-то диспетчер аэропорта объявил о посадке самолета, прибывшего рейсом Харьков - Санкт-Петербург. Встречающие бросились к турникетам. Когда она увидела Славу живым и здоровым, да еще и с улыбкой на лице, тревога улеглась. Самое страшное осталось позади. Они встретились и обнялись.
— У, девочка моя, я вижу, мокрые глаза? Чем же я тебя так напугал?
— Это не ты. Гроза меня напугала. Знаешь, как было страшно. А если бы молния попала в самолет?
— Так не бывает. Со мной не бывает. Я завороженный. Гадалка нагадала жить девяносто лет, а мне лишь тридцать три. Возраст Христа. Я верю в предсказания.
— Глупо получилось. — Юля огляделась по сторонам. — В суете я где-то забыла цветы.
Они не очень удачно встали посреди зала, и спешащие пассажиры толкали их со всех сторон.
— Бог с ними, с цветами. Как же мы будет добираться до твоего дома в такую погоду?
— У меня машина. Это не проблема. Минут за сорок доберемся. А где твои вещи?
Вячеслав показал на спортивную сумку, стоящую возле ног.
— И это все? Ты приехал навсегда?
— Сожалею, но харьковский дизайнер по офисным интерьерам получает не слишком много…
Юля взяла его за руку и повела к выходу.
Дождь усиливался. Пока они добежали до машины, успели промокнуть насквозь. Даже под крышей автомобиля особого уюта не ощущалось. Ветровое стекло заливало, словно его поливали из шланга. Стрелки часов подползали к одиннадцати вечера. Стоило выехать с вокзальной площади на шоссе, они тут же оказались в кромешной тьме. Свет фар выхватывал из мрака пятна зеркального асфальта. Скорость не превышала пятидесяти километров в час.
— Справишься с управлением в такую погоду?
— Не беспокойся. Я не первый день за рулем, а климат у нас не тот, что в Харькове. Уже привыкла. Обычно начало сентября балует бабьим летом. Это сегодня будто потоп. Завтра, надеюсь, проглянет солнышко.
— Всевышний противится нашей помолвке. Может, мы и впрямь поторопились?
Юля улыбнулась.
— А по-твоему, мы должны проверять свои чувства на расстоянии полутора тысяч километров еще пару лет? Если люди рядом, они быстрее поймут друг друга.
Вячеслав достал из кармана сигареты и закурил.
— Нас ждут гости?
— Конечно. Моя мать, старая светская дама, придерживается семейных традиций. Она собрала самых близких родственников и друзей. Тебя будут оценивать, как лот на аукционе, ты должен с этим смириться. Можно сказать, что я сделала революцию в старомодных устоях нашего семейства. Подумать только, везу в дом человека, которого никто из родственников никогда не видел. Я даже своей лучшей подруге не показывала твоей фотографии. Для всех будет приятной неожиданностью увидеть интересного интеллигентного молодого человека в качестве моего жениха. Уверена, ты произведешь самое благоприятное впечатление. Даже на дядю Саню.
— Неоспоримый авторитет в семействе?
— Мой крестный. Друг семьи. Он много лет работал вместе с моим покойным отцом. Уникальный тип. Ему достаточно пятиминутной беседы с человеком, чтобы дать точную характеристику. Не зря его считают лучшим следователем Ленинградской области.
Машина выскочила с Волховского шоссе на Санкт-Петербургское, минуя Стрельню, и свернула в сторону Петродворца.
— Уже скоро. — Юля вздохнула. — Сейчас увидишь, в каких хоромах живет твоя невеста. Матушка уступила нам правый флигель, а это десять комнат. На втором этаже я уже сделала ремонт. Теперь слово за тобой, господин дизайнер. Только не думаю, что мы долго там проживем.
— Как это понимать?
— Матушка решила, что я с мужем должна жить за границей. В Швеции или Швейцарии. Я же опытный ветеринар, а там они на вес золота.
— С чем связано ее решение?
— Не знаю. Но она настаивает. В жесткой форме. Хочет перевести за границу очень крупную сумму денег: можно и вовсе не работать. Рожай детей и радуйся жизни, но только я так не могу. Я очень люблю животных, мы заведем свою ферму.
Дождь продолжал поливать дорогу сплошными струями, встречные машины слепили яркими фарами, с правой стороны чернел Финский залив, отражая в своих водах вспышки молний.
— Ты знаешь, Юлечка, я начинаю чувствовать себя охотником за приданым. Нищий периферийный дизайнер нашел себе принцессу с мешком денег и решил окрутить ее. И ты думаешь, родственники воспримут меня как пылкого влюбленного?
Вячеслав загасил сигарету и взял новую.
— Родственники тут ни при чем. Тебя трудно обвинить в корысти. Мы познакомились по Интернету. И о моем приданом ты только что услышал. А родственники о нем ничего не знают. Моя мать для них — взбалмошная умирающая старуха, ничего не имеющая, кроме фамильной усадьбы, которую мы с сестрой даже продать не сможем. После смерти последнего отпрыска князей Оболенских она перейдет в собственность государства как памятник архитектуры. Если мы с тобой уедем жить за границу, имение останется моей родной сестре. Нет, злоумышленником тебя не назовешь. Ты предложил мне стать твоей женой до того, как узнал, кто я.
— И еще я узнал, что ты любишь совсем другого человека.
— Не надо об этом, Вячек. Речь идет о сказке. Я влюбилась не в человека, а в образ, в мечту любой девушки. Но мечта превратилась в мираж, который растаял в воздухе. Просто на сердце остался очень глубокий рубец. Вряд ли меня когда-нибудь посетит такое чувство, как любовь. Не хочу даже думать на эту тему. Миражи остаются миражами, а жизнь есть жизнь. Ты мне дорог своей добротой и любовью. Большего мне не нужно. Я буду тебе верной и преданной женой. За это ручаюсь.
— А если твой миф воскреснет?
— Исключено! Он сидит в тюрьме и даже не знает, где меня искать. Да и зачем я ему нужна? Незначительный романтический эпизод в его жизни. Я для него ничто. Вряд ли он помнит о наивной девчушке, встретившейся ему четыре года назад на шумном черноморском курорте. Прошу тебя никогда не говорить со мной о прошлом. Нам надо думать о будущем.
Она права. Можно думать, можно строить планы, но нельзя предугадать, что готовит тебе судьба на крутых виражах. Знал бы, где упадешь, соломки бы подстелил!
До дома оставалось не больше пяти километров, когда машина въехала на узкий темный мост. С противоположной стороны на сумасшедшей скорости на мост влетела встречная машина. Удар получился такой силы, что Вячеслав вылетел через лобовое стекло, словно его выбросило с помощью катапульты. Пассажир, сидевший рядом с водителем встречной машины, был выкинут на капот тем же способом. «Волгу» лихачей отбросило назад, она сбила перила моста и зависла в шести метрах от бурлящего потока, покачиваясь, будто весы.
Юлю удержала на месте рулевая колонка, выбившая ей ребра, одно из которых царапнуло по сердцу. Умерла она не сразу. Перед ее сознанием пробежала вся жизнь, сотканная из коротких эпизодов, главным из которых был тот самый ялтинский миф с голубыми глазами и завораживающим голосом. Но он совсем не походил на смерть. Он был и оставался частью ее жизни, тем, кому она раз и навсегда отдала свое сердце. Судьба решила не отдавать ее жизнь никому другому и располосовала ее сердце.
На короткое мгновенье девушка пришла в сознание и услышала мужские голоса. Они доносились издалека, будто из глубокого колодца, и эхом отдавались в ее голове.
— Забери документы у мужика. Он сдох. Подбрось их Артему, а этого скинем в воду. Они чем-то похожи. Запутаем следы. Живо, Ванька, меня всего поломало. Машину в реку, и уходим под мост. Там сваи крепкие и переборки. Менты через три-четыре минуты будут здесь. Живо!
Послышался всплеск воды.
Они произнесли имя Артем. Юля открыла глаза. Вячеслава сбрасывали в воду, а на дороге перед ее машиной лежал Артем. Она не могла ошибиться. Жизнь не позволила им воссоединиться и обрести счастье. Теперь их объединила смерть. Юля попыталась улыбнуться. Она все же нашла его. Пусть так, но они вновь рядом.
Сознание ее померкло, и голова опустилась на искореженное рулевое колесо.
* * *
Усадьба князей Оболенских располагалась в сосновом бору между Ломоносовым и Малой
Ижорой, километрах в трех от Финского залива. Тихое уютное местечко. Жила в усадьбе вдова прокурора Ленинградской области генерала Лапицкого Анна Дмитриевна Лапицкая, в девичестве Оболенская, с двумя дочерьми: двадцатичетырехлетней Юлей и восемнадцатилетней Вероникой.
Не так уж Анна Дмитриевна была стара, чтобы называться старухой, но выглядела плохо, болезнь подкосила ее, и в свои пятьдесят восемь она готовилась отойти в лучший мир. Как доктор Введенский ни ободрял ее, она знала, что жить осталось несколько месяцев, а то и недель. Вот почему она торопилась побыстрее выдать старшую дочь замуж и отправить подальше от дома, где, по ее мнению, Юлю подстерегало большое несчастье.
