Сергей Зверев - Таран
Обзор книги Сергей Зверев - Таран
Сергей Зверев
Таран
Глава 1
Централ
Пришла весна… Пригрело солнышко, растаял снег, проклюнулась первая зелень, воспрянула духом птичья мелюзга. Природа радовалась жизни, и только Тарану было не до веселья. Он тянул срок, то есть сидел в тюремной камере, а точнее – в общей «хате» на двадцать восемь рыл, где кантовалось не три, а пять десятков заключенных.
Четыре с лишним комплекта апостолов, бляха-муха! Неудивительно, что в коллективе то и дело иуды обнаруживаются. Куда же без них.
Лениво размышляя о том о сем и ни о чем конкретном, Жека Таранов по прозвищу Таран шуршал позавчерашней газетой «Вечерние вести», выданной ему на час за сигарету с фильтром.
В газете писали, что скоро экономический кризис рассосется, что все образуется, что скоро настанет жизнь совсем хорошая. Судя по фотогеничной ряшке политического деятеля, поделившегося с читателями оптимистическими прогнозами, лично у него дела обстояли очень даже неплохо. Фотографию кто-то снабдил неприличной надписью, а деятелю пририсовал свиной пятак. От этого он казался еще более цветущим и радостным. Как говорится, кому война, а кому мать родна.
За занавеской деликатно покашляли, давая понять, что Таран кому-то срочно понадобился. Хоть он находился не в поезде и никуда не ехал, собственное купе у него имелось – нижняя койка, занавешенная драной простыней с подозрительными пятнами и черными метками от сигарет. Большая привилегия для зэка, не относящегося к воровской братии. Тарану довелось немало поработать кулаками, ногами и различными предметами обихода, чтобы отстоять право на уединение.
– Кхе! – раздалось над ухом. – Кхе-кхе!
И кого принесла нелегкая?
Таран шумно задышал, притворяясь спящим. Но визитер не уходил, продолжая сопеть и топтаться рядом.
– Чего тебе? – спросил Таран, высунувшись из логова.
Перед ним стоял Бизнесмен Федька, прозванный так за маниакальную страсть что-то продавать, покупать или хотя бы обменивать по бартеру.
– Кукла есть, – заговорщицки подмигнул Федька.
«Куклой» на воровском жаргоне называлась пачка резаной бумаги, замаскированная денежными купюрами. Незаменимая вещь для жуликов всех мастей. Но Таран никогда не был жуликом.
– Я кидняком не занимаюсь, – сказал он, приготовившись задернуть простыню.
– Настоящая кукла, без бэ, – жарко задышал Федька кислыми щами.
Ноздри Тарана брезгливо сузились.
– Не девочка – в куклы играть, – отрезал он.
– С моей куколкой любой поиграть захочет, хи-хи. – От избытка чувств Федька прихрюкнул. – Ох и цаца! Надувная, слыхал про таких? Между ног две дырочки, а ротик изнутри бархатом обшит, мя-яконький. Собираюсь ее в аренду сдавать. Многие записались. Ты как?
Бизнесмен авторитетом в хате не пользовался, но воры его ценили и оберегали за умение раздобыть что угодно, начиная от мобильных телефонов и заканчивая жевательной резинкой, из которой тюремные умельцы мастерили массу полезных вещей. Бить его за деловое предложение Таран не имел права, а просто отшить Федьку ему показалось скучным. Полистав газету, он остановил выбор на странице, посвященной фоторепортажу с какой-то модной столичной тусовки. Одна из цветных фотографий изображала Катюшу Куршавель, сексапильную певичку, полусветскую львицу и особу, приближенную к сильным мира сего.
– Точно такую хочу, – заявил Таран, тыча пальцем в фото. – Сделаешь?
Бизнесмен Федька не стушевался.
– Моя кукла тоже светленькая, – обрадовался он, предвкушая выгодную сделку. – И волосики такие же распатланные. Значит, записываешься? Дырочки махонькие, непромокаемые, а…
– Что ты привязался ко мне со своими дырочками погаными, – перебил коммерсанта Таран. – Ты мне рот обеспечь, как у Катюши. – Он развернул газету, демонстрируя оскалившуюся в улыбке певицу. – Чтобы до ушей и зубастый. Тогда я твою куклу просто выкуплю с потрохами.
– Но зубастых не бывает, – опечалился Федька.
– Вот когда появятся, тогда и приходи, – сказал Таран. – Свободен. Ускорение придать?
Бизнесмену ускорение не потребовалось. Опасливо поджимая зад, он отправился искать других потенциальных заказчиков, не слишком привередливых. Таковых в камере находилось немало.
* * *Возвратив газету владельцу, Таран сел на койку, прикидывая, чем бы себя занять. В тюряге только и остается, что убивать время. Хотя на самом деле время само постепенно убивает нас, мучая и калеча.
Таран закурил, стряхивая пепел в консервную банку. Перед его глазами предстала знакомая до боли, опостылевшая до тошноты картина. Два ряда двухъярусных шконок, уходящих в душный полумрак. В проходе толчется народ, за столом-дубаком что-то перетирают подручные смотрящего, всюду развешено линялое тряпье, торчат босые ноги и головы: лохматые и стриженые, лысые или просто обритые наголо.
Чем-то напоминает забитый до отказа общий вагон, только не прицеплен этот проклятый вагон к локомотиву, и не едет он никуда, а стоит на месте… месяцами, годами, веками…
В конце длинного узкого прохода зеленеет металлическая дверь с глазком и откидным «намордником». Слева от нее вонючий дальняк за вытертым до дыр байковым одеялом. Справа – умывальник с гулкой черной раковиной. Н-да, не курорт с пальмами. Хотя гомонит народ похлеще любой обезьяньей стаи.
– Га-га-га!..
– Гы-гы-гы!..
– А то еще случай был. Я ей руку под юбку, мац-мац, а там…
– Да известно, что там. Галушка! Скользкая, теплая, в маслице, хе-хе…
– Была бы галушка, парни, так нет, – интригует слушателей рассказчик, смоля углом рта слюнявый окурок. – И не теплая, а как раз очень даже наоборот. Холодная, как мороженая селедка.
– Это как же? Умерла она, что ли, маруха твоя?
– На ходу? Нет, братан, там другое…
Таран отключил слух, машинально настраиваясь на другой базар. Истории про говяжьи вырезки, выносимые работницами мясокомбината через проходную в специальных безразмерных трусах, звучали в камере чуть ли не ежедневно. В одной из вариаций речь шла про винзавод и ворованный портвейн в полиэтиленовых емкостях. У какой-то нерасторопной девахи мешочек лопнул, ну а дальше известно что… Эх, в краю моем родном телки мочатся вином…
И снова бу-бу-бу, ду-ду-ду.
До ушей зажмурившегося Тарана донесся вкрадчивый голос Каюка, разводящего кого-то из молодого пополнения.
– Оно понятно, что ты никого не кидал, – плел сеть Каюк, – но статью-то по-любому припаяют. Сколько вменяют, страдалец?
– Полторушку, – ответил простодушный собеседник.
– Это что же за статья такая? Хулиганка?
– Я не о сроке, я о бабках. Полторы штуки зелени. Меня обвиняют, что я их присвоил, а на самом деле меня там вообще не было…
– Погоди, не части. Полторы, говоришь?
– Угу.
– И где же они? – полюбопытствовал Каюк.
Судя по тому, что в камере сделалось тише, к диалогу прислушивался не один Таран. Нечто подобное происходит в птичьей стае, когда один самец начинает поклевывать другого. Сперва не больно, чтобы не спугнуть раньше времени. Кто сказал, что ворон ворону глаз не выклюет? Вы их в тесную клетку посадите, тогда увидите.
– Так где? – нетерпеливо спросил Каюк.
– Откуда мне знать? – занервничал молодой. – Говорю же, ничего я не брал.
– Хочешь сказать, что не видел этих баксов?
– Не видел!
– Никогда? – подсек Каюк.
– Никогда, – подтвердил молодой, не чувствуя подвоха.
Таран повернулся направо, где у обшарпанной стены под высоким окошком велся этот гнилой базар. Молодого ловили на слове, а тюрьма – это такое место, где приходится отвечать за свое любое, самое пустяковое утверждение. Если ты не уверен, что разбираешься, например, какова мощность двигателя «Тойоты» определенной марки, то лучше не спорить, а помалкивать в тряпочку. И так в любом разговоре, даже самом невинном. Каждая фраза может быть воспринята буквально, и тогда держись! Сказать, что плевал на кого-то, все равно что плюнуть. Заявить, что никогда не видел денег, – нагло соврать. А за ложь и к ответу привлечь могут.
Не то чтобы Тарану было жаль лопоухого толстолобика, заглотившего наживку, но Каюк ему активно не нравился, поэтому он неохотно процедил:
– Э, молодой! За делюгу молчи. Имеешь полное право.
– А мы уже не за делюгу, – ощерился Каюк, – мы за баксы, которых Витек никогда в жизни не видел. Я ничего не путаю, Витек? Отвечаешь? Ну, повтори: я никогда в жизни не видел баксов. Громко повтори, чтобы все слыхали.
Совсем запутавшийся Витек открыл было рот.
– Ша! – произнес Таран. – Ну-ка сам повтори, Каюк. Что ты только что сказал?
Физиономия Каюка перекосилась, словно он хлебнул уксусу.
– Ну? – усилил нажим Таран. – Давай. Помнишь, что только что прочирикал? Нет? Тогда напоминаю, ты сказал, что никогда в жизни не видел баксов. Я свидетель. Сам-то ты за базар отвечаешь?
Витек, начавший что-то понимать, прикусил язык. В камере стало тихо. Нехорошая это была тишина, опасливая, выжидательная.
